Наваждение - Мелани Джексон

Поначалу я думал, что мой мозг взорвется и я умру от осознания ужаса происходящего, но он не мог позволить мне так легко отделаться. Возможно, более разумный человек на моем месте понял бы, что после всего случившегося нормально жить не сможет, и убил себя при первой же возможности. Но я не был до такой степени разумным. Я был молод, и во мне в равных частях смешались безумный страх и отчаянная надежда.

Взволнованная mamita наблюдала за тем, как меня терзают, с ближайшего валуна. Она ничего не сказала, но, по всей видимости, у нее тогда случился один из редких проблесков материнского инстинкта. Когда Д. 3. сделал перерыв на обед — к нам «на огонек» по роковой случайности забрел незадачливый путник, которого привлекли сдавленные крики, — mamita оттащила меня в укромное место вдали от пруда. К счастью, это произошло до того, как Д. 3. успел закусить моими мозгами и довести трансформацию до конца. Я очень благодарен ей за это, потому что если бы она не проявила заботу и не вмешалась в тот момент, меня бы окончательно замучили, лоботомировали и превратили в «мозгососа». В общем, это событие я называю своим вторым рождением, и вот почему Д. 3. стал мне чем-то вроде отца. Но, учитывая то, что он и mamita сделал такой, то он мне, скорее, дед. Я часто гадал, что сказал бы о нас генетик, но на практике это выяснять как-то не хотелось. Сейчас я работаю на правительство — то, что я рассказал Нинон о НАСА, отчасти правда, но моя работа заключается не совсем в этом. Точнее, заключалась. Но это настолько секретная деятельность, что я до сих пор не могу о ней распространяться. Скажем так, я знаю, что бывает, когда закон «О неразглашении государственной тайны» вступает в силу. В лучшем случае правительство замыкается сугубо на собственных интересах. В худшем (а научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы как раз тот случай) — превращается в безжалостного монстра, который способен быстро сделать из меня подопытного кролика, если посчитает, что я знаю больше чем нужно о программах вооружения. Я готов убить или умереть сам, лишь бы этого избежать. Черт, да я и вас, наверное, убью, если придется. Извините, но это так.

Если я когда-нибудь решу сделать себе татуировку, — что вряд ли, ведь у меня и своих шрамов хоть отбавляй, — то это будет число 444 на груди, как раз две трети от 666. И хотя я часто сомневаюсь в том, что я человек, все же я захвачен только на две трети. Остальное, что есть (было) во мне, — от человека. Или, по крайней мере, гуманно. В то время как пресловутые две трети моего «я» гуманностью не отличаются. Должно быть, я показался вам не таким уж и плохим в первой части повествования — это все потому, что рассказ шел от лица Нинон. Но я-то лучше себя знаю. Вот и вы узнаете.

Из той поездки я привез с собой жажду крови, завораживающий голос и бесплодие, вызванное моей новой вампирской ипостасью. На случай, если у меня окончательно поедет крыша и я захочу передать генетическое проклятие своим детям, Д. 3. лишил меня такой возможности, впрыснув мне в позвоночник свой яд. Я как-то сходил к врачу со своей проблемой, когда меня стали посещать очень красочные сны о мертвых детях, из-за которых я даже думать не мог о сексе. Он сказал, что мои сперматозоиды находятся в «мертвой» зоне. Это все было слишком для человека, которому еще даже двадцать один не исполнилось. Иногда во сне ко мне приходит призрак меня бывшего, такого, каким я мог бы стать, если бы тогда не поехал в Мексику. И хотя я постоянно твержу себе, что смог приспособиться к новой жизни, все же иногда по утрам бывает очень грустно и тоскливо. И в то же время я не представляю, что бы со мной было, если бы я так и остался с отцом в Шотландии выращивать овец.

Мои сокурсники до сих не знают, как им чертовски повезло, что они «потеряли» меня по дороге и смогли благополучно добраться домой из этой злополучной поездки. Еще три дня после операции на позвоночнике, сделанной мне Д. 3., я не мог полностью себя контролировать. Я не знаю, что бы я делал, если бы mamita не держала меня связанным и не давала мне пить кровь животных. В то время как мои друзья отделались диареей и подцепили какую-то дрянь типа триппера, которую можно было вылечить антибиотиками.

В конце концов я кое-как оклемался. Потрясенный, чувствуя себя изгоем, я вернулся в Эдинбург и, вопреки возражениям Кормака, подал документы в американскую школу. Отец Дюки очень мне в этом помог. Мне предложили полноценную стипендию в… Хотя обойдемся без названия. Вряд ли они могут гордиться своим выпускником. Я знал, что не смогу жить со своей болезнью и стыдом за нее дома, где отец, глядя на меня, будет мучиться. К тому же американцы хотели, очень хотели меня — и не только потому, что я умею считать висты и проделывать другие числовые трюки.

Все эти годы я учился не замечать заразы, которая жила во мне, но тело не всегда слушалось голоса разума. Само собой разумеется, в моей жизни с тех пор образовались кое-какие дыры, которые не заткнуть привычными способами. Я не могу напиться до чертиков или «обдолбаться» до потери чувств, хотя старался, очень старался. Я перепробовал почти все запрещенные законом препараты и вещества — как естественного происхождения, так и искусственные. Максимум, чего мне удалось достичь, это легкий кайф от дурмана — наверное, это потому, что он растет неподалеку от Кватро Сьенегас.

Как я уже говорил, я не могу построить отношения, потому что подвержен приступам острой кровожадности, особенно по утрам. Они наступают с первой утренней эрекцией, и даже кофе не помогает. К тому же mamita как-то смогла вырваться от своего пруда и то и дело меня навещает. Она никогда не звонит заранее, поэтому я и не могу вовремя выпроводить очередную девушку от греха подальше. Как и большинство матерей, она считает, что ни одна из моих пассий недостойна ее сына.

Какое-то время я пытался вылечиться, но никакие процедуры не подействовали на мои звериные инстинкты и сны. Возможно, это потому, что мне приходилось лгать своим врачам — ведь мне не нужно, чтобы меня считали сумасшедшим. Но как ни прискорбно, у меня змей в голове больше, чем у Медузы Горгоны, а некоторые из них самые настоящие гидры, которые раздваиваются, стоит только отрубить им голову. Но всех их убить невозможно, по крайней мере не по сто двадцать пять баксов в час, особенно когда у тебя расширенный допуск к особо секретной информации и ты постоянно находишься под наблюдением. Поэтому вместо этого я пишу рассказы под несколькими псевдонимами. Они называют это паранормальной фантастикой. Хотя в действительности это скорее автобиографические очерки. Вот так я изгоняю своих демонов. Думаю, мои работодатели и не догадываются об этом. Я делаю все возможное, чтобы скрыть от них свое хобби. Но даже если они и узнают, это не будет большим ударом по системе национальной безопасности.

Вот так, без наркотиков и отношений, без малейшего желания играть в гольф или носиться по корту с ракеткой, в моей жизни образовывалась пустота, которую я заполнял работой. Я многого достиг, потому что посвящал этому почти все свое время. Но с приближением полнолуния у меня всегда выступала кровавая испарина. Мне это изрядно мешало, поскольку красноватое вещество проступало через белый лабораторный халат, и это пугало моих коллег, которые думали, и в принципе были правы, что у меня нарушено кровообращение. Они были бы только рады, если бы я ушел, но благодаря начальству и тому, что регулярные медицинские осмотры, обычно запланированные на вечер, не показывали ничего необычного, выжить меня не удавалось.

Но, похоже, все наконец закончилось. За все утро меня ни разу не посетило желание вцепиться кому-нибудь в глотку, а моя белая рубашка по-прежнему белая, несмотря на то что луна на небе круглая, как апельсин.

Своим последним возрождением я обязан Нинон, которая выполняла роль акушерки, — ей бы не понравилось, если бы я назвал ее мамой. С другой стороны, я тоже обратил ее, поэтому ее аналогично можно считать моей дочерью. В общем, кем бы она мне ни приходилась, для меня она все равно остается полной загадкой. Она самая прекрасная женщина, каких я когда-либо видел. Но в то же время и самая страшная. Думаете, я шучу? Вы просто ее не знаете — хотя пора бы уже, если я успешно справился с писательской миссией.

Короче говоря, мои перерождения меня изменили. Теперь я могу жить дольше, дольше сохранять силу, как mamita, а благодаря Нинон — и вообще бесконечно долго. Наверное. По крайней мере, до столкновения с тем колдуном.

Мне и раньше приходилось слышать об этом парне, Сен-Жермене, правда, из других источников, и я знаю, что кроме долгой жизни и магических трюков у него еще много чего припасено. И что бы там ни было, нам это не сулит ничего хорошего. Не думаю, что Нинон специально меня стращает. Если хотите знать, она бодрится только для виду, а на самом деле не на шутку напугана. Даже когда она лежала на алтаре, а сверху всей тушей навалился Дымящееся Зеркало, ее лишь слегка бросило в пот, а ведь Д. 3. — это само ужасное существо, которое мне приходилось встречать. А когда она мне рассказывала об этом Черном человеке, он же отец Сен-Жермена, он же ее собственный бог мертвых, как он раздел ее, сковал цепями и пропустил через нее электрический разряд, у меня аж волосы дыбом встали, а ей хоть бы что. И если этот Сен-Жермен внушает ей опасения, то все обстоит чертовски серьезно.