Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе - Тони Рейнольдс

— Боевая дубинка с тяжелым набалдашником! — воскликнул он. — Последнее недостающее звено в цепи доказательств.

Доктор Смит сообщил официальным тоном:

— Инспектор, я могу засвидетельствовать, что это лицо — моя бывшая пациентка, миссис Дороти Шарп из Хайгейт-Уэст-Хилл.

Лестрейд кивнул констеблю, и тот, вынув блокнот и карандаш, старательно записал эти слова.

— Благодарю вас, доктор, — сказал Лестрейд, за тем обратился к сторожу: — Мы также получили ордер на эксгумацию тела, погребенного в могиле миссис Шарп, который я покажу вам у себя в участке. Попрошу вас позвать пару могильщиков, чтобы выкопать гроб и поместить его открытым в церкви, пока мы найдем кого-нибудь для опознания трупа. Несомненно, мистер Холмс прав и мы обнаружим, что это леди Джейн. В таком случае мы обратимся к коронеру с просьбой возобновить оба дознания.

— Возобновить дознания! — в ужасе воскликнул мистер Гальен. — Джентльмен, я настаиваю, чтобы вы воздержались от поспешных шагов. Все это будет весьма неприятно для его светлости. С телом его родственницы обошлись неподобающим образом. Это тяжкое испытание для его утонченных чувств. Я должен просить, чтобы дело хранилось в глубокой тайне. — Ему с трудом удалось взять себя в руки. — Министр иностранных дел, сэр Спенсер Уолпол, или старший сотрудник его штата свяжется с вами, инспектор, завтра ранним утром, чтобы обсудить, как вести это дело. Будьте так любезны ничего не предпринимать, пока с вами не побеседуют. Мистер Холмс, полагаю, я должен отдать должное вашей проницательности, но, честное слово, лучше оставить все как есть. Не сомневаюсь, что его светлость пожелает щедро вознаградить ваши труды. Однако крайне важно, чтобы и малейший слух об этом скандальном происшествии не просочился в прессу.

Холмс отвесил ему мрачный поклон:

— Сэр, я живу ради своей работы. Мне ни к чему известность, которую я приобрел благодаря Уотсону, и со своей стороны я охотно присоединяюсь к вашей просьбе. Пожалуй, для вас большая удача, что Шарп мертв, ибо ни одному человеку нельзя отказать в праве на справедливый суд.

Лестрейду явно не понравилось подобное вмешательство, но Гальен настоял на своем, и я не увидел упоминаний этой истории в газетах. Вне всякого сомнения, дознание проводилось, но в кабинете судьи, а не на открытом судебном заседании, и документы отправились на секретные полки государственных архивов в Кью. Таким образом, я оставляю до будущих времен рассказ об этом самом зловещем из всех преступлений, распутанных Холмсом.

Дело о пропавших рубинах

Как-то утром в конце 1893 года мы сидели с Холмсом за завтраком. В ту зиму было необычайно холодно. Из окна гостиной было видно, как выпавший за ночь снежок превращается в черную слякоть под ногами пешеходов и колесами экипажей. Небо затянуло тучами, воздух был холодный и влажный, и все это производило на меня гнетущее впечатление. Миссис Хадсон уже принесла почту, и мы оба не смогли отказать себе в удовольствии почитать за едой.

— Тут интересное письмо, Уотсон, — сказал мои друг. — От одного из моих йоркширских кузенов. Меня и моего брата Майкрофта приглашают провести Рождество в Уэст-Райдинге. Видно, кузен и его жена пожалели двух старых холостяков.

— И вы примете приглашение?

— Честное слово, думаю, что непременно приму! При всей моей любви к Лондону, он не слишком хорош в это время года. Короткие каникулы за городом будут мне полезны, и я вернусь в Новый год обновленным.

Конечно, я постарался скрыть свои чувства, но у меня стало тяжело на сердце. За неимением друзей, которым я мог бы навязаться в праздничное время, в отсутствие Холмса я волей-неволей принужден буду встречать Рождество в одиночестве.

— Надеюсь, вы поедете со мной, Уотсон? — спросил Холмс.

— Я? Но я же не член вашей семьи, Холмс. Я не могу напрашиваться к вашим родственникам.

— Вздор! У себя в Йоркшире они видят так мало новых лиц, что всегда очень рады гостям. Они будут часами сидеть как завороженные, слушая ваши истории о жизни в столице. Конечно, для вас найдется место. У них большой дом, и кроме слуг с ними живет только их маленький сын.

— Ну что же, будет восхитительно провести Рождество за городом. Быть может, если бы вы так деликатно затронули этот вопрос, чтобы у них был шанс отказать, я бы согласился.

— Я пошлю им телеграмму, когда мы закончим завтрак. К сожалению, телеграмма оставляет мало места для тонкости и деликатности, но я сделаю все, что смогу!

Вот так и вышло, что за несколько дней до Рождества мы с Холмсом сели на поезд на вокзале Сент-Панкрас. Путешествуя с удобствами, мы через несколько часов прибыли в деревню Клапэм на живописной возвышенности Йоркшир-Дейлз.

Перед маленьким вокзалом нас уже ожидала двуколка. Кучер, жизнерадостный и краснолицый, назвавшийся Послетуэйтом, хлестнул лошадь, и мы пустились в путь бодрой рысью. В этих северных краях было, конечно, гораздо холоднее, чем в Лондоне, и все вокруг покрывала толстая снежная пелена. Я с удовольствием озирал окрестности. На склоне холма простирались поля, обнесенные стенами из камней, сложенными без раствора; за ними высились крутые утесы; кое-где виднелись группы деревьев. Эта картина вносила умиротворение в душу того, кто проводит слишком много времени в лабиринте бесконечных улиц нашей великой столицы.

Спустя час дорога круто пошла в гору. Над нами неясно вырисовывалась гора, с одной стороны отвесная, с другой же более плавно спускавшаяся к западу. Ее темная громада напоминала большого зверя, который разлегся и чутко дремлет.

— Что это за гора, Послетуэйт? — спросил я.

— Пенигент, сэр, один из Трех Пиков. Вы сможете рассмотреть ее из окна дома: оттуда ее хорошо видно.

Вскоре мы свернули с дороги и, проехав между двумя каменными воротными столбами, покатили по подъездной аллее к дому — большому загородному особняку, возведенному лет пятьдесят назад одним из великих баронов, наживших состояние на шерсти. Построили его, как и самые скромные здешние коттеджи, из известняка, имеющего по большей части темно-желтый оттенок.

Семья вышла нас встречать. Кузен Холмса Джон Парсонс, высокий мужчина крепкого сложения, долго тряс его руку.

— Добро пожаловать в Йоркшир, доктор Уотсон! — обратился он ко мне очень приветливо, обмениваясь со мной рукопожатием.

Затем меня представили его жене, молодой очаровательной женщине, и познакомили с их сыном Кристофером, крепеньким малышом лет трех. Несмотря на столь юный возраст, он не цеплялся за юбку матери, а смело подошел к нам и с серьезным видом позволил пожать свою ручку.

Отдав слуге наши пальто и трости, мы с Холмсом вместе со всеми прошли в просторную гостиную, чтобы выпить весьма желанную чашку кофе. Там нас представили Родерику Кили, брату миссис Парсонс, который также приехал на Рождество. Он поднялся, пробормотав подходящие к случаю слова. Я заметил, что брат не похож на сестру: он — темноволосый и мрачный, она — блондинка с жизнерадостным нравом.

— Есть вести от Майкрофта? — осведомился Холмс.

— Мы получили от него телеграмму сегодня утром, — ответил Джон. — Он рассчитывает прибыть к нам завтра перед ленчем.

— Превосходно! Он сможет отправиться с нами на прогулку завтра днем.

Эти слова вызвали бурный взрыв общего веселья: Майкрофт славился своей ленью и тучностью.

Нас провели в соседнюю комнату, из окна которой, как и говорил Послетуэйт, открывался превосходный вид на гору Пенигент. Я уже предвкушал бодрящую прогулку по заснеженным тропинкам — неважно, будет ли меня сопровождать Майкрофт.

Обед, поданный в тот вечер, был простой сельской трапезой, но вкусной и обильной. Снисходительные родители позволили Кристоферу сидеть за столом с нами, и он восседал на высоком стульчике рядом с матерью. С нами также обедала его няня, мисс Бэк, очень хорошенькая девушка лет двадцати. Она была родом из Илкли, но в речи ее почти не замечалось местного акцента. Должен признаться, что ее правильные черты и прекрасный цвет лица произвели на меня благоприятное впечатление.

Миссис Парсонс вышла к обеду в длинном платье кофейного цвета, отделанном кружевами, и великолепном ожерелье. Это были рубины, но ограненные как изумруды — продолговатые, со скошенными углами, в легкой, изящной золотой оправе. Весьма элегантное украшение. Я сделал хозяйке дома комплимент по поводу ее ожерелья.

— Вы слишком добры, доктор Уотсон, — ответила она. — Вам может показаться, что оно слишком роскошно для семейного обеда, но у нас здесь так мало шансов продемонстрировать свои драгоценности. Иногда мы бываем на балах в Лидсе или Ланкастере, но они так далеко, что мы туда редко выбираемся. Поэтому я пользуюсь случаем, когда у нас гости.

— Развлечения, конечно, важны для такой молодой особы, как вы, но что касается меня, то я бы с удовольствием поселился в ваших краях. Мне здесь так уютно и спокойно, что я с ужасом думаю о возвращении в многолюдный Лондон с его суетой. Я бы завел себе тут практику, но у всех здешних жителей такое цветущее здоровье, что я умер бы с голоду!