Раненые звёзды - Сергей Котов

на разговоры. Самолет в этот раз тщательно проверили. Тут безопасно, — сказала она, — потом ты даже выспаться успеешь.

— Ого! — вырвалось у меня, — куда это мы?

— В Южно-Китайское море, — ответила Катя.

— О как. А точнее?

— На Хайнань. Это остров в Китае.

— Я в курсе. И что, ты решила так кардинально развеяться? Летим на курорт? Нормальный такой масштаб…

— Мне не до смеха, Гриш, — Катя действительно выглядела необычно напряженной.

— Что случилось-то? Гипс снимают, как отец говорит?

— Смотри сюда, — Катя достала из своей безразмерной сумочки планшет, включила экран и запустила видео; на экране была каменная глыба неправильной формы, висящая в черной пустоте. Глыба медленно вращалась. — Это астероид Джи-девятьсот-пять-ноль-семьсот-двадцать-один.

— Нашли что-то интересное, что мне следует увидеть? — спросил я, отвлекшись от экрана.

— Да ты смотри! — ответила Катя, — кадры редчайшие. Нам повезло. Съемка велась с орбитального телескопа, который вообще-то для видео не приспособлен. Но по нашей большой просьбе программное обеспечение немного перенастроили.

Я послушно уставился в экран. Там все так же вращалась каменная глыба. А потом, безо всякого предупреждения, эта глыба плавно и величественно раскололась. Сначала было несколько крупных осколков, но потом и они начали дробиться. И то происходило до тех пор, пока вместо астероида в поле зрения не осталось слабо опалесцирующее облако мелкой пыли.

— И что я только что видел?

— Уничтожение астероида, — ответила Катя, — для информации — диаметр этого камня восемьдесят километров.

Я присвистнул.

— Так понимаю, это были не мы, — сказал я, — в смысле, не люди.

— Не мы, — согласилась Катя, — у нас даже близко нет таких возможностей. Наши специалисты все еще спорят, на каком принципе основано это оружие, но к единому мнению пока не пришли.

— И что теперь? Я должен обнаружить того, кто это сделал? Очередной телескоп?

— Все немного сложнее, Гриш, — Катя покачала головой, — но лучше дождись брифинга с коллегами. Там будет подробнее, чем я могу рассказать. Не потому, что не хочу — просто не все детали знаю.

— Какого брифинга? — я нахмурил брови.

— Предполетного, — ответила Катя, — мы летим на старт.

— Стоп, стоп, стоп! — я выставил вперед ладони, — по плану старт с «Восточного»! Какое Южно-Китайское море?

— Старт будет с платформы, — сказала Катя, — сама платформа российская, но принадлежала нам, через ряд фирм-прокладок. Ракета будет американской. Акватория — китайской. Компромисс, понимаешь? Только при таком раскладе есть возможность запустить вас в ближайшие сутки. Будем надеяться, еще не слишком поздно.

— Куда мы спешим? — спросил было я, но наткнулся на Катин взгляд, и проговорил: — брифинг. Ясно. Сейчас ничего не скажешь. Ну и смысл тогда в этих десяти часах полета?

Я посмотрел в иллюминатор. Внизу, под ясным звездным небом горели огоньки какого-то поселка в горах. Хорошо там, наверное, сейчас. Воздух чистый. Кто-то на лыжах будет завтра кататься…

— Мы думаем, что кто-то уничтожает самые интересные объекты в системе. И хотим успеть обнаружить хоть что-нибудь, — Катя прервала мои размышления.

— У них была вечность, чтобы сделать это. Почему именно сейчас? — спросил я, оторвавшись от иллюминатора.

— А вот тут мы уже рискуем ступить на зыбкую почву домыслов и инсинуаций, — улыбнулась Катя, — проще говоря, мы не знаем.

— И вас совсем не пугает, что целью этого таинственного нечто могут быть вовсе не артефакты? Что, если оно пришло за нами?

— Конечно, пугает, — ответила Катя, — тогда тем более ты нужен на орбите. Твой тюрвинг — наш шанс отбить атаку.

— Ясно, — кивнул я, и неожиданно для самого себя добавил: — я говорил с родителями. Не похоже, что я приемный. Они бы не стали мне врать, это точно.

— Ох, Гриша, — тяжело вздохнула Катя, — тут тоже все оказалось не так просто, как мы думали вначале. Но я дам тебе всю информацию, которой обладаю сама. Мы сразу сделали анализ твоей ДНК, это стандартно. Все еще не теряем надежду обнаружить фактор, который делает из обычных людей — видящих. Почти сразу мы обнаружили несоответствие твоей ДНК и ДНК твоих родителей. Сначала решили, что объяснение самое простое и очевидное: ты приемный ребенок. Но потом копнули глубже… в общем, твой гаплотип уникален. Мы не обнаружили других, которые могли бы иметь с тобой общего предка.

— Так. Давай-ка полегче! Я не слишком силен в генетике!

— Ты не принадлежишь ни одному народу, если проще, — ответила Катя, — что, разумеется, невозможно. И это сильно отличает тебя от других видящих.

— Так, так, так… — проговорил я, собираясь с мыслями; вообще, несмотря на ранний подъем, голова была удивительно ясной, — стоп. Секунду. Хочешь сказать, что меня сделали искусственно?

— Это всего лишь одна из гипотез, — Катя пожала плечами, и зачем-то виновато улыбнулась.

— А какие другие?

— Ну, например, тебя могли заморозить. То есть твой эмбрион, конечно. Сделали это очень давно, а твои настоящие предки вымерли.

— Но кто? Как? Зачем?.. — растерянно проговорил я. Голова по-прежнему была ясной, но появилось странное чувство: как будто мы обсуждаем кого-то постороннего. Не меня.

— Я не знаю, Гриш, — Катя развела руками, — с тобой загадок появляется больше, чем мы в состоянии обработать и переварить. Давай позавтракаем, — неожиданно предложила она, — и вздремнем, а? Я-то вообще нисколько не спала. А завтра у нас большой день.

В этот раз завтрак был проще, чем по дороге в Сочи. Наверно, это было как-то связано с тем, что теперь самолет стал безопасен для переговоров — на борту, в пассажирском салоне, никого кроме нас не было. Но простые вареные яйца, бутерброды с сыром и колбасой, да крепкий черный чай показались мне куда вкуснее кулинарных изысков. Было в этой простой закуске что-то фундаментальное. Нечто, что помогало мне держаться за мир.

9

Мы прилетели в лето. Я давно об этом мечтал, с детства. И, конечно же, знал, что это вполне возможно — оказаться на солнечном море зимой, когда на улицах возле дома метет метель, а от мороза в парке дрожат даже деревья. Некоторые из моих школьных друзей летали — кто на Бали, кто на Кубу, и потом делились впечатлениями.

Думаю, если постараться, мои родители тоже вполне могли организовать такой отпуск. Но они не хотели. Отец так вообще считал, что зима — это обязательное условие выживания русского человека, и что без холода мы зачахнем, и вымрем. Мама была не столь категорична, но в целом отца поддерживала.

Поэтому мы обычно праздновали новый год дома. И это тоже было не плохо. Да что там — иногда это было даже хорошо, и здорово: салюты возле дома в новогоднюю ночь, катание на тьюбинге с горки в ближайшем парке, зарубы дворовых команд