Охотник (СИ) - Шнайдер Эйке

Додумать Гуннар не успел, что-то с силой ударило под колени, роняя навзничь. Он успел сгруппироваться, уберегая затылок, но спиной все же приложился изрядно. На миг оборвалось дыхание и сердце очень некстати застучало о ребра, когда понял, что с ног его сбило мертвое тело, подхваченное чьим-то плетением. Чьим?

Соображать было некогда — откатился в сторону, не вставая.

Туда, где только что была его голова, рухнул тяжеленный ставень, подлетел, отскочив от земли, снова упал, краем зацепив ребра — Гуннар охнул — и накрыл сверху, словно крышкой домовины. Он откинул ставень, вскочил. Рванулся к Сигрун. Успел заметить, как бешенство на ее лице сменяется ужасом, успел даже достать ее клинком. А потом что-то ударило его по затылку, вспыхнули искры в глазах, и стало темно.

Первым он услышал раздраженный голос Вигдис:

— Все было именно так, как вы говорите: мне надоело жить и я накинулась в одиночку на четверых одаренных.

Если они оба живы, значит, с оставшимися она справилась.

— Вдвоем.

Мужской голос. Стража?

— У него нет дара.

И потому за бойца его можно не считать. Ну, спасибо на добром слове. Впрочем, она Наверняка знает, что делает.

Судя по тому, что лежал Гуннар на животе, получив по затылку, он улетел мордой в землю. Нос не дышал, шумело в ушах, и кружилась голова, которую кто-то заботливо повернул лицом в сторону. Хорошо, что Белокамень не столица, улицы мостят деревом, а не камнем. Хряпнись он со всей дури о брусчатку, пожалуй, потом бы и не очнулся. Он попытался поднять голову — зря. Затошнило. Чувствуя, что вот-вот вывернет, Гуннар едва успел встать на четвереньки.

— Нет, не пойду и его не отдам, — слова Вигдис едва пробились сквозь шум в ушах. — Пока его не осмотрит целитель.

— Так печетесь о здоровье наемника?

— Да. Если бы не он, я была бы уже мертва.

Гуннар кое-как сел, потянулся к затылку. Пальцы коснулись теплого и липкого. Здорово его достали. Чем? Оглядываться пришлось медленно и осторожно, при каждом движении головой казалось, что в черепушке плещется ядовитая жижа. Поленом приложили — вон к тому дому дрова подвезли, а перенести их на задний двор или в чулан хозяева не успели. Расскажи кому — засмеют.

— Вы знаете, где мой дом. Я буду там или в лечебнице Эрика. Скорее всего, у себя. Всего доброго, господа.

Стражники спорить не стали. То ли не захотели связываться с одаренной, то ли знали, чем чреваты сильные удары по голове и опасались, что придется блевотину Гуннара со своей одежды отчищать, то ли все сразу. Вигдис, оглядевшись, подозвала уличного мальчишку — такие в любое время суток сбегаются на дармовое развлечение, дала монетку. За Эриком послала. Ну и зачем, спрашивается, человека дергать, как будто в первый раз по голове прилетело. Она и сама прекрасно с такими вещами справляется, доводилось видеть.

Гуннар подобрал меч — хорошо хоть рядом положила, а не на грудь, как покойнику. Медленно поднялся, жестом отстранив Вигдис, кинувшуюся подхватить под локоть. Сам дойдет, недалеко. Вроде шатать перестало, и тошнит меньше, хотя голова по-прежнему болела и ломило глаза, словно их кто-то хотел выдавить изнутри. Еще и нос наверняка набок свернут. Будь Гуннар чуть более суеверен, поверил бы в порчу или что-нибудь подобное, уж слишком много на него сыпалось шишек в последние дни.

— Пойдем, — сказала Вигдис. Добавила едва слышно. — Прости меня.

Он качнул было головой, мол, не стоит, что вышло — то вышло; но снова замутило, пришлось остановиться и несколько раз медленно и глубоко вдохнуть. Помогло так себе, и все же получилось разжать зубы и выговорить.

— Ничего. Лучше так, чем одну бы поймали, — и прежде, чем она начнет спорить и каяться, добавил. — А откуда взялся болт?

Вигдис хмыкнула, сунула руку в складки юбки и извлекла самострел. Тут же спрятала обратно. Занятно. Привязанные к поясу карманы под ее юбкой Гуннар видел не раз, но никогда не задумывался, что же в них может быть.

— И что там еще лежит? — поинтересовался он, почти забыв про головную боль.

На самом деле — что угодно. Руни рассказывал, как-то у одной особы при обыске нашли под юбкой три курицы со свернутыми шеями, стащенных со двора соседки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мелочи. Пара ножей, иголка с ниткой, два бинта и мазь на воске и живице — знаешь, какую Эрик готовит, мелкие раны заклеивать.

Кивать Гуннар поостерегся:

— Знаю.

Он и сам такую с собой брал, когда с нанимателями уезжал, но по городу не таскал. И, пожалуй, зря, если и дальше так дело пойдет… Ладно, это потом, сейчас не свалиться бы. Голова болела все сильнее, и снова начало мутить.

Эрик ждал их на ступенях дома Вигдис. Быстро мальчишка обернулся. Или сам Гуннар еле плелся, потеряв счет времени.

— Ты специально, чтобы я без дела не заскучал? — сказал Эрик вместо приветствия.

— Он тут ни при чем, — сказала Вигдис. — Это я… Точнее, отряд Сигрун.

— Настолько глупы оказались? — изумился лекарь, подставляя локоть. Гуннар спорить не стал, оперся. Поинтересовался против воли:

— Почему глупы? Расклад был в их пользу.

— Потому что они мертвы, а вы оба живы. Я бы не назвал это в «их пользу».

— Повезло.

— Везения не бывает.

Спорить не хотелось. Вспыхнувший свет резанул по глазам почти до боли. Гуннар позволил усадить себя в кресло, и даже не стал спорить, когда Эрик сам снял с него амулет. Хочет на миг лишиться дара — его дело.

— Кровит в полость черепа. — сказал он. — Видишь?

Вигдис кивнула.

— Хорошо, что я за тобой послала. Сама бы не увидела.

— Увидела бы. И не беспокойся, все обойдется.

На миг голова заболела еще сильнее, и едва не вывернуло во второй раз, а потом мир прояснился. Ушла дурнота, перестало звенеть в ушах. Спать только захотелось, но это обычное дело. Засвербело в носу, Гуннар чихнул. Пощупал, вроде кости на место встали. Да, дышать стало легче. И вообще, почти как новенький.

— Иногда мне хочется запереть тебя в подвале, — произнес Эрик, наблюдая, как Гуннар возвращает на место амулет. — Просто чтобы знать, что ты больше ни во что не вляпаешься. Но ведь и там найдешь способ шишек насобирать.

— Да, мне, знаешь, очень нравится получать по голове, — огрызнулся Гуннар. — В следующий раз можешь не приходить.

— Извини, я не хотел обидеть. Пытался посочувствовать — он развел руками. — Впрочем, с нашим образом жизни едва ли получится закончить свои дни в мягкой постели в окружении рыдающих родственников.

Гуннар кивнул. Это он знал и сам.

* * *

Несколько дней пролетели незаметно. Гуннар по-прежнему не собирался оставаться приживалкой в доме женщины, но приглядеть за ней было нужно. И он честно следовал за Вигдис везде — на рынок вместе с поденщицей, в «Шибеницу», где тихо сидел в углу, потягивая пиво. Иногда болтал с другими мечами, скучающими в ожидании нанимателя, иногда перекидывался парой слов с торговыми людьми. Да, работу ищет, но не голодает, поэтому волен перебирать харчами. Через две недели? В столицу? Можно, если о плате договорятся. Обратно тоже вместе, или самому добираться? Если самому, тогда дороже. Э, нет, найдет ли он, с кем из столицы возвращаться — еще вилами на воде писано. Знает ли он кого-то, кого мог бы посоветовать? Да вон, за тем столом сидят — Риг, Флоки и Кольв, отличные ребята. Если что, они еще кого подскажут, полдюжины мечей набрать нетрудно. Дар? И в самом деле, сейчас здесь мало одаренных стало… болтают всякие гадости. Нет, за сплетнями — это не к нему. Посоветовать? Что, правда, так и говорят: Гуннар Белобрысый якшается с одаренными и те его за равного держат? Занятно. Вон, у Вигдис спросите, она знает. Еще кто-то? В доме Эрика Лекаря, Ингрид Молчунья, его женщина. Но она как-то обмолвилась, что столицу не любит, так что едва ли… Само собой, за спрос денег не берут, так что кто ж вам запретит поговорить? Да, лекарь порой и сам в сопровождении ходит, но это тоже у него надо спрашивать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Отряд Скегги распался после того, как сам Скегги исчез, а второй одаренный погиб. Но поговорить с парнями Гуннару все же удалось, правда, ничего толком не выговорил. Все было как всегда: посидели, выпили. Пили много, под разговор о том, что за ужасы творятся, и кто бы мог подумать, что Белобрысый… тут рассказчик осекся, добавив, мол, без обид, никто ж не знал, это потом Творец сказал свое слово… Словом, в тот злополучный вечер набрались изрядно, Гест первый ушел, сказал, сговорился с какой-то бабой. Нет, никто не знал с кем. Расспрашивали, как не расспрашивали, только улыбался хитро. Дескать, лакомый кусочек, да только пока не слышно, чтобы кто-то надкусил. Расскажет. Потом. И кто, и какова… И больше живым его не видели.