Свеча горела (сборник) - Борис Пастернак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночной ветер
Стихли песни и пьяный галдеж,Завтра надо вставать спозаранок.В избах гаснут огни. МолодежьРазошлась по домам с погулянок.
Только ветер бредет наугадВсё по той же заросшей тропинке,По которой с толпою ребятВосвояси он шел с вечеринки.
Он за дверью поник головой.Он не любит ночных катавасий.Он бы кончить хотел мировойВ споре с ночью свои несогласья.
Перед ними – заборы садов.Оба спорят, не могут уняться.За разборами их неладовНа дороге деревья толпятся.
1957Золотая осень
Осень. Сказочный чертог,Всем открытый для обзора.Просеки лесных дорог,Заглядевшихся в озера.
Как на выставке картин:Залы, залы, залы, залыВязов, ясеней, осинВ позолоте небывалой.
Липы обруч золотой –Как венец на новобрачной.Лик березы – под фатойПодвенечной и прозрачной.
Погребенная земляПод листвой в канавах, ямах.В желтых кленах флигеля,Словно в золоченых рамах.
Где деревья в сентябреНа заре стоят попарно,И закат на их кореОставляет след янтарный.
Где нельзя ступить в овраг,Чтоб не стало всем известно:Так бушует, что ни шаг,Под ногами лист древесный.
Где звучит в конце аллейЭхо у крутого спускаИ зари вишневый клейЗастывает в виде сгустка.
Осень. Древний уголокСтарых книг, одежд, оружья,Где сокровищ каталогПерелистывает стужа.
1956Ненастье
Дождь дороги заболотил.Ветер режет их стекло.Он платок срывает с ветелИ стрижет их наголо.
Листья шлепаются оземь.Едут люди с похорон.Потный трактор пашет озимьВ восемь дисковых борон.
Черной вспаханною зябьюЛистья залетают в прудИ по возмущенной рябиКораблями в ряд плывут.
Брызжет дождик через сито.Крепнет холода напор.Точно всё стыдом покрыто,Точно в осени – позор.
Точно срам и поруганьеВ стаях листьев и ворон,И дожде, и урагане,Хлещущих со всех сторон.
1956Трава и камни
С действительностью иллюзию,С растительностью гранитТак сблизили Польша и Грузия,Что это обеих роднит.
Как будто весной в БлаговещеньеИм милости возвещеныЗемлей – в каждой каменной трещине,Травой – из-под каждой стены.
И те обещанья подхваченыПриродой, трудами их рук,Искусствами, всякою всячиной,Развитьем ремесл и наук.
Побегами жизни и зелени,Развалинами старины,Землей в каждой мелкой расселине,Травой из-под каждой стены.
Следами усердья и праздности,Беседою, бьющей ключом,Речами про разные разности,Пустой болтовней ни о чем.
Пшеницей в полях выше сажени,Сходящейся над головой,Землей – в каждой каменной скважине,Травой – в половице кривой.
Душистой густой повиликою,Столетьями, вверх по кусту,Обвившей былое великоеИ будущего красоту.
Сиренью, двойными оттенкамиЛиловых и белых кистей,Пестреющей между простенкамиОсыпавшихся крепостей.
Где люди в родстве со стихиями,Стихии в соседстве с людьми,Земля – в каждом каменном выеме,Трава – перед всеми дверьми.
Где с гордою лирой МицкевичаТаинственно слился языкГрузинских цариц и царевичейИз девичьих и базилик.
1956Ночь
Идет без проволочекИ тает ночь, покаНад спящим миром летчикУходит в облака.
Он потонул в тумане,Исчез в его струе,Став крестиком на тканиИ меткой на белье.
Под ним ночные бары,Чужие города,Казармы, кочегары,Вокзалы, поезда.
Всем корпусом на тучуЛожится тень крыла.Блуждают, сбившись в кучу,Небесные тела.
И страшным, страшным креномК другим каким-нибудьНеведомым вселеннымПовернут Млечный Путь.
В пространствах беспредельныхГорят материки.В подвалах и котельныхНе спят истопники.
В Париже из-под крышиВенера или МарсГлядят, какой в афишеОбъявлен новый фарс.
Кому-нибудь не спитсяВ прекрасном далекеНа крытом черепицейСтаринном чердаке.
Он смотрит на планету,Как будто небосводОтносится к предметуЕго ночных забот.
Не спи, не спи, работай,Не прерывай труда,Не спи, борись с дремотой,Как летчик, как звезда.
Не спи, не спи, художник,Не предавайся сну.Ты – вечности заложникУ времени в плену.
1956Ветер
(Четыре отрывка о Блоке)
«Кому быть живым и хвалимым…»
Кому быть живым и хвалимым,Кто должен быть мертв и хулим, –Известно у нас подхалимамВлиятельным только одним.
Не знал бы никто, может статься,В почете ли Пушкин иль нет,Без докторских их диссертаций,На всё проливающих свет.
Но Блок, слава богу, иная,Иная, по счастью, статья.Он к нам не спускался с Синая,Нас не принимал в сыновья.
Прославленный не по программеИ вечный вне школ и систем,Он не изготовлен рукамиИ нам не навязан никем.
«Он ветрен, как ветер. Как ветер…»
Он ветрен, как ветер. Как ветер,Шумевший в имении в дни,Как там еще Филька-фалетер[13]Скакал в голове шестерни.
И жил еще дед-якобинец,Кристальной души радикал,От коего ни на мизинецИ ветреник внук не отстал.
Тот ветер, проникший под ребраИ в душу, в течение летНедоброю славой и добройПомянут в стихах и воспет.
Тот ветер повсюду. Он – дома,В деревьях, в деревне, в дожде,В поэзии третьего тома,В «Двенадцати», в смерти, везде.
«Широко, широко, широко…»
Широко, широко, широкоРаскинулись речка и луг.Пора сенокоса, толока,Страда, суматоха вокруг,Косцам у речного протокаЗаглядываться недосуг.
Косьба разохотила Блока,Схватил косовище барчук.Ежа чуть не ранил с наскоку,Косой полоснул двух гадюк.
Но он не доделал урока.Упреки: лентяй, лежебока!О детство! О школы морока!О песни пололок и слуг!
А к вечеру тучи с востока.Обложены север и юг.И ветер жестокий не к срокуВлетает и режется вдругО косы косцов, об осоку,Резучую гущу излук.
О детство! О школы морока!О песни пололок и слуг!Широко, широко, широкоРаскинулись речка и луг.
«Зловещ горизонт и внезапен…»
Зловещ горизонт и внезапен,И в кровоподтеках заря,Как след незаживших царапинИ кровь на ногах косаря.
Нет счета небесным порезам,Предвестникам бурь и невзгод,И пахнет водой и железомИ ржавчиной воздух болот.
В лесу, на дороге, в овраге,В деревне или на селеНа тучах такие зигзагиСулят непогоду земле.
Когда ж над большою столицейКрай неба так ржав и багрян,С державою что-то случится,Постигнет страну ураган.
Блок на небе видел разводы.Ему предвещал небосклонБольшую грозу, непогоду,Великую бурю, циклон.
Блок ждал этой бури и встряски.Ее огневые штрихиБоязнью и жаждой развязкиЛегли в его жизнь и стихи.
1956Дорога
То насыпью, то глубью лога,То по прямой за поворотЗмеится лентою дорогаБезостановочно вперед.
По всем законам перспективыЗа придорожные поляБегут мощеные извивы,Не слякотя и не пыля.
Вот путь перебежал плотину,На пруд не посмотревши вбок,Который выводок утиныйПереплывает поперек.
Вперед то под гору, то в горуБежит прямая магистраль,Как разве только жизни впоруВсё время рваться вверх и вдаль.
Чрез тысячи фантасмагорий,И местности и времена,Через преграды и подспорьяНесется к цели и она.
А цель ее в гостях и дома –Все пережить и всё пройти,Как оживляют даль изломыМимоидущего пути.
1957В больнице
Стояли как перед витриной,Почти запрудив тротуар.Носилки втолкнули в машину.В кабину вскочил санитар.
И скорая помощь, минуяПанели, подъезды, зевак,Сумятицу улиц ночную,Нырнула огнями во мрак.
Милиция, улицы, лицаМелькали в свету фонаря.Покачивалась фельдшерицаСо склянкою нашатыря.
Шел дождь, и в приемном покоеУныло шумел водосток,Меж тем как строка за строкоюМарали опросный листок.
Его положили у входа.Всё в корпусе было полно.Разило парами иода,И с улицы дуло в окно.
Окно обнимало квадратомЧасть сада и неба клочок.К палатам, полам и халатамПрисматривался новичок.
Как вдруг из расспросов сиделки,Покачивавшей головой,Он понял, что из переделкиЕдва ли он выйдет живой.
Тогда он взглянул благодарноВ окно, за которым стенаБыла точно искрой пожарнойИз города озарена.
Там в зареве рдела застава,И, в отсвете города, кленОтвешивал веткой корявойБольному прощальный поклон.
«О Господи, как совершенныДела Твои, – думал больной, –Постели, и люди, и стены,Ночь смерти и город ночной.
Я принял снотворного дозуИ плачу, платок теребя.О Боже, волнения слезыМешают мне видеть Тебя.
Мне сладко при свете неярком,Чуть падающем на кровать,Себя и свой жребий подаркомБесценным Твоим сознавать.
Кончаясь в больничной постели,Я чувствую рук Твоих жар.Ты держишь меня, как изделье,И прячешь, как перстень, в футляр».
1956Музыка
