Мой единственный - Джоанна Линдсей

— На то, чтобы добраться туда, уйдет едва не полгода, и многие не выдерживают этого путешествия. А если и выдерживают, ужасные условия пребывания там ломают человека в первые же недели. Уверены, что хотите подобной участи для своего сына?

Милтон не собирался позволять Ричарду снова от него ускользнуть. Если мальчишку нельзя урезонить, значит, придется принять определенные меры. Девять лет жесточайших лишений — вот справедливое возмездие за девять лет бессильной ярости Милтона, не имевшего возможности позволить себе то немногое, что доставляло ему искреннюю радость.

— Но людей ссылали туда и за меньшие преступления, верно? — напомнил он Эйбелу.

Тот пожал плечами:

— Наши тюрьмы переполнены, а труд заключенных — бесплатный труд. Австралии нужно много рабочих рук, если мы хотим превратить ее в новую процветающую колонию для Короны. Там до сих пор ничего нет, кроме поселков для заключенных, и оттуда сбежать невозможно. Прибывающие туда корабли привозят только заключенных. Там ни у кого нет надежды на будущее.

Милтон улыбнулся:

— Да, тяжело им приходится. Но возможно, ссылка — именно то, что исправит этого мятежника. Как только Ричард будет готов выполнить свои обязательства, его немедленно освободят. Это можно устроить?

— Устроить можно все, — пробурчал Эйбел, неловко морщась.

Милтон удивленно нахмурился. Неужели он выглядит холодным и бесчувственным даже в глазах этого простолюдина Кантела? Разве не очевидно, что Ричард заслужил такую участь? Кантелу стоило лишь оценить ужасающее состояние Уиллоу-Вудс, чтобы понять, сколько вреда причинил Ричард собственной семье!

— Сначала посмотрим, что скажет он сам. Если он готов исправиться и помочь своим родным после всего того, что наделал, его можно простить, — продолжал Милтон. — Приведи его в чувство, — приказал он Олафу.

Тот понял это как призыв к действию и сильно пнул Ричарда в бок. Эйбел отвернулся. Милтон свирепо уставился на болвана:

— Принеси воду или нюхательные соли, глупец!

— А где их брать?

— Ни… к… чему, — простонал Ричард. — Какого черта?

Он попытался встать, но понял, что руки связаны за спиной.

Он знал, что этим кончится, когда Олаф взломал дверь его номера: придурковатый великан даже не проверил, заперта ли она. Ричард ужинал в одиночестве — Ор прислал еду с сообщением, что задержится. Причиной задержки была служанка из кабачка.

Ричард сразу же узнал в Олафе одного из негодяев, нанятых Милтоном, чтобы держать Ричарда во время избиений. Последним его воспоминанием о жизни в доме была сцена, во время которой отец требовал от него остричь волосы, едва доходившие до плеч. Ричард, разумеется, отказался, зная, что за это его накажут. К тому времени между ним и отцом велась постоянная война. Поэтому Милтон приказал своим громилам остричь ему волосы. Они выволокли спящего Ричарда из постели, привязали к стулу и практически оскальпировали. Ту бессильную ярость, которая охватила его, он не мог забыть до сих пор. В ту ночь он покинул Лондон и даже не оглянулся. И теперь Ричард ощущал настоящее бешенство, глядя на стоявшего на пороге Олафа. Он даже не задался вопросом, что делает здесь это животное, потому что думал только о мести.

Олаф был намного его массивнее — настоящий гигант, правда, очень глупый, а Ричард теперь далеко не мальчик. Но он не успел насладиться мыслью о том, что сейчас изобьет врага до полусмерти: еще пятеро сообщников Олафа сгрудились вокруг него. Вшестером они легко одолели Ричарда и бросили на пол. Им было ни к чему погружать его в пропасть бесчувствия, но один из них нанес роковой удар.

И вот теперь он с трудом приходил в себя. Попытка освободить руки не удалась, и он злобно уставился на отца. Как это получилось? Он был так уверен, что никто в этих местах его не узнает. Очевидно, это не так и кто-то прямиком побежал к графу с новостями о появлении сына.

Им с Ором вообще не следовало сюда приезжать! Сначала они хотели остановиться на ночь в той гостинице, которая будет ближе к Лондону и подальше от Уиллоу-Вудс. Но он хотел утром перехватить Чарлза на дороге и увидеть племянника, прежде чем навсегда убраться из Англии.

Оказалось, что Милтон почти не изменился, разве что волосы немного поседели и щеки слегка обвисли — единственные свидетельства прожитых лет. Зато глаза оставались такими же холодными.

Но Милтон еще не посмотрел сыну в глаза. Он с отвращением уставился на длинные волосы, спадавшие на плечи сына.

— Боже, они еще длиннее, чем мне казалось! Ты походишь на проклятого нищего, у которого нет денег на стрижку, — медленно произнес он, прежде чем приказать находившемуся у него в услужении зверю: — Избавься от этого.

Но Ричард поднял голову и спокойно предупредил Олафа:

— Только попробуй, и на этот раз я тебя убью.

В ответ Олаф рассмеялся, но Милтон покачал головой:

— Не стоит. Очевидно, он ничуть не исправился за это время.

— А что вы ожидали? — прорычал Ричард. — Послушайте, старик, больше вы не сможете мне приказывать! Я вышел из-под вашего контроля.

— Ты так считаешь? Но не вышел из-под власти закона, а прежде чем сбежать, нарушил этот самый закон, и не однажды.

— Какой именно? Ваш?

Милтон повернул на пальце перстень с печаткой:

— Прежде всего ты украл вот это. Забыл?

— После вашей смерти кольцо переходит к моему брату, а он не против того, чтобы я его позаимствовал. И почему бы вам, черт побери, не протянуть ноги и не освободить нас всех от необходимости выносить ваше присутствие?

— Видите, Эйбел, с кем приходится иметь дело? Сущая беда — иметь такого сына, — со вздохом заметил Милтон.

При виде столь впечатляющего спектакля Ричард нахмурился. Милтон хочет произвести впечатление на собеседника? Если бы он хоть раз в жизни выказал сыну хотя бы некое подобие любви, их отношения могли бы стать более естественными. Всякий ребенок хочет угодить родителю… пока не понимает, что абсолютно ему безразличен.

— Кто вы? — спросил он незнакомца.

— Эйбел Кантел, мой старый друг, — пояснил Мил-тон.

Но Эйбел счел нужным добавить:

— Я еще и местный судья, лорд Ричард.

Было ли это намеренным предупреждением?

Ричард насторожился. Только нетитулованный дворянин или простолюдин назвал бы Ричарда «лордом», а эти люди предпочтут выполнять все желания графа. Впрочем, он всегда знал, что отец может попытаться использовать против сына его старые грехи… если они когда-нибудь сойдутся лицом к лицу. Он хотел, чтобы его лишили наследства и выгнали из дому, но был слишком молод и поэтому не мог понять, что дает отцу оружие, которое он использует против сына. И снова постарается заставить последнего выполнить условия брачного контракта.