Звезда для Наполеона - Жюльетта Бенцони

– Итак, что вы думаете о моем предложении? – она ответила абсолютно спокойно, даже найдя силы для улыбки:

– Я считаю его заслуживающим внимания, и мы сможем обговорить его в деталях немного позже, например, когда мы поужинаем!

Явно удивленный таким быстрым согласием, Морван расхохотался и, наклонившись, предложил ей руку.

– Видно, вы действительно очень голодны! И вы тысячу раз правы! Пойдемте восстановим наши силы.

Место, где у Морвана ели, не имело ничего общего с пиршественным залом. Это была просто большая кухня с утрамбованным земляным полом. Сложенный из гранита огромный камин полностью занимал одну сторону, а в глубине, против закопченных стен, виднелась небольшая каменная скамья, на которой сидел старик с торчащими из-под круглой полинялой шляпы седыми волосами, упершись подбородком в сучковатую палку. С другой стороны, у узкого окошка, стоял перпендикулярно стене длинный ларь, а по бокам от него две скамьи со спинками. Чашки и миски из красного фаянса находились вверху в большой плетеной корзине, висевшей на закрепленном у потолка блоке.

Пламя очага и смоляной факел, вставленный в железный таган, только и освещали, как в Средние века, длинное, низкое помещение, в котором царил запах древесной гари.

Когда Морван ввел Марианну в кухню, там находились, кроме дремлющего у камина крестьянина, четверо: уже знакомая девушке старуха, хлопотавшая над большим котлом, красавица Гвен и двое мужчин, с которыми Марианна при таких ужасных обстоятельствах встретилась на берегу. Никто не разговаривал. Гвен удовольствовалась тем, что, садясь за стол, окинула пренебрежительным взглядом новоприбывшую.

Заняв место рядом с ней и напротив трех мужчин, Марианна не смогла удержаться, чтобы не спросить, где Жан Ледрю и почему его нет здесь.

– Потому что в моем доме, так же как и в других благородных домах, челядь не садится вместе с хозяевами за стол. Эти господа, – добавил он шутливым тоном, показывая на Винока и его приятеля, – мои лейтенанты. Правда, они не дворяне, но это не имеет значения. Вашего слугу покормят на месте… в риге, где он заперт.

Марианна сообразила, что ей надо удовлетвориться этим объяснением. К тому же Морван без перехода начал предобеденную молитву. Трое разбойников и их товарка с таким благочестивым видом уткнули свои носы в миски, словно они были самыми порядочными людьми в мире. Решив больше ничему не удивляться, девушка последовала их примеру. После чего, в молчании, как и подобает при таком благородном деле, как еда, трапеза началась.

И она тоже была совершенно новой, незнакомой для изгнанницы. После густой овсяной каши и нескольких кусков шпика, слишком жирного, чтобы возникло желание его попробовать, подали печенный в золе картофель. Глядя, как другие чистили его на краю миски, а затем окунали в холодное молоко, которого было в избытке, она стала им подражать и признала, что это вкусно. Ей также понравились поданные в конце сладкие ржаные блины, и она выпила несколько чашек молока. Морван один пил вино.

Со своего места Марианна могла видеть внутренность маленькой комнаты, вроде кладовой, находившейся за камином. В ней, перед затемненным ночью окном, стоял покрытый белой простыней длинный стол, на котором, скрестив ноги, сидел невзрачный человек. Целая груда тканей всех цветов лежала сбоку на столе, а этот странный персонаж с желтым лицом, черными волосами, обрамлявшими лысину, и гибкими белыми руками пожирал невероятное количество блинов со сметаной, которые ему услужливо подавала с совершенно неожиданной приветливостью старуха. Марианна могла различить, что они оживленно болтают, но голосов не было слышно. Не в силах сдержать любопытство, она спросила:

– Что это за субъект питается там, среди материи?

– Портной, не в обиду будь сказано! – ответил Морван, даже не повернувшись. – У нас вошло в привычку звать людей этого рода, чтобы кроить и шить одежду. Они очень искусны и делают настоящие чудеса. Если вы пожелаете сшить какое-нибудь платье, я буду счастлив проводить вас к нему.

– Почему он ест один в этой маленькой комнате?

– Да потому, что он портной, не в обиду будь сказано!

На этот раз Марианна сделала большие глаза. Уж не насмехается ли над ней этот разбойник?

– Почему вы говорите все время «не в обиду будь сказано»? – чуточку заносчиво сказала она. – От этих слов так и несет деревенщиной.

– Но потому что портной, не в обиду будь сказано, не человек и надо всегда извиняться, когда произносишь его имя. Это, впрочем, ничуть не умаляет его достоинств. Например, Периннаик, которого вы видите перед собой, просто артист в своей области.

Нет, Морван не насмехался над ней. Он давал объяснения спокойно, словно речь шла о самых обычных в мире вещах. Впрочем, девушка уже перехватила полный ненависти взгляд, брошенный обитателем маленькой комнаты. Периннаик должен был услышать то, что говорилось о нем. Морван даже не потрудился говорить тише. Но тут раздался резкий голос Гвен.

– Это настоящий артист! – подтвердила она сухо. – Он нарасхват во всей Бретани, и вы должны гордиться, что он согласился работать в вашей грязной развалине, когда знатные владельцы богатых замков готовы вырвать его друг у друга.

Морван хохотнул:

– Я забыл! Если мужчины от всего сердца презирают портного, не в обиду будь сказано, то женщины, наоборот, – без ума от него. Я думаю, вы такая же, как все.

Марианна промолчала, но ее задумчивый взгляд задержался на маленьком человеке, который, закончив свой ужин, взялся за платье из черного бархата и стал вышивать его тонкими золотыми нитями. Но ее не столько интересовало его мастерство, сколько неожиданная ненависть, мелькнувшая в его глазах. Подобное чувство, адресованное Морвану, не могло оставить ее равнодушной. Она решила заказать одно платье, чтобы сблизиться с Периннаиком. С жемчугом ее матери в кармане Морван может вполне позволить это!

Ужин закончился новой молитвой. Марианна встала и, решив, что разрешения не требуется, направилась к убежищу портного. Тот не поднял глаз при ее приближении, но девушка почувствовала гипнотическую силу его движений. С невероятной легкостью тонкие пальцы Периннаика порхали над черным бархатом, оставляя изящные завитки, спирали, удивительные рисунки, рождавшиеся, казалось, по прихоти капризной фантазии.

– Вы великий художник! – прошептала она, даже не подумав, что он может не понять ее слов.

Однако он поднял глаза, почувствовав, может быть, искренность тона. Едва заметная смущенная улыбка осветила его некрасивое лицо. Но это было всего лишь мгновение. Периннаик тут же опустил воспаленные, без ресниц, веки. К тому же позади Марианны раздался пренебрежительный голос Морвана: