Мы наш, мы новый… - Константин Калбазов

Фок хотел было сделать выговор капитану за халатный подход к столь ответственному делу: ведь малейшая ошибка – и под обстрел попадут свои же солдаты, но едва первая шрапнель начала рваться над наступающими, тут же передумал. Такого учить – только портить. Но каков! От японских траншей до русских не больше двухсот сажен, а он на глазок.

За время стояния друг против друга и японцы, и русские постоянно вели фортификационные работы, время от времени начиная взаимный артиллерийский обстрел. Японцам в основном доставалось, когда они начинали усиленно копать траншеи, с тем чтобы приблизиться к русским позициям. Русским – когда они проявляли излишнюю активность в укреплении позиций или замечались скопления обороняющихся. Обстрелы сильно разнились по интенсивности: на каждый русский снаряд японцы отвечали тремя-четырьмя: защитники Квантуна были вынуждены экономить боеприпасы. Но все же приблизиться японским саперам не дали. Во многом благодаря такой вот практике батареи в настоящий момент весьма неплохо пристрелялись.

Японская артиллерия все еще продолжала обрабатывать русские позиции, но стрелки уже начали выдвигаться в передовые траншеи. Фок прекрасно видел, как по ходам сообщения перемещаются пригнувшиеся и подставляющие для обозрения своему генералу спины солдаты. Есть старинный русский обычай: идя на рать, обряжаться в чистое, – и ему русские солдаты следовали всегда неукоснительно, вот только не сегодня. Или, вернее, сегодня они исполнили этот обычай только частично, обойдясь чистым нательным бельем, белые же рубахи стрелков были весьма в плачевном состоянии. Уже было отдано распоряжение – по крепости и в Порт-Артуре спешно перекрашивали белые гимнастерки в грязно-зеленый цвет, но новое обмундирование в дивизию поставить не успели, вот и марали бойцы свою форму кто во что горазд. Обычно требовательный Фок на этот раз закрыл глаза на такое безобразие. Однако далеко не все пошли по этому пути – время от времени мелькали и белоснежные гимнастерки: это в основном старослужащие, которым было зазорно ходить в грязном. Жаль, если из-за этого упрямства кто-то погибнет, так как эти в основном имеют уже боевой опыт, а значит, особенно ценны. Да что там, обязательно процент потерь будет выше, но не приказывать же солдату вываливаться в грязи, словно хрюшке.

Сто пятьдесят сажен. Японцы несут большие потери от русской шрапнели, но упрямо рвутся вперед. Вот из неприятельских окопов появляется уже вторая волна атакующих. Густой цепью, пригнувшись, японские пехотинцы быстрым шагом направляются к русским позициям. Пора.

Обстрел японской артиллерии все еще не прекращается, он только переносится чуть глубже, так как уже близка возможность накрыть свои части. А русские артиллеристы, словно им и сам черт не брат, продолжают садить, засыпая шрапнелью все еще первую линию. Фок недобро косится на Гобяту. Но тот не смотрит в сторону генерала, а потому не видит его недовольства. Все так же стоя у амбразуры с биноклем у глаз, он продолжает диктовать данные для командира артиллерийской бригады. Наконец характер данных меняется – и постепенно, батарея за батареей, огонь переносится на вторую волну. Вот же шельмец!

Наконец русские окопы оживают, и изрядно прореженная артиллерией первая волна атакующих попадает под прицельный огонь русских. Александр Викторович был против предложения младших офицеров об отказе от залповой стрельбы, считая, что, кроме нанесения потерь, залповая стрельбы весьма эффективна в психологическом плане, но в конце концов он уступил и дал разрешение стрелкам стрелять самостоятельно по готовности. Господи, в чем еще он отступит, где еще наступит себе на горло? Опять что-то новое… Но он был готов на многое. Главное – результат. Разномастная трескотня, иногда между выстрелами намечается промежуток, иногда они наслаиваются друг на друга, порой звучат как нескончаемая пулеметная очередь, но выглядит это все как-то неприлично, похоже на дробный звук просыпавшегося гороха. Нет монолитности. Словно строй солдат, идущий не в ногу, – кто в лес, кто по дрова. Плохое настроение выправляется, когда он начинает обозревать цепи противника: то там, то здесь падают японские пехотинцы, зачастую по одному, но иногда и по несколько сразу. Но самое главное – в дело еще не вступили пулеметы, а от первой волны уже практически ничего не остается, и цепь залегает. И это притом что сейчас здесь около двух тысяч человек, почти вдвое меньше против занимающих эти же позиции в первом бою. Можно, конечно списать и на артиллерию, но, скорее всего, причиной тому то, что здесь, в этих окопах, только добровольцы, а такими обычно идут лучшие солдаты, – те, кто поплоше и пожиже, никогда не высовываются. Вот так вот – не было тут постоянных подразделений, сборная солянка. Офицеры тоже только добровольцы. Все же за этот неполный месяц Фок сумел добиться уважения подчиненных и вложить в них веру в себя.

Третья волна пошла с гораздо меньшим отрывом. Японская артиллерия, видя, что пехота залегла, вновь сместила огонь на передовые русские траншеи. Но теперь отводить стрелков назад никак нельзя. Да, первая линия понесла значительные потери, но больше половины все еще находится вблизи русских позиций, можно и не успеть вернуть людей, а оставлять позиции еще рано, ох как рано. Еще далеко не весь потенциал этой линии обороны использован, а потом, противник должен поверить, что Фок намерен держаться именно здесь, иначе не будет внезапности и сокрушительных потерь. Вот и стоят русские солдаты под ураганным артиллерийским обстрелом, не имея возможности отступить.

Кто бы сомневался. Ноги, как в свое время и Оку, решил воспользоваться оплошностью русских и использовать железнодорожную насыпь для накопления перед решительным броском. Левый фланг. Даже без поддержки с моря противник все же собрался нанести главный удар именно здесь, где имеется возможность приблизиться к русским позициям практически вплотную. Вот только, учтя отрицательный опыт Оку, командующий новой армией решил исключить возможность использования бронепоездов, а потому сделал все возможное для разрушения пути и весьма в этом преуспел. Ну и пусть его. В конце концов, никто и не планировал вести в бой эти подвижные батареи – нечего им делать на переднем крае, во всяком случае, на виду у противника. Но зачем же принимать русских за идиотов?

– Иван, ты куда!?

– А ты чего замер? Ждешь обеденной каши?

– Дак кроет японец – не продохнуть.

– Давай поднимайся. Я и сам могу, но с корректировщиком проще – времени теряется меньше.

– А как же обстрел?

– Дался тебе этот обстрел, когда там дичи навалило!

Якут только ухмыльнулся и, перехватив поудобнее винтовку, пригнулся и юркнул по ходу сообщения. А что делать, парень только вздохнул и припустил за ним. До первой траншеи спускаться не стали – сейчас основной огонь ведется по ней и батареям. Позиция устроена загодя, перекрыта досками с наваленной сверху землей – это они сами расстарались, никто не собирался оборудовать укрытие для снайперов, расходуя бревна. Ну да, от шрапнели спасет, от мелкого фугаса – уже сомнительно, прямого попадания перекрытию не выдержать, но, может, и повезет, отделаются только контузией. Есть и запасная позиция, тоже на середине склона, правее шагах в двухстах. Некогда об этом, нужно работу делать. До первой цепи порядка трехсот сажен, можно работать.

– Ориентир три, право пятьдесят, офицер, – начал диктовать корректировщик, вооружившись небольшой подзорной трубой. Его задача – выискивать цели, Ивана – уничтожать.

– Вижу.

Видит – вот и хорошо, пора искать следующего. Выстрел. Корректировщик замешкался.

– Ты чего молчишь? Умер или обделался?

– Жду подтверждения.

– Ты тут не умничай, не на стрельбище. Услышал выстрел – значит, готов, – зло бросил Иван.

И что это все взялись сомневаться в его способностях стрелка? То Семен Андреевич, теперь вот этот. В поселке узнают – на смех поднимут. А он стрелок от бога, вон он, генерал, уже и оклемался, мало того, и на позициях. Было сказано «серьезно, но не насмерть», – пожалте, так что он, Иван, свое дело знает, нечего сомневаться.

– Ориентир три, лево шестьдесят, офицер.

– Вижу.

Выстрел.

– Панкратов! Панкратов! Да что ты будешь делать. Смолин, бегом по линии – похоже, провод перебило.

– Есть.

Прапорщик проводил солдатика, зло выматерившись. Судя по последнему докладу наблюдателя, японцы уже должны укрыться за насыпью и начать накапливаться, а тут, как назло, связь перебило. Не дай бог появится ракета – и что делать? Пристрелки не было, три минометные батареи вообще появились здесь только вчера вечером, но им строго-настрого было запрещено выпускать хоть одну мину. Мол, пристреляетесь по ходу, незачем японцам знать, что мертвая зона за насыпью уже и не мертвая вовсе. Знают, что ни одно орудие не может их там достать, – вот пусть и дальше знают. Ну кинут на пару мин больше, вот и пристреляются на ходу, для чего-то их ведь учили. Только секторы и назначили.