Драконы - Джонатан Стрэн

Затем я отвернулся от мачехи и по ведущей вниз с утеса к морю тропе побрел на своих четырех лапах к дубу, который она велела мне охранять. Сзади за мной волочился остроконечный хвост.

Мачеха рассмеялась.

— Хороший мальчик! — крикнула она.

Я даже не обернулся.

Я расположился у подножия дерева, обвив толстый ствол новым, длинным телом. Дуб спел мне успокаивающую приветственную песнь, и хотя слов я не понял, но общий настрой оценил.

Сверху доносился какой-то запах. Я чуял: пахнет корицей. Где-то в кроне дерева пряталось нечто принадлежащее мачехе.

Землю вокруг дуба усыпали желуди. В бытность мальчиком я их не ел, но теперь я так проголодался, что решил попробовать. Я набрал целую пасть маленьких твердых плодов и сразу понял, что для драконьих зубов такая пища не годится, но все же один разгрыз. Во рту стало горько. Из горла пыхнуло пламя и изжарило желуди прямо на языке, и тогда — ах! — тогда они распались на две половинки и стали гораздо вкуснее: немного напоминали овсянку и печеные каштаны. Много я собрал желудей, поджарил и съел, а потом снова свернулся у подножия дерева.

Ночь выдалась стылая, но холода я не чувствовал, а понял это потому, что с каждым выдохом из ноздрей вырывался пар. Я заснул еще до восхода луны.

Наутро я почувствовал, что окоченел от холода — не потому, что замерз, скорее, тело мое начало превращаться в камень. Я принялся разминать мышцы, которые самому мне были незнакомы. Сколько у меня ребер? И вот хвост, например, работает, но как это происходит? Как я могу заставить его шевелиться? Больше ли у меня теперь суставов в пальцах? Как вышло так, что мышцы вокруг носа заставляют шевелиться новые для меня усы? Пока я двигался и потягивался, на опушке леса показались люди.

— Эй! — окрикнул я их. Кто это там? Сын пекаря Фон? И дочь мельника Кики? — Фон, Кики! — позвал я. — Э-ге-гей!

Только из горла у меня вместо слов вырвались столб пламени и рычание.

Фон и Кики взвизгнули и убежали.

Бог ты мой!

Но я, по крайней мере, согрелся. Я потянулся, пошевелился и пыхнул пламенем. В животе стало тепло, и все мышцы заработали, словно заново смазанные.

В утробе моей урчало, из пасти вырывались маленькие языки пламени. Я поискал на земле желуди и понял, что вчера вечером съел почти все. Пришлось отправиться на поиски пищи.

Рядом с дубом был невысокий утес, нависший прямо над океаном. Всего лишь в десяти футах внизу о его подножие бились волны. Там было очень мелко и совсем нечего есть. Пришлось наведаться в лес.

Там тоже росли дубы. Я покинул свой пост и неторопливо побрел туда. Набрал целую пасть желудей, поджарил, разгрыз и проглотил. Когда я подошел к кусту, из-под него выскочил заяц, а я от удивления разинул пасть и полыхнул огнем. Ох, как хорош аромат жареной зайчатины! Очень аппетитный. Я подбежал к готовому блюду и тут же его умял. Пойман, убит, приготовлен одним махом! Хоть одна из новых способностей меня порадовала. Я хотел еще поохотиться, но урчание в животе успокоилось, и дерево призвало меня назад.

Я свернулся кольцом вокруг дуба и лежал, глядя на море.

Вот она, моя нынешняя жизнь: вечно лежать у дерева. И уходить лишь тогда, когда допекает сильный голод. Причем чем дальше от дуба я уходил, тем хуже себя чувствовал. Иногда, во время высокого прилива, я свешивался вниз и мне удавалось поймать неосторожную рыбину; порой я дышал на воду до тех пор, пока рыбы не всплывали, и тогда поймать их было просто.

Когда я провел в облике дракона четыре дня, на берегу появилась Мазери.

Она подплыла к берегу. Раньше таких больших рыб возле утеса я не видел. Сначала, приметив в мерцающем сполохе под водой крупную добычу, я встрепенулся: мою утробу вечно терзал голод и я всегда был готов снова поесть. Потом я учуял сестрицу и стал ждать. Во время неусыпного бдения у дерева я то и дело думал о ней, задаваясь вопросом: пережила ли она превращение, последующий полет и соударение с бурным морем?

Она подплыла совсем близко и выбросилась на сушу. Тревожно наблюдал я за ней и недоумевал: не хочет ли она покончить жизнь самоубийством прямо у меня на глазах и не нужно ли мне поспешить вниз и спихнуть ее обратно в воду? Но тут запах сестры изменился, и сама она тоже. Мазери вновь обернулась человеком и голая, дрожащая, со спутанными волосами, лежала на полумесяце маленького пляжа. Она судорожно вздохнула и села, потом встала. Повернулась ко мне и, пошатываясь, попятилась назад.

— Братец? — шепотом спросила она.

«Мазери», — мысленно позвал я сестру. Говорить я не отважился, потому что помнил, как при попытке заговорить с Фоном и Кики я лишь напугал их огнем.

— Это в самом деле ты? — Она медленно двинулась вперед. — Брат?

Я понурился и отвел взгляд. После обращения в дракона я не задумывался о своей внешности, а лишь знакомился с новым телом и размышлял, как бы снова обернуться человеком. Хотя стоит ли становиться самим собой теперь, когда мачеха так открыто меня ненавидит? Отца месяцами нет дома. К чему возвращаться? В деревне мы с Мазери подружились с несколькими ребятами и порой тайком удирали поиграть с ними, когда мачеха склонялась над книгами заклинаний. И что же? Я попытался поздороваться с ними, и чем это закончилось… Мне оставалось лишь сторожить дерево и охотиться.

— Братец, — позвала Мазери. Она встала у подножия обрыва и протянула ко мне руки. — Подними меня.

Как ты отважна, сестрица, что не боишься оказаться лицом к лицу с драконом! Я протянул к ней лапы, взял за талию, поднял и поставил на землю.

— Ох! — сказала она. — Теперь ты дракон.

И она прислонилась к моему боку.

Я отвернулся.

— Мазери… — попытался сказать я, но получилось лишь зашипеть и испустить маленькие языки пламени.

— Не можешь говорить? Не много же она тебе оставила! Братец, милый братец, — она погладила мои пышные брови, — пока она касалась палочкой твоего плеча и собиралась заняться мной, я успела произнести оградительное заклятие, поэтому один раз в неделю становлюсь сама собой. Но я не знаю, как снять наложенные на нас чары. — Она присела рядом и прижалась ко мне, обнимая, хотя не исключено, что мой спинной гребень кололся. — Оставайся пока здесь. Я схожу домой и посмотрю, что можно стащить.

— Мазери! — Но из пасти моей вырвалось только пламя.

Сестра потрепала меня по плечу и заверила:

— Не волнуйся! С помощью заклятия я стану невидимой. Мне нужно взять что-нибудь из одежды, а еще гребень, чтобы тебя причесать. Ну и на кухню я заодно загляну.

Мазери убежала, оставив меня в тревоге ожидать ее возвращения.

Она вернулась, когда солнце уже было на полпути к горизонту. На ней было платье, в котором она работала в саду, и грязная рубашка горчичного цвета, и несла она целых два узелка. Один из них промаслился и пах потрясающе вкусно.