Воспитанник орков. Книга вторая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Данут подошел ближе и, с трудом отодвинув один из листов брони, принялся доставать Буча. Раза два падал, лишаясь сил и сознания, но, наконец-таки сумел вытащить грузное тело и уложить его прямо на камни.

Буч, слава Единому, был жив, хоть и без сознания. Только голова у старого орка покрыта запекшейся кровью, а правая нога болталась, словно тряпка. С трудом ухватив бывшего наставника под мышки, Данут поволок его к воде. Тащил, раздирая спину старика о камни, сам падал, а один раз даже потерял сознание. Но все-таки, ценой невероятных усилий, подтащил Буча к луже и упал. Отлежавшись, воспитанник орков напился сам, лакая из лужи, словно собака, а потом принялся поливать на лицо старого воина, набирая воду пригоршнями, смачивая ему разбитую голову, губы, одежду.

Наконец-таки Буч застонал, открыл глаза, а его губы зашевелились в невнятном шепоте. Данут, приблизив голову к губам старика, услышал.

— Зачем?

— Что, зачем? — переспросил парень, не понимая, что хочет сказать старый воин.

— Зачем спасаешь? Я уже видел ...

Не досказав, что он видел, Буч опять потерял сознание.

Данут прислушался к его дыханию. Живой. Пока дышит. Ладно, пусть пока полежит. Улегся рядом, закрыл глаза и, погрузился не то в сон, не то в состояние, между обмороком и сном.

Сколько он так пролежал, Данут сказать не мог. Время, которое прежде парень мог определить с точностью до минуты, куда-то пропало, ушло или затерялось. Но когда он открыл глаза, то была уже ночь. Не то ночь, следующая за предыдущим днем, не то еще какая-то. И какая теперь разница?

Луна куда-то пропала, зато хорошо были видны звезды. Множество звезд, которые время от времени подмигивали друг другу, а заодно и путникам, оказавшимся без крыши над головой.

— Очнулся? — услышал он голос Буча.

— Ага, — отозвался парень, продолжая рассматривать звезды. Красивые! Но все испортил голос наставника.

Старый орк, оказывается, уже очнулся, сползал к луже, напился, а теперь пытался положить ровно сломанную ногу. Данут даже боялся представить — как ему больно!

— Если можешь ходить, то вставай, — приказал Буч. — Разлеживаться некогда. Для начала костер разведи, хотя бы маленький, а потом из кабины мой мешок притащи.

Сухого хвороста под рукой не было, топора, чтобы нарубить дров, тоже. Данут, как сумел, наломал веток, надрал коры. Да, а чем огонь развести, если его собственное огниво в мешке, а мешок, невесть где? А в мешке еще что-то было, что-то такое ценное и важное. Но вспомнить, что именно, мешала боль, время от времени возвращающаяся и, бьющая то по вискам, то по затылку с силой кузнечного молота.

Мешок Буча отыскался сразу. Он, как и его хозяин, висел, зацепившись за кресло. Кроме мешка, Данут прихватил еще котелок, оказавшийся почему-то в кабине, а не в кузове. Очень удачно.

Пока парень искал мешок, Буч умудрился разжечь костер. Видимо, огниво у него с собой. Когда вода закипела, старик, помогая себе зубами, развязал мешок и вытащил деревянную коробку. Сняв крышку, вытащил мешочек и, высыпал его содержимое в кипяток.

— В воду поставь.

Когда лекарство остыло, Буч выпил половину и протянул котелок Дануту.

Данут попробовал, скривился, пытаясь определить, что ж тут такое? Горечь осиновой коры вперемешку с запахом прелых портянок и солью! Мужественно осилив лекарство, вымолвил:

— Гадость неимоверная!

— От свернутых мозгов — самое то, — усмехнулся Буч. — А теперь ложись. Надо часок полежать.

Данут улегся, пожалев, что не выпил воды, чтобы перебить послевкусие. Но вставать и идти к луже не хотелось. Решил, что горечь пройдет сама. И она действительно прошла, вместе с головной болью.

После того, как ушла боль в мозгах, пришла боль в остальных частях тела, но на это можно уже не обращать внимания.

— Не спишь? — повернулся парень к наставнику. Рассмотрев, что старик не спит, спросил: — Ты о чем пытался сказать? Что-то такое — зачем я тебя спасал?

— Ну-у. Мне же уже предвиделось, что я в чертоги Оркуса вхожу. Вокруг — красота такая! А меня уже Эксвус встречает, спрашивает — ты последнюю песню спел? Если нет, то ничего страшного, сейчас вместе споем. И только я петь собрался, как на морду холодная вода потекла. Не дал мне помереть спокойно, сам виноват, теперь будешь со мной возиться. Еще не раз пожалеешь, небось. Умер бы старый Буч, так и тебе спокойнее.

— Я с тобой с мертвым возиться не захотел, — отозвался Данут. — Тебя же сжигать положено. Как помнится, чтобы покойника сжечь, целых сто стоунов дров понадобится. Это сколько на тебя сосен уйдет? А у меня и так башка ходуном ходит. Мне сейчас и одно-то дерево не срубить. Нет уж, думаю, пусть живет.

— Вот ведь, бестолочь, всему-то тебя учить надо! Мог бы газолин из канистры влить, в баках что-то осталось. Мог бы мне такой кострище устроить, что все покойники на том свете обзавидуются!

— Договорились, — покладисто согласился воспитанник орков. — В следующий раз, когда помирать соберешься, так и сделаю спасать — не стану, газолином оболью и сожгу.

Буч с Данутом посмотрели друг на друга и принялись хохотать. Дохохотали до того, что вернулась головная боль.

Пришлось какое-то время полежать, унимая головокружение. Неожиданно, старый орк нашел в темноте ладонь Данута и, крепко пожал его руку. Парень слегка удивился — у орков не принято говорить спасибо за спасение своей жизни, равно как ждать благодарности за спасение чужой. Сегодня я тебя спас, завтра ты меня. Это нормально.

—Что за штука у тебя была? — поинтересовался Буч. — Шандарахнуло, словно «потаенным огнем» из катапульты запустили!

— Гворны мне одну штуку подарили, когда я в Тангейн пошел. Сказали — на крайний случай тебе. А что там такое — даже гадать не берусь.

— Гворны? Ну, я так и подумал, — проворчал старый орк. — Эти маленькие засранцы вечно что-нибудь напридумывают. Они бы тебе еще объяснили, с какого расстояния этой штукой пользоваться можно. Нам, дуракам, повезло, что живы остались, хоть и под отдачу попали.

— Они объясняли, — заступился за гномов Данут. — Сказали, чтобы не ближе, чем с двухсот ярдов палил. Я-то думал, что на море эту штуку испробую, на норгских галерах.

Буч не стал упрекать парня за то, что тот выстрелил ярдов с двадцати и само собой, что они попали и под отдачу, и под взрывную волну, перевернувшую броневик. Выбора-то у него все равно не было. Предъявлять претензию за то, что не схватился за оружие гномов раньше, тоже не стал.

— Эксвус счастливчик, — вздохнул Буч, уставясь в звездное небо.

— Счастливчик? — приподнялся на локтях воспитанник орков.

— Ну да. Он о встрече с этой тварюгой лет сорок мечтал. Хотел, если не за друзей отомстить, так хоть в бою умереть.

— Эксвус был в легионе, который тварь съела? — догадался Данут.

— Он был его командиром.

Дальше можно было не спрашивать. Если Эксвус был командиром легиона, то именно он отдавал приказ о заслоне, посылая на верную смерть своих подчиненных, среди которых, наверняка были и его родственники и друзья. Впрочем, какая разница? Все те, кем он пожертвовал, были ЕГО людьми.

Утром Данут проснулся, испытывая голод. Голод — это хорошо. Если хочется есть, значит дело пошло на поправку! В мешке у Буча оказалась крупа (пшенка!) и сухари. Но для начала старый орк заставил парня вскипятить воды и снова напоил его каким-то лекарством. Вкус уже не такой противный, как вчера, но все равно, пить неприятно. Буч ничего не говорил, но Данут сделал себе очередную «зарубку» в памяти. Впредь, помимо карты иметь при себе лекарства! А у него лишь рубашки (порой, не очень-то чистые), что можно пустить на бинты. Надо брать что-нибудь от головной боли, да и от расстройства желудка бы не помешало. Он-то привык надеяться на черемуховую кору, но черемуха встречается не везде. Впрочем, лучше посоветоваться с Бучем.

Перекусив, Данут пошел к броневику, возле которого уже шевелилась разная лесная мелочь — птицы бодро расклевывали мешок с крупой, заботливо уложенный Слети, а целый выводок крыс растаскивал сухари. Спасти что-нибудь из продуктов нечего было и думать.