Стратегия Византийской империи - Эдвард Люттвак

Агрессивные Сасаниды тоже соблюдали правила, но сельджуки, пришедшие из дикой степи, обучились вежеству столь отменно, что могли, как мы увидим, сами обучать ему – и византийцы отвечали им тем же, приводя в ярость крестоносцев, нацеленных на бескомпромиссную священную войну

21 мая 1097 г. Килич Арслан, сельджукский султан Иконии (ныне Конья), был разбит участниками Первого крестового похода возле своей новой столицы, Никеи (совр. Изник), после чего отступил с остатками своих сил. Предоставленный собственному попечению сельджукский гарнизон города благоразумно сдался византийскому императору Алексею Комнину (1081–1118 гг.), люди которого проникли в город, чтобы поднять над ним имперский флаг и захватить двор, сокровищницу, любимую жену и детей Килич Арслана.

Крестоносцы, которые сражались семь недель и три дня и понесли немалые потери, пришли в бешенство, потеряв возможность разграбить город – несмотря на его христанское население; но очевидец, написавший «Деяния франков и других иерусалимлян» (“Gesta Francorum et aliorum Hierosolymytanorum”, II, 8), вспоминает, что ещё пуще их взбесило то, какое обращение Алексей Комнин приуготовил захваченной жене («Султане») Килич Арслана и его детям: по «несправедливому замыслу» (iniqua cogitatione) императора их защитили от франков, заботились о них по-царски и возвратили, не взяв выкупа.

В противоположность опасным, но вежливым врагам-сельджукам в течение десятого века самыми полезными союзниками империи неизменно выступали дикие печенеги из Понтийской степи к северу от Чёрного моря, самые последние на то время тюркские конные лучники и коневоды, пришедшие в эти края[189]. Происхождение их настолько тёмно, что лучший дошедший до нас источник представляет собою тибетский перевод уйгурского документа, в котором говорится, что печенеги жили в Средней Азии до того как отправились на Запад, оказавшись при этом в сфере действия византийской дипломатии. Печенеги храбро сражались с врагами империи за подобающее вознаграждение, и в следующем столетии их отряды добровольно служили в византийских войсках. Но они были, видимо, дики и опасны в обращении, судя по рекомендациям, содержащимся в трактате по государственному управлению, составленном в десятом веке и приписываемом императору Костантину VII Багрянородному (913–959 гг.); ныне это сочинение известно под заглавием «Об управлении империей» (“De administrando imperio”)[190]:

Когда послан [в Понтийскую степь] отсюда василик [имперский агент, везущий подарки] с хеландиями [военные суда], то он может… найти здесь тех же пачинакитов [печенегов], обнаружив которых он оповещает их через своего человека, пребывая сам на хеландиях, имея с собою и охраняя на судах царские вещи. Пачинакиты сходятся к нему, и, когда они сойдутся, василик дает им своих людей в качестве заложников, но и сам получает от пачинакитов их заложников и держит их в хеландиях. А затем он договаривается с пачинакитами. И, когда пачинакиты принесут василику клятвы по своим «заканам» [обычным законам], он вручает им царские дары… и возвращается [на корабль][191].

Этот рассказ неизбежно заставляет вспомнить меры предосторожности, сопровождающие уплату денег при незаконной торговле наркотиками. И напротив, в корне иная последовательность процедур при заключении договора с Сасанидами предполагает давнее существование протокольных формальностей, столь прочно устоявшихся, что сами они не были предметом каких-либо переговоров, сведения о которых дошли до нас; возможно, они остаются в силе и поныне. Так, заключение «пятидесятилетнего» мирного договора в 561–562 гг. было крайне напряжённым, и каждый его пункт стал предметом непростых переговоров. Но когда договор был наконец заключён, обе стороны знали, что им делать:

Пятидесятилетний договор был записан по-персидски и по-гречески, причём греческая копия была переведена на персидский язык, а персидска я – на греческий… Когда соглашения были подписаны с обеих сторон, их положили друг подле друга, чтобы удостовериться в том, что тексты соответствуют друг другу.

…написан был договор о пятидесятилетием мире на персидском и эллинском языках; эллинский договор переведен на персидский язык, а персидский – на эллинский. <…> Взаимные условия по написании их сличены были между собой, дабы слова и мысли имели одинаковый смысл[192].

После одиннадцати статей, непосредственно относящихся к сути дела (Каспийские ворота близ Дербента закрываются от вторжений варваров; союзные с персами государства не нападают на ромеев – и наоборот; торговля производится через особые таможенные пункты; послы пользуются государственной почтой и имеют право торговать беспошлинно; иностранных купцов заставляют следовать по большим дорогам и уплачивать таможенную пошлину; выдача перебежчиков в мирное время; возмещение ущерба, нанесённого гражданам одного из государств гражданами другого государства; не возводятся никакие укрепления, кроме Дары (возле Огуза в современной Турции; это был укреплённый город Анастасиополь); ненападение на народы, являющиеся подданными другой стороны; ограничение численности гарнизона Дары; двойное возмещение убытков, причинённых друг другу пограничными городами, с кумулятивным сроком выплаты в полтора года) – идёт двенадцатая статья, призывающая благодать Бога на тех, кто соблюдает настоящий договор, и гнев Бога на тех, кто его не соблюдает. Это был один-единственный бог: ведь Ахурамазда зороастрийцев также был единственным богом, хоть и не всемогущим. Затем следует ещё одна статья, которую люди, слабо знакомые с дипломатией, могут осудить как лишнюю и мелочную:

Договор заключается на пятьдесят лет, и условия мира будут оставаться в силе в течение пятидесяти лет, причём год подсчитывается по-старому, как истекающий на триста шестьдесят пятый день.

…быть мирному договору на пятьдесят лет, и миру длиться пятьдесят лет, считая годы по древнему обычаю, а именно: чтобы каждый год заканчивался по прошествии трехсот шестидесяти пяти дней.

Иными словами, никакого високосного года не предусматривается – и это такая деталь, значение которой признает всякий опытный дипломат.

Теперь оба правителя – Юстиниан и Хосров I Ануширван – должны были отправить письма, чтобы ратифицировать всё то, о чём договорились послы. Тогда были предъявлены прежние письма обоих правителей, наделяющие полномочием вести переговоры. Но протокол требовал большего: тексты обоих документов, по-гречески и по-персидски, были теперь «обработаны», чтобы термины и выражения обоих языков были равнозначны (напр., не «пытаться», а «стремиться», не «тот же самый», а «равноценный» и т. п.).

…потом сделаны были другие точные списки. Подлинные были свернуты и утверждены печатями восковыми и другими, какие в употреблении у персов, и вытисненными на них перстнями посланников; притом двенадцать переводчиков, шесть римлян и столько же персов, выдали взаимно друг другу мирный договор…[193]

Византийцы получили персидский текст – и наоборот. Затем незапечатанная копия персидского перевода греческого оригинала была передана персам – и наоборот. Только тогда процедура была завершена.

Несмотря на весь этот дипломатический профессионализм, профессиональных дипломатов, как мы видели, не было, и различные должностные лица и чиновники, которым поручали обязанности послов, могли докладывать любому высокопоставленному чиновнику, нескольким из них или же самому императору. Ни один чиновник не нёс исключительной ответственности за это: министра иностранных дел не существовало. Не было и прежней бюрократической иерархии единой Римской империи, и ничего нового в этом смысле не было введено. Переводчик и тайный агент-любитель, Вигила, столь неудачно послуживший Хрисафию в провалившемся заговоре убийства Аттилы, был всего лишь одним из многих подчинённых чиновника, возглавлявшего тогдашнюю бюрократическую иерархию, магистра оффиций (magister officiorum). Он отвечал за посланников, переводчиков и «уполномоченных по [государственным] делам» (agentes in rebus); последнее зачастую ошибочно понимают как «тайные агенты», хотя в действительности это были чиновники младшего ранга с перспективой повышения, чей элитный статус подтверждался законами, ограничивавшими их число: 1174 в 430 г., согласно закону Феодосия II, и 1248 при Льве I (457–474 гг.)[194]. И то, и другое число вполне могло обеспечить штат настоящего министерства иностранных дел, с географическими отделами, секциями по разным странам, функциональными службами по торговле и т. д. Однако в отсутствие министерства иностранных дел, а также разведывательного управления, «агенты по делам» (или магистрианы [magistriani], как их называли по должности их начальника) служили во всех различных отделениях, подчинявшихся магистру оффиций, обязанности которого были чрезвычайно разнообразны.

В списке гражданских и военных должностных лиц, воинских подразделений и старших офицеров Восточной и Западной империи, датируемом началом пятого века, известном под названием «Перечень должностей» (“Notitia dignitatum”) и представляющем собою бюрократическую компиляцию, несомненно, несколько далёкую от действительного положения дел, но тем не менее показательную[195], мы обнаруживаем различные подразделения, должности и штат под началом «славного магистра оффиций» для восточной части империи: