Прибавление семейства - Мария Владимировна Воронова

– Меньше, чем ты думаешь.

– Все равно. Мало ли как жизнь повернется. Диплом дело такое, лучше когда есть и не нужен, чем наоборот.

Кирилл нахмурился и с великой сосредоточенностью доел котлеты, а у Ирины уже и компот был тут как тут.

– Я так понял, что отвертеться мне не удастся? – мрачно спросил он.

Ирина с Гортензией Андреевной синхронно помотали головами.

– Даже если я скажу, что у меня новый научный руководитель и это молодая симпатичная девушка?

– При чем тут?

– Ну я надеялся, что вдруг ты из ревности запретишь мне учиться? – Кирилл поднялся из-за стола и со смехом притянул ее к себе. Ирина собиралась ответить ему в таком же духе, но осеклась.

– Я тебе верю, – сказала она тихо.

Кирилл тоже посерьезнел:

– Я знаю, Ирочка, но раз уж зашел такой разговор, то новая научница хочет с тобой встретиться. Ей неловко, что придется проводить много времени наедине со взрослым семейным мужиком, и она считает, что лучше будет с тобой заранее обо всем договориться.

– Ну пусть. А может она к нам в гости прийти? А то если мне ехать в универ, то будет такое чувство, будто я твоя мама и меня в школу вызывают.

Гортензия Андреевна фыркнула:

– А так она будет как учительница сталинских времен, которая ходит по домам вразумлять безответственных родителей двоечников.

– Ладно, сделаем как ей удобнее, – сдалась Ирина.

Просьба научной руководительницы не слишком удивила. Если она молодая, то ей спихивают заочников, которые как раз по большей части женатые люди, и, возможно, был прецедент. Не исключено, что и в вышестоящие инстанции жалоба полетела, не одна жена Чернова такая умная. В общем, обжегшись на молоке, бедная преподавательница дует на воду.

Ну и хорошо, будет новое знакомство, а то в последнее время к ним в гости почти никто не ходит. Зейда крутится как белка в колесе на трех работах, Горьковы не бывают, потому что Лида боится принести детям с работы туберкулезную палочку. А может, это только предлог, потому что у нее пока не получается забеременеть и тяжело смотреть на чужих деток… В общем, приятно будет познакомиться с умной и деликатной девушкой.

* * *

Разговор с Вихровым сильно взбудоражил Олесю, особенно в той части, где он признался, что жизнь школьного физрука нравится ему гораздо больше, чем прежнее чемпионское бытие, несмотря на то, что быть великим спортсменом почетно, а учителем… Теоретически тоже, а в действительности не очень.

Как это, интересно, когда тебе нравится жить? Просто жить, а не быть тем, кого общество считает достойным? Когда ты радуешься не тому, что тебя одобряют или завидуют, а каждому своему вдоху, потому что он приятен тебе самому?

Выпадет ли ей когда-нибудь шанс испытать это чувство?

Артем Степанович сказал, что после травмы делал только то, что хотел из того, что было ему доступно.

Прекрасный рецепт для счастливой жизни, только вот загвоздка – Олеся никак не могла понять, что она хочет. Всегда было «ты должна». Когда-то, наверное в самом глубоком детстве, она испытывала какие-то желания, и даже, возможно, имела наглость высказывать их вслух, но в ответ получала только «нос не дорос», «не достойна», «не заслужила», «не имеешь права». Годам к восьми она уже точно знала, что нельзя свои желания высказывать вслух, а лучше всего о них даже и не думать, а просто быть хорошей девочкой. Прилежно учиться, заниматься у станка не для того, чтобы достичь успеха, у такой неуклюжей девочки успехов быть не может, а просто потому, что так нужно. Так положено. Главная обязанность – не огорчать родителей, они лучше знают и дают тебе все необходимое, и хотеть чего-то еще – махровый эгоизм и жадность.

Она привыкла давить в себе свои желания, послушно носила то, что нравилось маме, не ходила на французские фильмы, которые считались в семье слишком фривольными, и замуж согласилась выйти, потому что родители одобрили жениха. При первом знакомстве Саша ей не очень понравился, но, раз папа с мамой желали этого брака, Олеся быстро заставила себя в него влюбиться. Ей тогда тайно нравился другой парень, танцор из училища, но он был солист и на кордебалет не обращал внимания.

Родители очень боялись, что если быстро не выдать дочь замуж за положительного юношу, то она свяжется невесть с кем, потеряет невинность, а вместе с ней и все надежды на хорошую партию, поэтому сильно нажимали, а Олеся, боясь их огорчить и не оправдать надежд, шла к алтарю как овца на веревочке, и даже не пыталась понять, влюблен в нее Саша по-настоящему или женится на девочке из влиятельной семьи. Честно говоря, она до сих пор этого не знала.

Какие-то были у нее всплески в душе, тянуло, например, не беременеть в девятнадцать лет и не мчаться сломя голову за любимым мужем в ледяную пустыню, а сначала окончить так манивший ее Институт культуры, а потом уж с чистой совестью взвалить на себя суровый быт лейтенантской жены. Так многие делали, и ничего. Никто не умер оттого, что жена получила образование.

Только Олеся, зная, что все ее желания эгоистичны и недостойны, так и не набралась смелости высказать их вслух, а безропотно поехала с мужем к месту службы, уже нося под сердцем сына. Попросилась учиться она много позже, когда выполнила долг по деторождению, но муж не пустил, и убедить себя в том, что он прав, оказалось не слишком трудно.

А потом уже и отпали всякие дурные мысли. Она сделалась сначала молодой полковницей, потом генеральшей, женой прекрасного мужа и матерью двоих прекрасных детей. Жизнь удалась, и она чувствовала себя счастливой. Точнее не так. Она знала, что счастлива, через призму чужих глаз. А свои собственные крепко зажмуривала.

Теперь пришло время их открыть, вглядеться в себя и увидеть, что ей нравится работать учительницей ритмики. Нравится общаться с детьми и чувствовать, что они ей доверяют. И как ни ужасно это признать, но, черт возьми, до чего же приятно приходить в пустую квартиру и знать, что никто не потребует с тебя ужина и сияющей чистоты.

Если она вдруг захочет завести кошку, то пойдет на рынок и купит котенка, который понравится, и просить разрешения ни у кого не придется. Она, конечно, этого не сделает, но как здорово сознавать, что может.

Она сама себе хозяйка, жаль только, что время ее прошло. Смешная штука это время, то оно еще не пришло, а моргнул, и уже вся жизнь позади. Как у Ленина прямо, сегодня рано, завтра поздно.

Вся жизнь