Ангел пустыни - Евгений Габуния

— Точно, товарищ подполковник! А вы откуда знаете?

— Мы ведь тоже времени не теряли, — улыбнулся подполковник. — Подняли дело некоего Мындреску, он сидит сейчас за спекуляцию, в Бельцах проживал. При обыске у него икону изъяли, тогда не придали значения, а когда заварилась кутерьма с церковными кражами, всплыла эта икона. В общем, удалось выяснить. Купил ее Мындреску по дешевке у одного спившегося художника-реставратора церквей, видимо, с целью спекуляции, да не успел сбыть.

— Неужели Хынку ему продал? Он ведь тоже церкви как будто реставрирует, — оживился Руссу.

— Не торопитесь, капитан, все не так просто. Разыскали, значит, этого реставратора, знакомимся с его показаниями. Вместе с Хынку они реставрировали одну церковь, там и познакомились. О Хынку отзывается как о полном профане. Этот художник, между прочим, репинский институт окончил в свое время, да талант свой не сберег, пропил, а совесть еще не успел пропить. Окончательно, по крайней мере. В общем, Хынку подарил ему иконку… в благодарность как бы за то, что помогал, вместо него работу делал. Но самое любопытное: этот Хынку, по словам реставратора, выспрашивал у него, какие иконы особенно ценятся и кому их сбыть можно. В общем, сальдо, как говорят бухгалтеры, пока сходится. — Кучеренко поднялся: — Схожу к прокурору за санкцией на арест и обыск, оснований более чем достаточно…

— Ботнаря одновременно с Хынку брать будем? — деловито осведомился Руссу.

— Хынку пока подождет, только вы распорядитесь, чтобы за ним хорошенько присмотрели ваши ребята, как бы не натворил глупостей. Сначала за Ботнаря возьмемся.

…Дверь открыла молодая миловидная женщина. Она настороженно, недоверчиво разглядывала незнакомых людей. Один из мужчин сказал:

— Мы из милиции. Ваш муж дома?

Женщина испуганно прикрыла рот рукой, как бы стараясь сдержать невольный вскрик, кивнула, и они, сопровождаемые ею, прошли в большую, просто обставленную комнату. Сидящий на диване молодой черноволосый мужчина безучастно смотрел на вошедших, но вот он задержал взгляд на подполковнике, и в его темных глазах промелькнул… нет не страх, а нечто другое, чему Кучеренко не мог сразу дать определение. «Узнал». Девочка лет пяти, примостившаяся на диване рядом с отцом, так и не оторвалась от экрана телевизора, зачарованная фантастическими проделками хитроумного зайца и его незадачливого вечного врага волка.

— Ботнарь Иван Андреевич? — Руссу выступил вперед.

Мужчина молча кивнул.

— Вот постановление прокурора о производстве обыска. Прошу ознакомиться. А это — понятые, — он указал на двух мужчин, стоящих рядом с капитаном, подполковником и участковым инспектором, молодым человеком с погонами лейтенанта. Из всей группы лишь участковый был в милицейской форме. — Прошу всех оставаться в этой комнате. Товарищ лейтенант, приступайте.

Подполковник наблюдал, как участковый выдвигал ящики старомодного пузатого комода, бегло листал немногочисленные книги на этажерке, и его охватило чувство неловкости, испытанное много лет назад, когда он, такой же молодой офицер, впервые лично выполнял это следственное действие, как именуется обыск в юридических документах.

Участковый действовал споро и деловито. «Старается парень, — с некоторым даже неодобрением подумал подполковник, — неужели перед начальством из министерства, то есть передо мной выслуживается?» Ботнарь сидел, не шевелясь, с каменным отрешенным лицом, будто все происходящее его совершенно не касалось. К испугу на лице жены прибавилось выражение крайней растерянности и непонимания. Только девочка, оторвавшись, наконец, от телевизора, с любопытством наблюдала за происходящим.

Лейтенант вежливо попросил сидящих на диване встать. Ботнарь поднялся медленно, неохотно, подхватив на руки дочку. Участковый приподнял ложе, заглянул внутрь и извлек обернутый в белую тряпицу сверток; раздалось глухое позвякивание металла. Он развернул тряпицу, что-то блеснуло, и все увидели «две чаши желтого металла, крест белого металла, ложечку белого металла», как потом было написано в протоколе обыска.

В этой комнате участковому больше делать было нечего, и он направился в соседнюю, но его остановил сдавленный глухой голос Ботнаря:

— Не трудитесь… Это все…

Лейтенант вопросительно взглянул на Руссу, тот сделал знак: «продолжай». При дальнейшем обыске не было ничего «обнаружено и изъято», как также указывалось в протоколе.

— Вы задержаны, Ботнарь, — сказал капитан. — Пойдемте с нами.

Ботнарь, ни на кого не глядя, молча накинул на плечи старенький плащ. Жена испуганно всхлипывала. Дочка подняла на отца свои большие круглые глаза:

— А куда ты уходишь, папа? Уже ночь.

Отец ничего не ответил, только махнул рукой и шагнул к двери.

Кучеренко и Руссу сидели в кабинете, обмениваясь впечатлениями о только что проведенном задержании, когда дежурный по райотделу доложил, что помещенный в ИВС[17] Ботнарь просит его допросить. Подполковник взглянул на часы:

— Поздно уже, закон разрешает производить допрос ночью только в исключительных случаях. Придется отложить до утра. На свежую голову.

Минут через десять дежурный явился снова и сообщил, что задержанный требует бумагу и авторучку.

— Так в чем же дело? Выдайте, — распорядился Кучеренко.

Дежурный поспешил выполнить приказание, а подполковник сказал:

— Завтра, капитан, приходите пораньше, вместе допросим. Нас ждет кое-что интересное.

Судя по воспаленным покрасневшим глазам, Ботнарь провел бессонную ночь. Он тяжело сел на предложенный ему стул в углу кабинета, и его заросшее черной щетиной лицо тронуло нечто похожее на улыбку:

— Я вас сразу узнал, — произнес он, глядя на подполковника. — Тогда в ГАИ это же вы были… когда меня вроде за превышение скорости задержали. Я ведь догадался, что дело вовсе не в скорости…

— Однако, Ботнарь, скорость вы все-таки действительно превысили.

— Ладно, пусть нарушил. — Он жалко, затравленно улыбнулся. — Что скорость — жизнь порушена, жизнь… Хотел сам к вам прийти, все рассказать… Слышал, это заявление с повинной называется… По телевизору показывали про одного… Так то же в кино… — он испытующе посмотрел подполковнику прямо в глаза, ища в них ответа на мучительный для него вопрос.

— Все правильно в кино показали, виниться, Ботнарь, никогда не поздно. — Кучеренко понимал, что от его слов зависит многое. — Суд это учтет. Обязательно.

Ботнарь тяжело вздохнул, и Кучеренко понял: не верит. Он взял со стола томик уголовного кодекса, раскрыл его на 36 странице и прочитал вслух: «Статья 37. Обстоятельства, смягчающие ответственность. При назначении наказания обстоятельствами, смягчающими ответственность, признаются… чистосердечное раскаяние или явка с повинной… активное способствование раскрытию преступления…» — Подполковник сделал паузу и выразительно посмотрел на Ботнаря. Тот слушал, ловя каждое слово. — Однако должен вас предупредить, Ботнарь, что речь идет только о смягчении ответственности. Отвечать все-таки придется.

— Это я понимаю, само собой… — Ботнарь снова тяжело вздохнул. Чего уж там, сам виноват. — Он полез в карман пиджака и протянул мятый лист бумаги Кучеренко: — Ночью написал… Вы уж извините, если что не так.

Находясь под арестом, я понял, что в нашем советском обществе надо соблюдать наш советский закон, чтобы не было пострадавших и обиженных и чтобы не было преступлений и нарушений, потому что в советском обществе человек должен быть самосознательный и без самосознания он может стать на путь преступлений, что произошло и со мной. А это очень горько. Оказывается, самым дорогим на свете является свобода. Но я не совсем потерянный человек. Поэтому обязуюсь чистосердечно и полностью рассказать обо всех преступлениях, совершенных мной и другими. Еще обязуюсь своим честным трудом искупить вину перед людьми и своей семьей.

Кучеренко внимательно прочитал заявление и передал его капитану:

— Приобщите. Как видите, Иван Андреевич, ваше заявление будет приобщено к делу. Только бы раньше надо было. Однако лучше поздно, чем никогда. Есть такая мудрая пословица. А теперь давайте начнем с самого начала.

Из протокола допроса Ботнаря Ивана Андреевича, 28 лет, наладчик оборудования комбината бытового обслуживания, беспартийный, образование неполное среднее, женат…

…По существу заданных вопросов поясняю:

Однажды ко мне на работу пришел мой знакомый Спиридон Хынку и попросил отвезти его вечером в одно село, где у него было какое-то дело. Я удивился этой просьбе, потому что у него есть машина «Жигули». Он сказал, что машина поломалась, а дело срочное и важное. Мне не хотелось ехать вечером, тем более что стояла плохая погода, шел снег, но он очень просил и я согласился. Часов в восемь я заехал за Хынку домой. У него дома были еще комбинатовский шофер химчистки Кангаш Сава и какой-то худой высокий парень, которого звали Бума. С этим парнем я лично знаком раньше не был, но встречал в городе, чаще всего возле кинотеатра или гастронома на главной улице. Впоследствии я узнал, что Бума — это его кличка, а настоящее имя — Семен, фамилия — Кравчук. Я заметил, что Сава и Бума были немного выпившие, а Хынку — нет. Я забыл сказать, что они почему-то называли Хынку Луи.