Предатель - Эль Кеннеди

в десятом, потому что папе дали новую работу, и пришлось переехать. Но где-то в середине девятого на меня снизошло мое личное религиозное озарение. Иронично, но католическая школа там была совершенно ни при чем.

Со смехом ставлю поднос на стол и сажусь.

– Я просто поняла, что могу либо всю оставшуюся жизнь прятаться и позволять им меня позорить, или могу обернуть все это внимание против них самих. Стать таким бревном в глазу, что им станет страшно на меня смотреть. Лучшая защита – это нападение, Тресскотт.

– Я бы сказала, у тебя неплохо получается.

– Еще как. И знаешь что? С тех пор как я реально перестала париться, что обо мне подумают, я гораздо сильнее начала нравиться сама себе. Даже можно сказать, что я себя полюбила.

Начинаю понимать, о чем она. Когда берешь сюжет в свои руки, к тебе переходит настоящая власть. Так что, когда Энзли разворачивается от очереди с подносом в руках и смотрит на меня, я смотрю на нее в ответ.

– Полюбуйтесь на столик фриков. – Заносчиво улыбаясь, Энзли подходит к нам вместе с Бри. Но ее голос немного дрожит. Ее напрягает мой прямой взгляд. И хорошо. – Будете набивать друг другу парные татуировки швейными иглами после уроков?

– Фу, – стонет Бри. – Так, типа, и конъюнктивит можно заработать.

Энзли удается рассмешить девочек за соседним столом, но смех выходит сдавленным, неуверенным и затихает от одного только взгляда Жасмин.

– Мы бы и вас пригласили, – сочувствующе говорю я, – но ты же тогда опоздаешь на соревнования по членоглотанию.

Чуть вздрагиваю, когда в ответ до меня доносится смех со всей столовой. Вилки замерли над тарелками, взметнулись телефоны. В голову бьет опьяняющая волна эндорфинов, и мне все это нравится куда сильнее, чем должно.

– Чего? – Бри дуется на Энзли. – Ты же сказала, ты на диете.

– Это кето, – говорит Жас, прикусив губу, чтобы не смеяться.

Чуть было не фыркаю.

– Кстати, о членах, Кейси, много кому отсосала, пока сидела в психушке? – От ответа Энзли в помещении повисает тишина.

– Только одному, – говорю я. – Когда твой папа заходил.

– Какого черта, тупая ты сука!

Энзли пытается ударить меня подносом, но я уворачиваюсь, и ее картошка с салатом рассыпается по полу. Воспользовавшись шансом, мы с Жас сбегаем из-под шквала вспышек камер и всеобщего шума. Вылетаем в коридор, задыхаясь от хохота.

– Вот это было весело, – говорит Жас, когда мы тормозим возле наших шкафчиков. – Завтра повторим?

Я все еще хихикаю.

– Мне кажется, она хотела мне врезать.

– Простишь мне, если я скажу, что это было бы даже забавно?

Пожимаю плечами. Никогда раньше не дралась. Фенн говорил о боях в Сэндовере, и мне всегда было интересно, каково это – вмазать кому-нибудь.

Словно почувствовав, что я о нем думаю, в кармане жужжит телефон. Опять пишет мне весь день.

– Что с лицом? – спрашивает Жас.

– Ничего.

– Кто там тебе пишет? Тот парень все еще?

– Ага.

– И тебе все еще пофиг?

– Абсолютно.

* * *

Когда я прихожу на шестой урок, то даже не успеваю сесть за парту, как меня отправляют в кабинет директрисы. Несколько минут спустя я смотрю в строгие глаза преподобной Матери, которая показывает узловатым пальцем:

– Садитесь, мисс Тресскотт.

В ее скромном, тусклом офисе только два стула. Судя по виду, их вытащили из мусорки при какой-то тюрьме. Ее стол заполняет собой все пространство, словно его вырезали из цельного пня древнего красного дерева. Приглушенный свет играет с тенями на морщинах ее строгого бледного лица.

Усевшись на один из неудобных стульев, я жду, пока она устроится за столом.

– Большое упущение, что мы не пообщались раньше, – начинает она, даже не пытаясь изобразить дружелюбие. Преподобная внушает опасение, и ее это полностью устраивает. – Как вы устроились в школе Святого Винсента?

Мне должно быть страшно, но почему-то вопрос звучит смешно.

«Да, преподобная, все замечательно. После двух месяцев непрекращающихся издевок я наконец-то завела подругу».

Вместо этого я говорю:

– Нормально.

– Вы уверены? Я тоже так считала, поскольку никто из учителей не докладывал о каких-либо проблемах. Но теперь сестры обеспокоены, что вы начинаете нарушать спокойствие в классе.

– Странно. Еще неделю назад я бы сказала, что я с начала семестра не произнесла и десяти слов.

Хватает же наглости свалить все на меня, когда Энзли и ее подражатели всегда идут на конфликт первыми. Что мне надо было с этим делать, выйти в окно?

– Сестра Катерина сообщила мне о разговоре между вами и еще двумя студентками на уроке на прошлой неделе. И я слышала о происшествии в столовой сегодня на обеде. В обоих случаях была применена недопустимая лексика.

Чтоб меня.

– Чисто для справки, – спокойно говорю я, – ругательствами раскидывалась Энзли.

Не помню, назвала ли я ее стервой вслух или мысленно, так что это мы опустим.

– Возможно, у вас сложилось впечатление, что религиозные женщины слабы, мисс Тресскотт, но я уверяю вас, что сестры здесь совсем не хрупки. И мы не терпим непослушания. Если продолжите в том же духе, мы встретимся снова. Поверьте, вы этого не хотите.

Саркастически смеюсь.

– Так значит, Энзли может продолжать меня задирать, а мне просто заткнуться и терпеть, так, что ли? Такие тут правила?

– Если не желаете, чтобы я позвонила вашему отцу, – безэмоционально говорит преподобная Мать, – то советую обдумать наш разговор и вернуться в класс.

И я иду обратно на урок. Там я варюсь остаток часа, пытаясь понять, почему задира выходит сухой из воды, а ее жертве прилетает за то, что она постояла за себя. После звонка иду к шкафчику, где меня уже подстерегает Слоан. Даже не успеваю взять учебники для шестого урока, как она выскакивает из засады, как гепард, и вцепляется в мою лодыжку.

– Тебя вызывали к директрисе? – требовательно спрашивает она со знакомым натянутым тоном досады, который ей достался по наследству от папы. – Я слышала, как какие-то девки шептались.

– И что?

– «И что»? Какого черта, Кейси?

Захлопываю шкафчик и иду прочь, но она меня преследует.

– Ты что, развалишься, если немного займешься своей жизнью вместо того, чтобы жить моей? – раздраженно вздыхаю я.

Она сверкает глазами.

– Ну все, знаешь что? Ты последнее время ведешь себя как та еще коза, и меня это достало. Что с тобой не так?

– Боже мой, Слоан. Ты не мама, и мне не нужен хранитель. Я в порядке. И не жди меня сегодня после школы, Жасмин до дома подбросит.

Прежде, чем она успевает меня остановить, я ныряю в класс и захлопываю дверь у