Сувенир для бога - Павел Парфин

- Золотой-золотой и пышущей жаром, как молодое солнце. Река, похожая на спасительную лаву.

- Откуда ты знаешь? - удивился Дьяченко.

- Мы будем на той реке, - с твердой уверенностью произнесла Амелиска. - Звен спасет нас.

- Боже, ведь это слова Виораха! - человек едва не упал, споткнувшись об обломок стены. Амелиска с недоумением уставилась на Дьяченко.

- Конечно, мы будем там. А как же! - весело рявкнул Владомир, мгновенно разрядив возникшую паузу. - Но прежде мы завалим того засранца. Накинемся всем скопом - и кончим его!

- Ты с нами? - не спуская с Вальки глаз, строго спросила девушка. Дьяченко растерялся. Но, увидев, какой любовью, каким теплом проникнут ее взгляд, как мягок овал ее губ, задавших столь суровый вопрос, он вновь испытал позабытое чувство коллективной близости и родства. Будто, как встарь, над его головой плещет победоносный кумач, плечом к плечу они шагают вперед, путь незатейлив, а в душе свежо и просторно, в ней нет ничего, кроме беззаботной радости и почти детской уверенности, что так будет всегда...

Дьяченко огляделся: кругом шли существа, о происхождении большинства которых он не имел ни малейшего представления. Но все они - Валька чувствовал кожей, верил сердцем - охвачены, объединены тем знакомым бесшабашным порывом, о котором сейчас он с такой теплотой вспоминал. Он протянул одну руку Владомиру, другую - девушке. Амелиска осторожно коснулась его ладони тонкими пальцами.

- То-то же, парень! - гаркнул, довольный, здоровяк-отрок. - А это тебе. Чтобы было чем заняться в бою.

С этими словами Владомир вручил Дьяченко меч, маленький и изящный, как Валькино представление о душе - маленькой и изящной.

Безобразные куски плоти, резаные, оторванные конечности, точно щепки, летели в стороны из-под сурового топора бога Корэ-ке. У бога была черная свиная голова с печатью бессмертия вместо звериного рыльца. Он беспрерывно издавал ужасные чавкающие звуки, похожие на простуженный рык, и налево-направо мочил несчастных спасателей душ. Корэ-ке на лету глотал их кровь, подобно тому, как маг глотает живой огонь. Кровь кротко хлестала из сотен ран, добровольно опустошая растерзанные тела, словно речь шла о массовом самоубийстве, а не о битве с титаном. Бог был могуч, как и подобает богу, рожденному из темных суеверий и пороков людей. Теперь спасатели душ дружно расплачивались за чужие грехи. Точно муравьи, ополчились против Корэ-ке, отчаянно обложили его со всех сторон. Клещами вгрызались в его каменную плоть, травили, как ядом, неуемной ненавистью, а сами питались едва различимой, эфирной надеждой. Одни находили в черном мясе бога славу и силу, другие - гибель и забвение, третьи - просто и тупо выполняли свой долг.

Кровавые куски плоти еще летели из-под громадного топора Корэ-ке, но уже ощущалась усталость и безразличие в точных, выверенных движениях бога. Ряды бесстрашных воинов ежеминутно обновлялись - редели, неся большие потери, и немедленно пополнялись свежими силами, непрерывно прибывавшими с трех сторон. Сквозь гущу спасателей Дьяченко пробился к чудовищу, не долго думая, запрыгнул на громадную, будто слоновья тумба, ногу бога. Цепляясь за косматую шерсть, начал отчаянное восхождение к голове Корэ-ке, почему-то именно там надеясь отыскать его ахиллесову пяту. Шесть раз бог пытался избавиться от человека, точно от назойливой блохи. В последний раз - когда Дьяченко вскарабкался ему на плечо. Обе руки бога были заняты топором, чудовищу не оставалось ничего другого, как схватить человека зубами. Корэ-ке уже наклонил было к плечу голову, нацелившись кабаньим оскалом в Валькину шею, клацнул вхолостую клыками - Дьяченко трижды успел попрощаться с жизнью... Когда вдруг очередной натиск спасателей отвлек чудовище от близкой жертвы, вынудил самого защищаться. Но разве это соперники! Корэ-ке с легкостью отбивал удары, доставлявшие ему хлопот не больше, чем человеку укусы комара. Остановив атаку, бог издал торжествующий рык и бросился в контрнаступление. Его топор опять не знал ни устали, ни пощады, его топор - кусок заточенного железа... Корэ-ке загнал в тесный тупик десятка три спасателей, сломленных и смертельно уставших, готовился устроить кровавый пир, но как раз в этот момент Дьяченко завершил свое восхождение. Целым и невредимым он наконец проник в самую что ни на есть дремучую пещеру: через рваные, поросшие щетиной ноздри бога Валька пробрался в его носоглотку. Впотьмах орудуя коротким мечом, в считанные минуты человек искромсал алое нежное будущее Корэ-ке. Почувствовав внезапную резь в носу, бог неосторожно втянул свиным рыльцем воздух, а вместе с ним - бившую из раны кровь. Вдохнул и захлебнулся. Бог умер так же стремительно, как возник из безымянного лукра.

Вымазанный в крови и слизи, Дьяченко не сразу выбрался из головы поверженного им бога. Толпа ликовала, бурно торжествуя победу. Восторгу Амелиски не было предела! Она бросилась Вальке на грудь, боднула молодыми рогами, жадно обвила его шею, прильнула к губам, на которых густо запеклась чужая кровь - кровь чужого бога, и что-то без конца лепетала, несла счастливую чушь. Здоровяк Владомир, дурачась, подхватил их обоих на руки и, визжащих, резвящихся, понес в сторону золотой реки. Спасатели душ расступались перед отроком, пропуская его вперед. Отовсюду тянулся лес рук, лап, совершенно несуразных конечностей. Выходцы из самых разных миров, представители всех известных и неизвестных Дьяченко рас наперебой спешили коснуться его, точно он обладал каким-то необыкновенным животворным началом или, что еще невероятней, оказался вдруг долгожданным мессией. Точно он единственный явился в Юфилодор спасти их всех, спасти души дионисов и души иных разноплеменных созданий, подобно людям, благословенных Богом, отмеченных любовью Его. В эти минуты Дьяченко испытал безграничное счастье, какого не знал никогда. В душе его быстро крепла уверенность, что скоро они выйдут к золотой реке, неведомому Звену, а на берегу ждет их Бог.

*21*

Подобно городской окраине, лабиринт становился все пустынней, запущенней. Там, где сейчас проходило войско спасателей, не попадались больше опустевшие лукры, не было видно следов боев и разрушений. Невооруженным глазом заметно было: жизнь и смерть обходили эти места. Невостребованный, преданный забвению лабиринт вырождался.

Наконец последний проход вывел их в никуда. В первый момент у Дьяченко захватило дыхание. Насколько хватало глаз, впереди простерлась неприветливая пустыня. Или то степь, поросшая низкорослой, мягкой, как мох, щетиной, легла под ногами.

Они остановились на получасовой привал. Всем нужен был отдых и пища. Голод утоляли невзрачными на вид, но вполне съедобными, сладкими на вкус корешками. Спасатели душ с рыбьими головами выковыривали удивительную пищу из своих жабр. Заметив, как поначалу растерялся Дьяченко, противясь класть в рот такой корешок, Владомир по обыкновению своему подбодрил человека: