Сочинения - Григорий Турский

33. В то время умер и аббат того монастыря. Аббату наследовал Сунниульф, человек чрезвычайно простой и человеколюбивый. И, действительно, он часто сам омывал ноги пришельцам и вытирал их своими руками. Достаточно сказать, что он руководил вверенной ему паствой не приказаниями, а смиренной просьбой. Однажды ему приснился сон, о чем он сам обычно рассказывал, будто привели его к некой огненной реке, в которую с одного берега сбежался народ и погрузился в нее, как пчелы в улей; и одни стояли в реке по пояс, другие — по грудь, некоторые же — по шею; все они плакали и кричали, что их сильно жжет огонь. Был там и мост через реку, такой узкий, что в ширину едва могла поместиться одна ступня. На другом же берегу был большой дом, побеленный снаружи. Тогда он спросил своих спутников, что все это значит. Они ответили: «С этого моста будут сбрасывать того, кого сочтут нерадивым в руководстве вверенной ему паствой; а кто окажется деятельным, тот без опасности пройдет по мосту и с радостью будет введен в дом. который ты видишь на том берегу». При этих словах он проснулся и с этого времени стал гораздо строже относиться к монахам.

34. Я расскажу еще и о том, что случилось в то время в одном монастыре [578]. Однако имени монаха, который еще жив, я не хочу называть, чтобы он, когда дойдет до него это сочинение, не стал тщеславным и не потерял своих достоинств. Один юноша пришел в монастырь и вверил себя покровительству аббата для того, чтобы посвятить свою жизнь господу. Аббат приводил ему много доводов, указывая, как трудно служить богу в этих местах и что он вовсе не в состоянии будет выполнить то, что на него будет возложено. Отрок обещал именем господа все выполнять, и аббат его принял.

Случилось так, что спустя несколько дней, в течение которых он во всем отличался смирением и святостью, монахи вытащили из амбара на солнце для просушки около трех годовых запасов зерна и приказали ему сторожить его. Но в то время, когда другие монахи отдыхали, а он сторожил зерно, внезапно небо заволокло облаками, и вот сильный дождь с завыванием ветра быстро стал приближаться к куче зерна. Видя это, монах не знал, что ему делать. Поразмыслив о том, что если он позовет остальных монахов, то они не смогут спрятать зерно в амбар до дождя, так как его много, он отбросил все эти намерения и обратился к молитве, умоляя господа, чтобы на эту пшеницу не упало ни одной капли дождя. Когда он так, распростершись на земле, молился, облако разъединилось и [101] вокруг кучи хлеба пролился сильный дождь, не замочив, однако, если можно так сказать, ни одного пшеничного зернышка. И когда остальные монахи вместе с аббатом увидели, что идет дождь, они быстро пришли сюда, чтобы собрать зерно, но, заметив это чудо, они стали искать сторожа и нашли его недалеко от кучи зерна распростертым на земле и молящимся. При виде этого аббат пал ниц позади монаха. И когда прошел дождь, аббат, окончив молитву, позвал монаха и велел ему встать. Затем он приказал его схватить и выпороть, говоря при этом: «Следует тебе, сын мой, расти в смирении, страхе и служении господу, а не прославлять себя совершением чудес». Он приказал ему запереться на семь дней в келье и поститься как провинившемуся, чтобы отвратить его от тщеславия и чтобы в душе у него не зародилось какого–либо ропота. Теперь же этот самый монах, как мы узнали от верных людей, предается такой воздержанности, что в сорокадневный пост не ест никакого хлеба, только раз в три дня пьет полную чашу ячменного отвара [579]. Пусть же господь хранит его вашими молитвами до конца жизни, на радость ему.

35. Итак, когда, как мы сказали, в Клермоне умер епископ Каутин [580]. очень многие домогались епископства, предлагая много денег, но еше больше обещая. А именно: пресвитер Евфразий, сын покойного сенатора Еводия, скупив у евреев много ценных вещей, послал их через своего родственника Берегизила королю, чтобы таким образом добиться того, чего он не мог достичь своими заслугами. Хотя он был и приятным собеседником, но в делах нечист и очень часто спаивал варваров [581], а голодных редко насыщал. Причина, которая ему помешала добиться этого, я думаю, состояла в том, что он хотел достичь этой чести с помощью людей, а не с помощью бога. Остаются неизменными слова, сказанные господом устами святого Квинциана [582]: «Из рода Гортензия не будет никого, кто руководил бы божьей церковью» [583]. И вот когда клирики собрались в церкви в Клермоне, то грамоту на избрание [584] получил архидиакон Двит, хотя он и не обещал ничего духовенству. Он отправился с нею к королю. Но ему задумал помешать Фирмин, который тогда занимал должность графа в этом городе. Однако сам Фирмин не пошел к королю, но послал своих людей, которые просили короля отложить благословение Авита, по крайней мере, на одно воскресенье; если король это сделает, то они дадут ему тысячу золотых. Король же отказал им. Но блаженный Авит, который, как мы сказали, был архидиаконом, в то время, когда горожане Клермона собрались, был избран клиром и народом и получил епископскую кафедру. Король же так почитал его, что несколько отошел от канонической строгости, приказав благословить его в своем присутствии [585]; при этом он сказал: «Да удостоит он меня принять причастие из его рук». По милости короля посвятили Авита в сан епископа в городе Меце. Приняв епископство, Авит во всем показал себя достойным уважения человеком: к народу относился справедливо, бедным раздавал имущество, вдов утешал, сиротам оказывал большую помощь. А уж если к нему приходил чужестранец, он так его любезно принимал, что тому казалось, будто он нашел отца и отчизну. Так как Авит отличался большими благодеяниями и чистосердечно соблюдал все угодное господу, гася [102] во всех нечестивую страсть к роскоши, то он насаждал святую чистоту господню.

36. А епископ лионский Сацердот умер в Париже после того церковного собора [586], который отстранил Саффарака. Епископскую кафедру принял святой Ницетий [587], избранный самим Сацердотом, как мы расказали в книге его жития; был он человеком исключительной святости и целомудрия. Ницетий велел по возможности выказывать ко всем любовь, в которой наставляет нас апостол [588] и сам он по возможности обходился со всеми с такой любовью, что, казалось, в его душе живет сам господь, который и есть истинная любовь. Действительно, если он был сердит на кого–нибудь за неуважение, то, если только тот исправлялся, он принимал его с такой любезностью, как будто бы тот его и не обижал. Он порицал виновных, имел снисхождение к раскаивающимся, был щедрым в раздаче милостыни и проворным в работе; он проявлял очень большую заботу о постройке церквей, возведении домов, о засеве полей и возделывании виноградников. Но все эти дела не отвлекли его от молитвы. Прослужив 22 года епископом, он отошел в царствие небесное [589]. Теперь он являет у своей могилы всем, кто молит его о помощи, великие чудеса. В самом деле, он возвращает слепым зрение маслом из лампады, которую зажигают ежедневно у его могилы, изгоняет злых духов из одержимых, исцеляет увечье ног и рук, и всем больным оказывалась в это время большая помощь.

И вот епископ Приск, его преемник, вместе со своей супругой Сусанной начал без всякой вины преследовать и убивать многих из верных людей человека божия, не за преступления и не за кражу, а лишь из–за разгоревшейся в нем злости и зависти, что они остались верны Ницетию. Сам он вместе с женой часто злословил по поводу святого божия, и хотя с давних времен прежними епископами было установлено, что ни одна женщина не должна входить в епископский дом [590], Сусанна вместе с девушками входила даже в келью, где почивал блаженный муж. Но наконец могущественный господь разгневался на них и совершил возмездие семье епископа Приска. А именно: его жена, охваченная злым духом, металась с распущенными волосами по всему городу в безумии и громко просила святого божия, кого в здравом уме она отвергла, а теперь признавала другом Христовым, пощадить ее. На самого же епископа напала четырехдневная лихорадка и трясла его. Когда же эта лихорадка отступила, то он все время трясся и оставался слабоумным. Его сын и все домочадцы казались бледными и слабоумными, так что ни у кого не было сомнения в том, что их поразила сила святого мужа. Но епископ Приск и все его домашние продолжали ругать святого безбожными словами и считали своим другом всякого, кто поносил его.

Ннцетий же в начале своего епископства приказал построить церковный дом. А диакон, которого святой божий еще при жизни своей не только отлучал от церкви из–за его распутного поведения, но даже часто приказывал его бить, однако никак не мог его исправить, взобрался на крышу этого дома, начал снимать кровлю, при этом говоря: «Благодарю тебя, Иисусе Христе, что после смерти гнуснейшего Ницетия я сподобился [103] попирать ногами эту крышу». И не успел он это сказать, как тотчас же балка, на которой он стоял, выскользнула из–под его ног, он упал на землю, расшибся и умер.