Имперский рубеж - Андрей Ерпылев

— Прошу прощения, — перебил генерала Еланцев. — Но я должен заметить, ваше превосходительство, что если вы намерены оскорбить меня, то пусть поручик выйдет. С глазу на глаз я готов стерпеть из ваших уст любые оскорбления, но при постороннем…

— Каков наглец, а! — беспомощно взглянул на Александра генерал, словно прося поддержки. — Ему прощения просить впору, а он… Нет, я не собираюсь вас оскорблять, поручик. И даже пугать разжалованием не буду. Во-первых, дальше некуда — разве только в солдаты, а во-вторых… Месяц, самое большее два — и вы опять вернете свои звездочки обратно, как ворачивали уже не раз.

— Постараюсь, — улыбнулся поручик. — Здесь — это дело нехитрое.

— Охотно верю… Но оставить вашу выходку без последствий не могу. Сегодня же отправляйтесь с очередной командой туда, откуда только что прибыли. В Кандагар. Выполняйте.

— Так точно, — щелкнул каблуками Еланцев. — Тем более что Кабул мне прискучил. До свидания, поручик…

— А вы, Бежецкий, стыдитесь, — принялся генерал за Сашу, сразу забыв об Еланцеве. — Сегодня же я отпишу вашему батюшке…

— Позвольте! — вспыхнул Саша. — Мы виноваты оба! Поручик оскорбил меня, но вызвал его я!

— Молодцом, поручик! — улыбнулся Герман, уже взявшийся за дверную ручку. — Я в вас не ошибся.

— Не мелите чепухи, поручик! — повысил голос Мещеряков, и юноша увидел, как на виске его запульсировала жилка. — Отправляйтесь домой и служите… А вам, Еланцев, что, нужно особое приглашение?

— Мы виноваты оба, — упрямо повторил Саша. — И наказаны должны быть оба. Или позвольте нам завершить дуэль.

Генерал молчал пару минут, наливаясь краской, а потом яростно ударил кулаком по разлетевшимся в стороны бумагам.

— Молча-а-а-ать! Хотите наказания? Вы его получите. На передовую! В дозор! Нюхните пороху, маменькин сынок! Поваляйтесь мордой в грязи, в дерьме!..

— Так точно! — вытянулся Александр.

Но генерал отчего-то взбеленился еще больше:

— Вон! Оба! И чтобы духу вашего здесь не было в течение суток.

Оставшись один в опустевшем кабинете, он несколько минут сопел, бесцельно черкая красным карандашом в какой-то ведомости, потом рассмотрел испорченный напрочь документ, повертел его так и эдак, скомкал и швырнул в мусорную корзину.

— Штабс-капитана Нейкварта, — буркнул он в мембрану телефона, морщась и потирая левую сторону груди. — Вы, штабс-капитан? Как там фельдфебель Кантонистов? Уже приступил к службе?… Хромает?… Ну, это ничего. Пришлите-ка его ко мне, Федор Карлович…

Поручики, бок о бок, но не глядя друг на друга, миновали вестибюль штаба, охраняемый уже не давешним фельдфебелем, а незнакомым прапорщиком, и вышли на улицу.

— Хорошо держались, поручик, — улыбнулся Еланцев. — Вывели-таки из себя старика! До свидания? — Он протянул Саше руку, которую тот предпочел не заметить. — Поверьте, я совсем не хотел вас обидеть, — хмыкнул Герман, убирая повисшую в воздухе руку. — Дело в том, что…

— Меня не волнуют ваши оправдания, — ледяным тоном перебил его Бежецкий. — И я совсем не склонен оправдывать вас, тем более — прощать. Оскорбление, нанесенное вами, можно смыть только кровью. Рано или поздно мы снова встретимся, и тогда…

Саша резко повернулся и направился в свою сторону, а Еланцев, минуту помедлив и пожав плечами, в свою…

11

Прожекторы воровато пробегали по скучившимся у вертолетов людям, на миг выхватывая из темноты лица, в ослепительном свете казавшиеся плоскими картонными масками с черными провалами глазниц, и мчались куда-то вдаль, чтобы через миг вернуться обратно.

— Зачем это? — пробормотал Саша, прикрывая глаза ладонью от очередного луча. — Почему нельзя наладить нормальное освещение?

Ему было не по себе: он всегда знал, что когда-нибудь этот миг наступит, готовился к нему, но расслабление последней недели свело всю готовность насмарку. По-человечески следовало проститься с Варей, хотя бы сказать, что улетает в патруль, но… Но ноги прирастали к земле при одной мысли, что женщина заплачет, будет просить остаться… Пусть узнает, когда он уже будет далеко. Или…

— Зачем? — хохотнул давешний знакомец-фельдфебель, уже без бинтов на ноге, хотя и заметно припадающий на раненую ногу. — Чтобы дура какая-нибудь с высот прилетела? Пардону просим, ваше благородие.

— Ничего-ничего, — пробормотал Бежецкий, до боли в пальцах сжимая автомат. — Когда же отлет?

— Да вот, ждем кое-кого, — откликнулся словоохотливый фельдфебель, как-то незаметно оказавшийся рядом с поручиком, которого колотила, не отпуская, нервная дрожь, почти такая же, как перед несостоявшейся дуэлью. И странное дело — Сашу это не коробило, наоборот, рядом с годившимся ему в отцы бывалым солдатом было как-то спокойно, надежно. Почти как со старым его «дядькой», дедовым денщиком Трофимычем — бессменным телохранителем и наперсником детских лет, терпеливо врачевавшим ссадины на локтях и коленках маленького Саши, выстругивающим перочинным ножиком деревянные мечи и меткие луки, учившим рубить ивовым прутом, будто саблей, головы могучим чертополоховым кустам… — Как дождемся, так и отправимся.

— По машинам, — раздался над сразу пришедшим в движение людским муравейником металлический голос. — Готовность пять минут…

Голос тут же смяло разноголосым рокотом вертолетных винтов, но команды уже были никому не нужны: люди действовали слаженно, словно все движения давным-давно были отрепетированы. В руки Александру ткнулся какой-то тяжеленный тюк, который он автоматически передал кому-то еще, еще и еще один… Сразу несколько пар рук протянулись из выхваченного на миг лучом прожектора угольно-черного провала люка, чтобы подхватить самого офицера и втащить его внутрь. Кто-то проорал что-то, показавшееся комариным писком, в самое ухо…

— Не слышу!.. — проорал в ответ Бежецкий, сам себя не слыша и ощущая лишь вибрацию, дробящую на куски череп.

Кто- то косо напялил ему на голову наушники, разом приглушившие гул винтов, ткнул пальцем клавишу интеркома, и в уши тут же ворвался шорох и писк эфира.

— Теперь слышно? — голос фельдфебеля теперь был различим четко.

— Да, да…

— Минуты две осталось, и — с богом. Вы рядом держитесь, вашбродь, если что. Я в передрягах бывал, смекну, что к чему, а вам — внове.

— Зуб как? — не к месту вспомнил Саша.

— Что? — немного растерялся фельдфебель.

— Зуб, говорю, как?

— А, зуб! — неизвестно чему обрадовался «дядька». — Нету зуба! Иннокентий Порфирьевич распорядились и дернули мне зуб напрочь. Даже не почуял, как щербатым остался. Зато теперь — порядок!

— Как вас зовут?

— Федотом Филиппычем кличут, — жизнерадостно отозвался собеседник. — Кантонистовы мы.

— Давно в армии?

— Да, почитай, четвертый десяток, — вздохнул фельдфебель. — Срочную отслужил, а домой так и не вернулся… Куда мне — кругом сирота, один как перст. Родителей еще мальцом схоронил… Царь-батюшка теперь мне за папашу, а армия — за мамашу. Вот, восьмую кампанию уже тяну. Его превосходительство, вот, попросили…

— Что попросили? — перебил его Александр, смутно о чем-то догадываясь, но ответа не получил.

Все вокруг вдруг наполнилось грохотом, озарилось красным, и офицер впервые после «посадки» различил в неверном освещении застывшие лица товарищей по вертолету.

«Неужели обстрел?…»

Услужливое воображение тут же нарисовало жуткую картину: крупнокалиберные пули пропарывают, как лист бумаги, тонкий дюраль борта, заставляя вспыхнуть сотни литров топлива, закачанного в вертолетные баки под завязку, взрыв рвет на части набитую людьми коробку, сплавляя в адском горниле воедино металл и трепещущую плоть…

— Началось, — толкнул локтем в бок окаменевшего поручика фельдфебель, и вибрирующий пол тут же качнулся вбок, повернулся, заставив внутренности скрутиться в болезненный узел, и с силой вдавился в подошвы. В крошечном иллюминаторе, как по заказу оказавшемся у самой Сашиной щеки, мелькнули далекие уже огни, слепо шарящие в темноте белесые щупальца прожекторов, и все пропало, будто заслоненное ширмой.

— Спаси, сохрани и помилуй меня, Господи, — услышал поручик чей-то едва различимый шепот и с изумлением узнал свой голос…

— Не задело, вашбродь? — Фельдфебель ужом подполз к скорчившемуся под скалой Саше.

— Нет, — оторвал тот голову от земли и попытался выглянуть из-за валуна, огромного, но кажущегося сейчас слишком маленьким: так и чудилось, что из-за камня торчат то плечо, то нога, и в следующий миг они станут мишенью для невидимого стрелка. — Все в порядке…

— Лежи! — рыкнул Филиппыч и могучей пятерней шлепнул поручика по каске, вынудив снова пригнуть голову.