Практикуйся, ведьма - Арилика Валентинова

Высокий мужчина вышел из толпы разбойников и направился к нам, рядом с ним висел магический светлячок. Пространство озарилось ясным, ярким светом. А я невольно сжалась…

Миньоны… С десяток этих полулюдей — полутварей… И злобное выражение их морд мне очень не нравилось…

— Что вам нужно, — обращаясь к магу, спросила я.

— Ты. И артефакт Вералы. — улыбаясь, ответил он.

Теперь, я могла разглядеть своего «коллегу». Средних лет, высокий, я бы даже сказала красивый. Но глаза… Словно два куска льда. И ещё одна деталь, которая крайне удивила меня — рыжие волосы. Пусть и собранные в хвост за спиной, они выглядели единственным ярким пятном среди серых морд и одежд миньонов.

Эдер по-прежнему строил из себя статую — ничего не вижу, ничего не слышу.

— А что если я не соглашусь? — приблизительный ответ я знала, но попытаться стоило.

— Тогда ты больше не увидишь свою младшую сестрёнку. — улыбаясь, ответил маг.

От его слов, мои руки похолодели… Тонкая струйка пота, пробежалась по спине. У них Вики? А вдруг он блефует? Вот последний вопрос, я и задала вслух.

— А это тебе ни о чём не говорит? — мужчина достал из-за пазухи тонкое колечко…

На совершеннолетие, отец подарил мне тонкое колечко из серебра, внутри которого было написано: «Семья — навеки твоя». Надпись мне не понравилась — слишком уж многозначительная и пафосная, поэтому я его не носила. А вот Вики, которая получила такую же безделушку на память на своё совершеннолетие, колечко нравилось. И носила она его с удовольствием…

Первая мысль, образовавшаяся в моём воспалённом разуме, была — «Вики у них!»

Вторая — «Уничтожу всех!»

Третья — «Убью Эдера».

При этом, где-то на задворках разума, пищал внутренний голос, который предлагал отдать артефакт, взять Вики и бежать, бежать!

Только, всё не так просто… Миньоны — существа, на которых магия не действует. А об их живучести и умении сражаться — так вообще, ходят легенды. Даже если я выложусь на сто процентов, то потом умру от болей отката. Да и не факт, что маг, находящийся здесь, будет спокойно стоять и смотреть, как его людей убивают.

— Язык проглотила или дар речи потеряла? — ехидно спросил маг, перебрасывая огненный шарик из руки в руку.

— А это не одно и то же? — съязвила я.

— Твой любовник может идти.

Мне очень хотелось заехать ему в ухмыляющуюся рожу, но… Это могло мне сыграть на руку.

— А если я хочу, чтобы он меня сопровождал? — осторожно спросила я.

— Ну хватит! — бросил маг, — Пора заканчивать этот балаган. Схватить её! Того не трогайте, пусть идёт своей дорогой!

Сначала я стояла спокойно. Но только сначала. А вот когда один из миньонов, завязывая мне руки сзади, совершенно не однозначно облапал всю мою филейную часть, терпению пришёл конец. Нет, я переживала не за свою девичью честь, просто в задних карманах брюк, спрятанных под туникой, лежали метательные звёзды. На данный момент, единственное доступное оружие.

Верёвки с треском разорвались, миньоны, окружившие меня, отлетели на несколько метров. Звёзды сыграли свою роль — парочка нападающих упали навзничь, издавая хрипы. Запахло кровью. Кровью этих тварей. Где-то на грани осязания, я почувствовала всплеск магии — чужой, необычайно сильной. Но расследовать, кто там и что колдует — не было времени. Боец во мне проснулся…

Ещё пара нападающих отлетела в разные стороны, они схлопотали заклинание «окаменения». Поэтому, на земле теперь валялись две небольшие груды камней. Жестоко? Это точно… Но когда борешься за свою жизнь, то чужая перестаёт иметь значение.

— Ну, хватит! — заорал маг, а миньоны, собирающиеся напасть на меня, остановились.

Секундного ослабления хватило, чтобы сердцебиение пришло в норму, а разум, наконец, начал нормально функционировать. И тут же навалилась усталость. Сковала тяжестью ноги, руки, парализовала всё тело.

— Я пойду с вами. — нехотя произнесла я.

Мужчина прошёл сквозь круг миньонов, подошёл ко мне почти вплотную и произнёс:

— Конечно.

А потом склонился ещё ближе и прошептал почти на самое ухо:

— Сколько ты уже сдерживаешь откат?

После того, как я начала драться, в один из моментов выпуска заклинания, я почувствовала первую волну отката. Удерживать эту боль, сминающую мысли и чувства, было трудно. Поэтому, я внутренне радовалась, тому состоянию «бойца», в который я себя загнала. Огородившись от разума за пеленой боя, я попросту поставила плотину на пути боли. Но ненадолго…

Непокорная сила боли вырвалась наружу, наказывая хозяйку этого тела за то, что взяла слишком много сил у природы, истратила непозволительный запас энергии своей жизни. Я потонула в этой боли. Как и крик, вырвавшийся из груди, потонул в окружающем пространстве. Последнее, что помню — ощущение того, что ноги уже не держат, но и на землю не упала — кто-то мягко подхватил, вовремя поддержал…

Я медленно просыпалась, с трудом выныривая из темноты беспамятства. Обморок, вызванный болью отката, похоже, перетёк в сон.

Первым из органов чувств, заработало почему-то обоняние.

Тонкий запах, напоённый ароматом цветов и свежескошенной травы, защекотал ноздри. Странно, обычно такой запах бывает лишь на поляне, где-нибудь в горах…

Я попыталась встать, но тело словно парализовало. Значит, придётся подождать, пока мышцы вновь придут в норму. Но запах — странный и такой приятный, очень хотелось понять — от куда же он происходит. Открыв глаза, я увидела над собой белый потолок, затем, не вставая осмотрела и всё остальное, что меня окружало.

Итак, комната средних размеров, два окна, занавешенных тёмными шторами. Свет оттуда почти не пробивался, однако, я могла разглядеть вещи даже при этом скудном освещении.

Напротив меня — лишь голая стена, всё того же больничного цвета. Где-то справа, виднелась дверь, увидеть я её нормально не могла, так как повернуть шею, ещё была не в состоянии.

Не помню, сколько времени я так пролежала — без движения, погружённая в свои мысли. И тут накатило оно — одиночество…

Когда тебе двенадцать, а мир ещё представляется в розовых тонах, то ты не чувствуешь одиночества. Всегда кто-то рядом — то отец, то сестра… Но проходит время, и ты чувствуешь в себе силу, потом приходит совершеннолетие, и только тогда начинает порождаться в душе росточек не испытанного ещё чувства… А когда исполняется девятнадцать, и ты теряешь один за одним всё то, что дорого, то что любишь — росток превращается в ветвистое дерево-опухоль, которое сосущей тоской вытягивает душу из груди. И уже не остаётся ничего, кроме пустоты… Звенящей и болезненной.