Сам без оружия - Алексей Фомичев

– Господин Зинштейн готовится к съемкам нового фильма. Да, я читал, – сказал Идзуми. – Синема – хлопотное дело, однако этот юноша прав. Синема – новая сила в мире. Сила пропаганды, а ее нельзя недооценивать. Горо, напомните мне, пожалуйста, по возвращении домой обратить внимание на синема. Это относится к культуре, а вы советник по культуре.

Идзуми улыбнулся. Должность советника по культуре в посольстве издавна была закреплена за разведкой.

Горо склонил голову.

– Друзья, предлагаю выпить за наш успех и за нашего гения синема Сергея Михайловича Зинштейна! – громко провозгласил высокий красавец явно южнорусской крови. – Ура!

– Ура! – закричали все, кто сидел за столом, а здоровяк с сигарой крикнул. – Виват!

– Они на подозрении у вас, Иоши? – задал вопрос Идзуми.

Кинджиро посмотрел на компанию русских, на смеющихся женщин, на целующих их в щеки мужчин, на поднятые бокалы, помедлил и покачал головой.

– Не больше, чем остальные пассажиры. Я по-прежнему убежден, что нас сопровождают. Но кто именно – пока неизвестно.

– Предусмотрительно. Но эскапады актеров не должны восприниматься как угроза. Даже если они полезут к вам целоваться. Иначе мы навлечем на себя гнев. Впрочем… – Идзуми улыбнулся, – поцелуи русских женщин не должны вас раздражать, Иоши!

– Извините, Идзуми-сама, – почтительно возразил Кинджиро. – Как вам известно, я женат. И люблю свою жену.

– Да-да… Ваша жена ждет вас во Владивостоке. И вы, наконец, с ней увидитесь.

Кинджиро склонил голову, благодаря за теплые слова. И бросил еще один взгляд на русских.

…Гулянка затянулась до полуночи, и только после двенадцати все неохотно разошлись небольшими группками. Щепкин специально досидел до конца, заплатил по счету, дал щедрые чаевые и неторопливо пошел к себе.

За этот вечер он здорово устал, успевая и подливать, и говорить тосты, и растягивать губы в приторной улыбке. А пуще того постоянно следить за сидевшими в углу японцами, не показывая, конечно, вида.

Он в который раз пожалел, что так и не успел научиться читать по губам, иначе бы понял, о чем говорили дипломаты. Понять что-либо по выражению лиц невозможно, японцы почти не показывали эмоций. Знай себе попивали чай, кланялись друг другу и шипели сквозь стиснутые зубы.

«Они отнюдь не дураки, – подумал он, наблюдая за их столиком. – Наверняка понимают, что за похищенными документами будет охота. Что русские могут пойти на крайние меры. Но, поди ж ты, гоняют чаи и в ус не дуют. Или документы не у них?»

От этой догадки Щепкину становилось нехорошо. Столько сил и средств – и все напрасно? Не может быть. Завтра, завтра станет известно, стоила ли игра свеч. Сработал бы план.

Капитан заперся в купе, наскоро принял душ и лег на кровать. Но сон не шел. В голове роились мысли, спешили, наскакивали друга на друга. В конце концов, Щепкин стал проваливаться в забытье и уже засыпая подумал, куда же ушла Диана. Она хотела что-то узнать о попутчиках. Но почему именно сейчас?..

Утром после завтрака Белкин и Гоглидзе пришли в купе Щепкина. Лица слегка помятые, глаза покрасневшие. Поручик позевывал, ротмистр потирал щеки.

– Не смотри так, командир, – зевнул Белкин. – Мы в поте лица трудились, сведения добывали.

– Каким, позвольте спросить, образом? – усмехнулся капитан.

– Всяким. Я, например, спаивал помощника режиссера Леонида и американца. Он ведь тоже в разработке. А пьет, как лошадь с этикетки его бурбона.

– Лошадь столько не выпьет.

– Зато Джек пить горазд. Но, сволочь, не спивается! Зато другим подливает. Вот Ленечку и споил. Тот, видишь, на Диану стал неровно дышать, все ручку норовил поцеловать, на ушко шепнуть.

– Ого! А ведь юнец юнцом! – Щепкин потянулся к термосу с чаем. – Вон как его забрало!

– Не, мне бы кофе, – заметил жест командира поручик. – Но мальчик остался ни с чем. Диана одарила вниманием и улыбками нашего гения синема. Правда, тот весь в работе, что-то чиркал в блокноте, под нос гудел. Диана его увела колыбельную спеть.

Белкин перехватил задумчивый взгляд Щепкина, вымученно улыбнулся.

– Думаю, больше, чем на сестринский поцелуй в лобик, Зинштейну рассчитывать не приходилось.

– А я взялся за Витольда и Виолетту, – поведал Гоглидзе. – Хотел прихватить еще Ольгу, но ее умыкнул наш неталантливый художник с выправкой гусара Григорий. Пришлось занимать беседой и вином Марию. Право слово, она не хуже. И тоже не дура выпить.

Щепкин встал, открыл дверь, выглянул в коридор, приметил проводника и жестом подозвал его.

– Три двойных кофе. Без сливок, но с сахаром.

Когда проводник удалился, капитан закрыл дверь и повернулся к офицерам.

– А где Диана?

– Спит, видимо. Она под конец не пила, сохранила ясность ума. Вот и отдыхает… наверное.

– Ладно. С ней потом. А вы выкладывайте, как впечатления от нашей труппы? Есть что-то странное, непонятное?

Пока офицеры морщили лбы, переглядывались и чесали затылки, отыскивая в не заработавших толком головах умные мысли, пришел проводник с подносом и выставил на столик чашки с дымящимся кофе, вазочку с сахаром и ложки. В купе повис терпкий аромат.

Когда он ушел, офицеры дружно потянулись к чашкам, добавили по вкусу сахара и сделали по глотку бодрящего напитка.

– Фу-у… Другое дело. – Белкин довольно улыбнулся. – А я уж думал, рюмочку принять для бодрости.

– Забыли про спиртное! – скомандовал Щепкин. – Хватит, сухой закон ввожу. Давайте, давайте, выкладывайте. Что, кроме прелестей девиц и бутылок, заметили.

– Прелести, между прочим, достойны внимания, – вставил Гоглидзе. – Мария просто Афродита какая-то! Да и Виолетта хороша. Девица обладает немалым шармом. Если Лукомский и впрямь был ее… близким другом, то у него губа не дура. Но в плане второго дна – сказать нечего. Я не силен в знании богемы, однако и так видно – на агентов они не тянут.

– Бровников и Браун тоже, – подхватил Белкин. – Леня слишком юн и открыт, у такого все чувства наружу. Браун типичный американец – апломб и амбиции фонтаном бьют, но при этом компанейский, веселый. И выпить горазд, и повеселиться.

– А эти… Ванина и Скорин?

Гоглидзе допил кофе, довольно выдохнул.

– Ольга хороша, прям ангел! Не зря на нее Гриша запал. Скромница такая, но бесенята в глазах прыгают. Но тоже о ней ничего такого не скажешь. Если она и в игре, то только в женском смысле.

– А Скорин?

Гоглидзе пожал плечами, бросил взгляд на Белкина. Тот тоже допил кофе, вытер вступивший на лбу пот платком.

– А вот с ним не все понятно. Рисовать он умеет, но плоховато. Хотя Зинштейн его хвалит за умение точно изобразить статику. Что это такое? Неподвижные предметы?

– Здоров, силен, – добавил ротмистр. – Думаю, тренирован. Взгляд внимательный. Что до главного… Да черт его знает! Вряд ли он агент японцев…

Щепкин тоже вытер пот, чуть приоткрыл окно – в купе сразу посвежело. Офицеры довольно закивали – свежий воздух был кстати.

– Что ж, наши мнения совпадают. Хотя надо дождаться ответа из столицы. Может, у них что-то есть на этих людей, – капитан помедлил. – Но я тоже думаю, что они чисты. План с синема возник спонтанно, подготовить и внедрить своего человека в группу было просто нереально. Иначе придется признать, что японцы проникли и в контрразведку, и в богему.

– Но проверить всех все равно было надо, – сказал Белкин. – Для порядка.

– Это да. А вот…

Что хотел сказать капитан, так и осталось неизвестным. Дверь в купе открылась, и на пороге возникла Диана собственной персоной.

В легком утреннем наряде, с распущенными волосами, яркая, улыбающаяся, свежая, она выглядела просто очаровательно. Окинув офицеров довольным взглядом и оценив их реакцию, Холодова чуть склонила голову, прошла в купе, села рядом со Щепкиным и сложила руки на коленях.

– Доброе утро, господа офицеры, – она мельком глянула на чашки. – Ночь прошла бурно, а утро выдалось трезвым… А наша творческая команда вовсю поправляется ликерами, водкой и бурбоном.

– А ты чем поправлялась? – хмыкнул Щепкин.

– Минеральной водичкой. Я ведь не налегала.

– Зинштейн не подливал?

Диана окатила капитана чарующим взглядом, хлопнула ресницами.

– Вы ревнуете, господин капитан? Как мило… нет, Сереженька и не пытался. И сам пил мало. Зато говорил много. Поздравьте меня, господа. Наш режиссер предложил мне стать примой его фильма!

Белкин и Гоглидзе переглянулись.

– Браво! Вот как, оказывается, попадают в синема! Милая улыбка, вино, волнующий взгляд…

– И комплименты, – вполне серьезно добавила Диана. – Наши мастера, как и все творческие люди, падки на лесть, похвалу, восторги. Этого хватает, чтобы стать для них и Музой, и утешительницей, и прочим…

– По поводу прочего, – вставил Щепкин. – Каково мнение о компании? Есть что-то интересное, особенное?