Остров русалок - Лиза Си
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я снова спросила:
— А где отец? И братья?
— Братьев забрали японцы, — ответила сестра. — Их призвали в армию.
— Но они же просто мальчишки! — Или нет? Первому брату было девятнадцать, а второму семнадцать. В японской армии попадались солдаты и помоложе. — А когда их забрали? — спросила я. Если совсем недавно, вдруг получится вызволить братьев.
— Их забрали сразу же после твоего отъезда, — отозвался третий брат.
Девять месяцев назад, получается.
— Может, удастся выменять их на еду и другие вещи, которые я привезла, — сказала я, пытаясь придумать какой-то выход.
Родные ответили мне печальными взглядами. Меня охватило отчаяние.
— А от них были какие-то вести? — спросила я, пытаясь найти хоть малейшую надежду, но семья все также тоскливо смотрела на меня. — Они тут, на Чеджудо? — Это значило бы, что братьев просто подрядили на тяжелую работу.
— Мы ничего не слышали, — сказала бабушка.
Моя семья опять стала меньше, а я ничего не знала. Радость от возвращения на Чеджудо — встреча с Сан Муном, предвкушение близости дома, встреча с родными — растаяла, и внутри меня нарастала черная печаль. Но я осталась старшей в семье. Я хэнё, добытчица и опора. Через силу улыбнувшись, я попыталась поднять брату и сестре настроение.
— Они обязательно вернутся, вот увидите, — заявила я. — А пока давайте продадим часть риса, который я привезла. На эти деньги можно хоть ненадолго послать третьего брата в школу.
Сестра покачала головой:
— Это опасно. Ему только-только четырнадцать исполнилось. Японцы заберут его на постройку баррикад или пошлют воевать. Я велела ему днем сидеть в доме и прятаться.
Меня порадовала рассудительность сестры — полезное качество для хэнё. А вот с таким количеством бед трудно было смириться. Но больше всего меня расстроили даже не новости про братьев, а поведение отца: он вернулся домой пьяный сильно за полночь.
* * *
В первое мое утро дома погода выдалась просто ужасная. Остров накрыло густыми тучами. Воздух стал жарким и влажным, так что дышать было тяжело. Собирался ливень, но и он не обещал облегчения — просто к струям пота добавятся еще струи теплой воды. Весь день я внаклонку выкапывала сладкий картофель, стараясь не повредить кожицу, а потом разбирала корнеплоды на три корзины: на пропитание, для продажи на перегонную фабрику, где делали спирт, и для запасов на зиму, которые надо будет нарезать и высушить (очередное утомительное занятие). Я бы лучше ныряла.
На душе у меня было беспокойно. Не то чтобы я скучала по гудкам машин, автобусов и грузовиков, гулу заводов, консервных и перегонных фабрик. Скорее мне не хватало привычного для Чеджудо шума ветра: его заглушал рев японских самолетов, безостановочно взлетавших с трех построенных японцами авиабаз. Жужжание моторов этих хищных птиц неустанно напоминало о планах Японии относительно всего тихоокеанского региона.
Надо мной была воплощенная смерть, подо мной — земля. Рядом, как всегда, трудилась Ми Чжа, а за ней двигалась сестренка, которая не переставая болтала о парнях. Они ее интересовали еще больше, чем нас, и она то и дело спрашивала, когда же сможет выйти замуж.
— По традиции мне полагается выйти замуж первой, — сказала я, — и от твоего нытья дело не изменится. И вообще, рано тебе думать о парнях! — Потом я добавила уже мягче: — Ты хорошенькая, а если окажешься еще и работящей, бабушка наверняка легко найдет тебе жениха.
— Легко? — повторила Ми Чжа, глубоко вонзив лопату в землю, потом вытащила сладкую картофелину и аккуратно стряхнула с нее землю. — На Чеджудо осталось не так-то много мужчин, разве ты не заметила? Тут не Владивосток.
Я повторила привычные объяснения:
— Наши мужчины обычно гибли в море от тайфунов и прочих штормов. Их убивали или изгоняли монголы, а теперь…
— А теперь их забирают в армию японцы, — договорила за меня сестра. Ее так волновала собственная свадьба, что она будто забыла о судьбе собственных братьев. — Многие девушки моего возраста уже вышли замуж по договоренности, а мне никто предложений пока не присылал.
— И мне тоже, — вздохнула Ми Чжа. — Может, дело в том, что у нас нет матерей, которые нашли бы нам жениха.
У сестры заблестели глаза.
— А может, дело в том, что мы не проявили готовности делиться любовью с парнями…
— Лучше помолчи и займись делом! — Эту болтовню следовало прекратить: я слишком хорошо помнила, как сестры Кан хвастались свиданиями с парнями. Им еще повезло, что они не забеременели. Хотя, если подумать, свадьба младшей случилась слишком уж скоро после свадьбы старшей. Так, первый сын Ку Сун родился…
— Ты же знаешь, как говорится, — мечтательно продолжила сестра. — Заниматься с кем-нибудь сексом — это значит делиться с ним любовью.
Делиться любовью, да. Сестры Кан частенько рассказывали о том, как делятся с мужьями любовью, как это замечательно и как они скучают по любви, когда уезжают на заработки.
— Не уверена, что хочу замуж, — заметила Ми Чжа. — Говорят же: когда женщина выходит замуж, три дня ей достается лучшая еда, которой потом должно хватить на всю оставшуюся жизнь. Если это неправда, зачем старшие ее повторяют?
— Чего это ты сегодня такая мрачная? — спросила я. — Ты всегда мечтала о замужестве. Помнишь, мы еще обсуждали, чего мы хотим от супругов…
Она оборвала меня:
— Может, нам полагается хотеть завести мужа, но есть ли в этом что-то хорошее?
— Не понимаю, с чего ты вдруг передумала, — сказала я.
Не успела Ми Чжа ответить, как сестренка воскликнула:
— Делиться любовью — вот чем я хочу заниматься!
Я шлепнула ее по руке.
— Хватит болтать, работай как следует! Нам еще три ряда нужно пройти, прежде чем отправимся домой.
Ми Чжа и сестренка умолкли, а я продолжала думать. Нам с Ми Чжа обеим надо было замуж. Так уж полагается. Мы все время об этом думали, хоть не всегда и высказывали мысли вслух. Мне в сердце запал маловероятный кандидат —
