Один день тьмы - Екатерина Неволина

— Пойдем, — неожиданно поманил меня Ловчий.

— Куда? — я так растерялась, что застыла, как дура, хлопая ресницами.

— На охоту. Или ты передумала?

— Нет! Иду!

Мы вышли из подвала, и я заметила у дома Виолу. Она проводила нас недобрым взглядом, который едва‑едва не прожег в моей спине дырку.

Ловчий быстро шел по серым пустым улицам окраины города, я следовала за ним, без любопытства поглядывая по сторонам. Вскоре мы вышли к небольшой железнодорожной станции. Наблюдая, как легко Ловчий ориентируется даже в незнакомой местности, я начинала подозревать, что это — один из его талантов или просто звериное чутье, не подводившее его, кажется, ни разу.

Мы сели в электричку. Спрашивать, куда мы едем, было бесполезно. Скорее всего, мой молчаливый спутник ответит: «На охоту», и этим и ограничится.

Наш путь привел нас к высокому серому зданию. Оно почти терялось на фоне других питерских зданий и тем не менее обладало своими художественными особенностями. Высокие арочные проемы окон, женские фигуры‑кариатиды, поддерживающие крышу, лепные цветы. Кажется, все это относилось к стилю модерн и было построено где‑то в конце девятнадцатого века. Темно‑серый цвет удивительным образом обезличивал все строения, сводя на нет все их архитектурные излишества, зато это здание смотрелось вполне органично на фоне такого же темно‑серого пасмурного неба.

На здании не имелось никаких табличек, однако оно, возможно, из‑за своей серости казалось мне очень казенным.

Ловчий обошел вокруг него и встал неподалеку от одной из дверей — так, что его не было видно ни от дома, ни с дороги. У подъезда стояло несколько дорогих машин. Одну из марок я узнала сразу — точно такая же была у отца Виолы, и он иногда приезжал на ней за дочерью в школу.

Я присела на корточки рядом с Ловчим и тоже принялась ждать, что же будет. Он стоял совершенно неподвижно — тело расслаблено, глаза прикрыты. Со стороны могло показаться, будто он задремал.

Минут через десять, когда я стала терять терпение и уже хотела спросить, чего же мы ждем, к подъезду подъехал большой белый «Мерседес» из породы тех длинных и странных машин, которые обычно арендуют для свадеб или прочих пышных церемоний.

Сначала открылась дверца со стороны водителя, и оттуда вышел высокий крепко сложенный брюнет, без сомнения, вампир — я почувствовала это вдруг и так ясно, как будто сама видела его становление. Он внимательно огляделся, разумеется, не заметив нас в нашем убежище, затем почтительно распахнул пассажирскую дверцу и застыл, вытянувшись во весь рост, словно на параде.

Целую минуту ничего не происходило, все было тихо. Затем из машины показался господин среднего роста, в черной шляпе и черном пальто, подбитом по воротнику гладким черным мехом. Даже шляпа не мешала разглядеть его странную прическу с пышными бачками по краям лица. Волосы уже были тронуты сединой, так что на вид ему было лет за сорок, исключая, конечно, ту добрую сотню лет, когда он уже не старел и почти не изменялся. Господин оперся на черную отполированную трость с красивым резным набалдашником, а из недр машины тем временем показался еще один персонаж. На этот раз — девушка. Совсем юная, лет семнадцати, в длинной пушистой шубке, с золотистыми распущенными волосами. Самое удивительное, что она‑то была живой! Я нутром чувствовала, как бьется кровь в ее жилах.

Удивленная, я взглянула на Ловчего. Тот смотрел на приехавших по‑особенному, и его тонкие губы кривила презрительная насмешка.

Шофер и, видимо, по совместительству охранник подошел к двери подъезда, стукнул особым образом, и дверь распахнулась. Я увидела, как усатый швейцар низко поклонился господину с тростью, а тот, не глядя ни на кого, прошел внутрь вместе с прильнувшей к нему девицей.

Охранник‑шофер последовал за ними, и дверь тут же закрылась.

Я снова перевела взгляд на Ловчего. Он довольно улыбался.

— Кто они? — не выдержала я.

— Какая‑то шишка из Питерского Дома, — сообщил Ловчий, с отрешенным видом чистя ногти небольшим складным ножом. — Бывший генерал. Ненавижу генералов. Завидная добыча.

— А девушка? Она же… — я не решалась произнести слово «живая».

— Да, — равнодушно кивнул Ловчий. — Она одна из слуг. Она помогает ему ненадолго чувствовать себя живым. А еще он пьет ее кровь. Понемногу, как хорошее вино. Впрочем, готов поспорить на что угодно, что иногда он увлекается, и девушек приходится заменять…

— Ты имеешь в виду, что он их убивает?! Но это же недопустимо! В Московском Доме не пьют живую кровь! Только донорскую…

Ловчий на миг отвлекся от своего занятия и презрительно посмотрел на меня.

— И ты им поверила? Хотя, конечно, не все вампиры могут позволить себе такую роскошь, но некоторые избранные — уж точно. Да и что значит смерть какой‑то безвестной девчонки? Ничего! Это маленькое недоразумение всегда так легко замять.

— А что об этом думает девушка? Почему не сбежит?

Ловчий по‑прежнему занимался своими ногтями.

— Девушка привязана к своему господину, — небрежно сообщил он. — Она даже получает определенное удовольствие в тот миг, когда вампир пьет ее кровь, и подсаживается на это как на наркотики.

Я вспомнила свои ощущения, когда поила кровью раненого Артура, и кивнула.

— К тому же, — продолжил Ловчий, — со временем она становится все бесполезнее ему, утрачивая свои человеческие качества и живость. Люди не могут жить рядом с вампирами и оставаться прежними. Постепенно из них исчезает… — он задумался, подбирая слово, — начинка. Они превращаются в ходячую оболочку, привычно исполняющую свои прежние обязанности.

— А что это за место? — снова спросила я. — Нечто вроде клуба «Элис» в Москве?

— В общем да. Место для развлечений. Местная шайка проводит здесь время. Пьет, играет в бильярд, создавая видимость какого‑нибудь старого столичного клуба. Эти господа умудряются устроиться так, будто ничего на свете не изменилось и на дворе по‑прежнему как максимум девятнадцатый век.

— А ты? Сколько тебе лет? Как тебя зовут? — вдруг поинтересовалась я.

Ловчий бросил на меня яростный взгляд и отвернулся. Странно, мой вопрос вызвал в нем совершенно человеческие чувства. Мне даже показалось, будто ему больно. С чего бы это?…

Мы помолчали. Ловчий взял в руки прутик и принялся аккуратно обстругивать его.

— Мы будем охотиться на того генерала? Ты знал его?

Мне, безусловно, следовало бы заткнуться, но журналистская натура не давала покоя. Вопросы буквально распирали меня.