По образу и подобию (СИ) - Мария Шмидт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он уходит.
Две недели… день рождения… подарок! Она должна приготовить ему подарок! Она должна подготовить подарок своему жениху.
Как это сладко звучит: «Кристиния Корвильд Тай»
Глава 14. Дневник Эринии Конерс, (3–6 июня 1958 года)
Дневник Эринии Конерс
3 июня 1958 года.
Сегодня утром меня снова ждал у Конерсов букет и карточка: «Самой прекрасной девушке обоих миров». Прости меня, Ромка.
Пациентов было много, до одиннадцати не успели принять и половину. Папа Виттио пошутил, что скоро откроет рядом еще один кабинет для приема. Или он это серьезно? Ведь я пока мало что умею. Здоровье человека — сфера тонкая, чем дольше работаю с папой Виттио, тем больше в этом убеждаюсь.
Сегодня увидела, как выглядят камни в почках, очень сложное и мало поддающееся лечению заболевание. Но сделала что могла. Потом нам с папой Виттио удалось срастить старый сложный перелом, заодно убрав выпирающие косточки рядом с большими пальцами ног. Были пациенты с несложными опухолями, были с затянувшимися воспалительными процессами. Всем удалось помочь, хоть в какой-то степени облегчив страдания. Приятно видеть благодарные улыбки. В душе шевельнулась слабая надежда, что если стану настоящим целителем, они перестанут меня бояться.
Решила не задерживаться на чай с мамой Элоей, сразу поспешила в Толидерскую Падь. И не зря. Оказалось, что ночью в поселке горел дом. К счастью, никто не погиб, но много народу получили ожоги, пока пытались потушить огонь. Пришлось провозиться до позднего вечера, и все, о чем теперь мечтаю, — упасть и уснуть.
Дневник Эринии Конерс
5 июня 1958 года.
Не знаю, правильно ли я поступаю, описывая вчерашние события. Захочу ли когда-нибудь вспоминать об этом.
Пишу только потому, что папа Виттио считает, что дневник мне поможет разобраться в себе. Возможно, когда-нибудь потом я вырву эту страницу, сожгу и пепел пущу по ветру.
Или еще что-нибудь с нею сделаю.
Правда, день от этого не изменится. И все, что случилось, уже случилось и изменению не подлежит.
* * *
Утро вчера было самым обычным. Ночью поднималась пару раз, чтобы подбросить дровишек в камин, иначе к утру в комнате было бы совсем холодно.
Поднялась рано и сразу в Толидерскую Падь. К сожалению, там оказалось все очень печально. Хозяин сгоревшего дома так и не пришел в себя. Обсудив с Тони состояние больного, предложила обратиться за помощью к папе Виттио. Тони ответил, что с удовольствием послушает мнение опытного коллеги.
Пока Тони рассказывал о состоянии пациента, папа Виттио внимательно слушал, и по его лицу я понимала, что дело совсем плохо. Потом он спросил, как я вижу больного. Но в том-то и дело, что виделось мне что-то странное. После моего пояснения папа Виттио сказал, что у этого человека почти нет шансов. Но все равно не надо сдаваться. Рассказав подробно, что именно надо делать и как, папа Виттио попросил вернуть его домой, ведь нельзя заставлять пациентов так долго ждать.
Он ушел, а мы с Тони принялись за работу.
Пока стабилизировала работу сердца, Тони подготовил новую пропитку по рецепту папы Виттио. А потом мы начали восстановление тканей. Это было очень сложно, но жизнь человека стоит того, чтобы за нее бороться. Пока я воздействовала на тонком уровне, Тони аккуратно счищал коросты и закрывал участки новой кожи стерильными повязками, пропитанными составом по новому рецепту. Восстановление продвигались слишком медленно, часам к трем не сделали и половины. Но Тони сказал, что нам надо отдохнуть.
Мы поднялись к его маме, был накрыт стол, но есть совсем не хотелось.
— Вы должны подкрепить свои силы, Эриния, — настоятельно потребовал Тони.
Но в глазах стояли сожжённые ткани человеческого тела.
Спустя примерно четверть часа мы спустились и продолжили работу. Необходимо было спешить, потому что приближалась вторая стадия, о которой предупреждал папа Виттио. Несмотря на все усилия, дыхание мужчины становилось хриплым, у него начинался жар. Восстанавливать ткани было все сложнее и сложнее, и в какой-то момент ситуация вышла из-под контроля.
Не знаю, что это было, но мне начали чудиться серые тени. Они не давали лечить, но я не собиралась сдаваться. И тогда сделалось очень холодно, появились разные звуки, которые с гудением наполнили пространство вокруг.
— Адрес, назови свой адрес.
— А ты к кому, девочка? Петровы здесь давно не живут.
— Смотрите, новенькая описалась!
Мне было очень тоскливо, хотелось закрыть уши, чтобы не слышать ничего этого, но руки не подчинялись.
— Какого сааха! — раздался прямо над ухом голос Ланаора.
И сразу стало немного теплее.
— Посмотри на меня, Эриния! — Ланаор тряс меня, и это было ужасно неприятно.
— Как вы меня все достали, — из последних сил прошептала я.
Мне хотелось, чтобы он оставил меня в покое и не мешал отдыхать, очень хотелось спать.
Но Ланаор продолжал что-то кричать прямо в ухо, при этом еще и трясти.
Поэтому пришлось проснуться.
— Пей.
Он напоил меня какой-то гадостью.
В голове немного прояснилось и я поняла, мы находимся в Башне, я лежу на своей кровати.
— Уже лучше. Ты можешь хоть немного пожить как нормальный человек? Не встревать ни во что? Тебе что, жить надоело? — кричал Ланаор, и я не помню, чтобы когда-то видела его таким злым.
— Надоело. И я не могу быть нормальным человеком, и я такая же ненормальная, как и ты. Только ты у нас хороший, а я чудовище.
— Ну что ты выдумываешь?
— Я не выдумываю.
— Ладно, хорошо. И почему ты такая упрямая, — он стал вытирать мое лицо мокрым полотенцем, — а помнишь, как ты пыталась нарисовать Торнадо?
Он стал вспоминать разные смешные случаи, которые приключились со мной в детстве, потом рассказывал что-то забавное из своего прошлого. И снова поил горьким отваром. Потом я, кажется, уснула, потому что когда открыла глаза, то оказалась уже у Конерсов, во всю светило солнце, а рядом сидел папа Виттио.
Стоило проснуться, он потрогал лоб, проверил пульс. Сказал, что старый дурак, и что больше такого не повторится. А еще велел весь день лежать. Потом примчался Ромка. Кто-то сообщил ему, и он все бросил и весь день просидел у постели. Опять рассказывал про самолеты, про новый вид топлива, который является настоящим прорывом в развитии авиации. А еще кормил меня