Творения, том 9, книга 1 - Иоанн Златоуст

2. Но, может быть, скажет кто-нибудь, что он поступил с нею слишком жестоко. Что говоришь ты? Какая жестокость, скажи мне? Если некто, собиравший дрова в субботу, был побит камнями (Числ.15:32-36), то тем более святотатец: ведь эти деньги были уже священные. И подлинно, кто решился продать свое и отдать, а потом удержал у себя, тот святотатец. Если же взявший из своего – святотатец, то гораздо более – взявший из чужого. Поэтому не подумайте, что, если теперь не бывает этого, если наказание не следует тотчас, то будто и остается без наказания. Видишь ли, как он обвиняется в том, что, сделав свои деньги священными, потом взял их? Разве не мог ты, говорит, продав, пользоваться ими, как своими? Разве кто препятствовал тебе? Почему берешь их после того, как обещал (отдать)? Вот как с самого начала диавол действовал среди столь великих знамений и чудес, или лучше, как тот (Анания) был ослеплен им. Подобное нечто случилось и в ветхом завете, когда сын Хармии уличен был в том, что похитил посвященное Богу; ты, однако, знаешь, каким наказанием окончилось и тогда это дело (Нав.7:1-26). Так, возлюбленный, святотатство – очень тяжко и исполнено великого неразумия. Мы, говорит, не принуждали тебя ни продавать, ни отдавать деньги после продажи; ты решился на это по собственной воле. Для чего же ты украл из священных денег? "Для чего ты положил это в сердце твоем?" А если сатана сделал это, то почему осуждается он? Он виновен в том, что воспринял действие сатаны и исполнил. Но следовало, скажут, исправить его. Нет, он не исправился бы, потому что, кто видел такие (чудеса) и не получил от них пользы, тот тем более не получил бы пользы от чего-нибудь другого. Итак, нельзя было оставить это дело без внимания, но надлежало отсечь (виновного), как гнилой член, чтобы не заразилось все тело. Теперь и он получил пользу, как не преуспевающий более во зле, и прочие сделались более ревностными; а тогда случилось бы напротив. Поэтому (апостол) сначала обличает и показывает, что это дело не укрылось от него, а потом и осуждает. Для чего, говорит, ты сделал это? Ты хотел удержать у себя? Надобно было удержать сначала и не давать обещания. А теперь, взяв после посвящения Богу, ты сделал тяжкое святотатство. Кто берет принадлежащее другим, тот берет, может быть, из желания чужого; но тебе можно было удержать свое. Для чего же ты сделал их священными и потом взял? Ты сделал это по великому неразумию. Это непростительно, неизвинительно.

Пусть же никто не соблазняется, если и теперь есть некоторые святотатцы. Если они были тогда, то тем более теперь, когда так много зол. Но обличим их пред всеми, чтобы и прочие имели страх. Иуда был святотатец, но это не соблазнило учеников. Видишь ли, сколько зол производит страсть к деньгам? "И великий", говорит, "страх объял всех, слышавших это". Тот был наказан, и другие получили пользу. Итак, не без цели это устрояется; прежде, хотя бывали другие чудеса, однако не было такого страха. Так истинно изречение: "Господь познается, совершая суды" (Пс.9:17). Так было и при кивоте: Оза был наказан, и других объял страх. Но там устрашенный царь отринул кивот; а здесь они делаются более внимательными. Видишь: Петр не призывал ее, но ждал, пока она сама придет; и из прочих никто не осмелился рассказать о случившемся. Это – страх пред учителем, это – почтение и послушание учеников. "Часа через три после сего" – и жена не узнала, и никто из присутствовавших не сказал об этом, хотя довольно было времени для того, чтобы разнеслась весть о том. Но они были в страхе. Об этом и писатель с изумлением говорит, что "пришла и жена его, не зная о случившемся". Отсюда уже можно было уразуметь, что он знал сокровенное. Почему он, не спросив никого, спрашивает вас? Не потому ли, конечно, что он знал? Но крайнее ослепление не позволило ей избавиться от осуждения, и она отвечала с великою дерзостью, думая, что говорит с (простым) человеком. Важно то, что они впали в грех по одному умыслу или как бы по некоторому соглашению. "Что это согласились вы", говорит, "искусить Духа Господня?" "Вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут". Прежде внушает, что она согрешила, а потом показывает, что она справедливо подвергнется одинаковой участи с мужем, так как и она согрешила в том же. И как, скажешь, "вдруг она упала у ног его и испустила дух"? Это потому, что она стояла близко. Таким образом сами они навлекли на себя наказание. Кто же не ужаснулся бы? Кто не убоялся бы апостола? Кто не удивился бы? "И все", говорит, "единодушно пребывали в притворе Соломоновом". Отсюда видно, что они пребывали не в доме, а в храме; также – что они уже не остерегались прикасаться к нечистым, но просто прикасались к мертвым. И смотри, как к своим они были строги, а в отношении к чужим не употребляли этой власти. "Верующих же", говорит, "более и более присоединялось к Господу, множество мужчин и женщин, так что выносили больных на улицы и полагали на постелях и кроватях, дабы хотя тень проходящего Петра осенила кого из них" (ст. 14, 15).

3. Велика вера приходивших, даже больше, чем при Христе! Отчего же это произошло? Оттого, что Христос предвозвестил, сказав: "верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит" (Ин.14:12). Они оставались там и не обходили (городов и весей), а между тем, все приносили к ним больных своих на постелях и одрах, и всюду они являли чудеса: на уверовавших, на исцеленных, на наказанном, в дерзновении пред теми (иудеями), в самой добродетели серьезно уверовавших, – все это происходило не от знамений только одних. Хотя они, по смирению, приписывают все не себе, говоря, что они делают это именем Христовым, но и жизнь, и добродетель их производили это. И смотри: (писатель) не говорит здесь о числе уверовавших, предоставляя судить о нем самому слушателю; так верующие возросли до бесчисленного множества. С тем вместе и воскресение (Христово) возвещалось более. "Из посторонних же никто не смел пристать к ним, а народ прославлял их" (ст. 13). Говорит это, выражая, что они уже не были презираемы, как прежде, и что в короткое время и в одно мгновение совершено столь многое рыбарем и простым человеком.

Итак, земля была уже небом, по (их) жизни, по дерзновению, по чудесам и по всему; и они, как ангелы, были предметом удивления, потому что нисколько не взирали ни на насмешки, ни на угрозы, ни на опасности. И не поэтому только, но и потому, что, как весьма человеколюбивые и попечительные, они помогали одним деньгами, а другим – врачеванием тел. "Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое?" Петр как бы оправдывает себя, приступая к наказанию его, но вместе вразумляет и прочих. Так как случившееся могло показаться весьма тяжким, то он производит страшный суд и над ним, и над его женою. И если бы он не подверг их обоих, непростительно согрешивших, такому суду, то, какое отсюда не произошло бы пренебрежение к (делам) Божиим? А что именно потому (он так сделал), видно из того, что он не тотчас приступил к наказанию, а наперед обнаружил их грех. Потому-то никто не плакал, никто не рыдал, но все убоялись. И не удивительно, что, когда вера их распространялась, то и знамений было больше, и великий страх был между, своими, – потому что не столько беспокоит нас постороннее, сколько свое. Так, если и мы будем соединены друг с другом, то никто не станет восставать против нас; а если будем разделяться друг от друга, то, наоборот, все будут нападать на нас. Оттого и они были смелы и с дерзновением выходили на торжища посреди врагов, и одерживали победу; и исполнялось сказанное: "господствуй среди врагов Твоих" (Пс.109:2); тем большую силу (их) доказывало то, что они делали это, будучи задерживаемы и связываемы. Итак, если только солгавшие потерпели такое наказание, то чего не потерпят те, которые нарушают клятвы? Или лучше: если жена, сказавшая только: "да, за столько", подверглась такому наказанию и не избежала (его), то подумайте, какого наказания достойны вы, клянущиеся и нарушающие клятвы? Благовременно показать теперь и из ветхого завета тяжесть клятвопреступления. "Свиток летящий", говорит (пророк), "ширина его десять локтей" (Зах.5:1,2). Выражение: "летящий" означает чрезвычайную скорость наказания, следующего за клятвами; а то, что он был "десять локтей" в ширину и (двадцати) в длину, означает тяжесть и величину зол; то, что он летел с неба, значит, что определение исходит от вышняго судилища; а то, что он имел вид серпа, – неизбежность наказания. Как серп, вонзившись в шею, не прежде может быть извлечен из нее, как вместе с отсекаемою головою, так и наказание, постигающее клянущихся, бывает страшно и не прежде отступает от них, как окончив свое дело. Если же мы избегаем наказания, употребляя клятвы, то не будем на это полагаться; это бывает к нашему же несчастью. Что вы думаете? Что многие после Анании и Сапфиры дерзали делать тоже самое и не подверглись тому же наказанию? Почему, скажете вы, они не подверглись? Не потому, чтобы это прощено им было, но потому, что они соблюдаются для большего наказания.