Край бокала - Кэтрин Гаскин

Я долго лежала без сна, вспоминая наше расставание на башне и его слова: «Вы не сказали «нет». Но в этот раз я была в таком состоянии, что он нашел бы для меня более убедительные доводы, чем просто слова, подсказанные расчетом. Приди он ко мне этой ночью — и мои чувства могли подсказать мне тот ответ, на который он рассчитывал.

Глава 9

В десять часов утра я услышала автомобильный гудок. Кто-то сигналил у дверей Мирмаунта.

Я сразу поняла, кто это был, и устремилась к парадной двери, оказавшись там раньше Энни. Действительно, у балюстрады на лесенке стоял Брендан.

— Доброго вам утра. Я понимаю, что нехорошо сигналить под окном у леди, но, черт меня побери, я не в состоянии заставить работать ваш звонок. Он, наверно, заколдованный, или же леди Мод терпеть не может гостей.

Он улыбался мне вполне доброжелательно. Я почувствовала облегчение, потому что в Мирмаунте постоянно существовало напряжение в отношениях между мной, леди Мод и Коннором.

— По правде сказать, ваш сигнал был для меня как музыка свободы, — призналась я. — Но вы ведь сейчас уезжаете?

— Это, может быть, будет зависеть от вас. Можно ведь улететь этим рейсом, а можно следующим, можно сегодня, а можно завтра. Думаю, что я смогу должным образом попрощаться с Ирландией легенд, если вы разделите со мной одну мою поездку. Мне хочется снова доставить себе удовольствие — взглянуть на гору Кашел, и думаю, будет правильно, если я познакомлю с одной из главных достопримечательностей страны новоявленную ирландку. Вы согласны?

Миссис О'Ши только что отбыла на похороны своего двоюродного деда, я заранее приготовила ужин — холодную вареную осетрину, а дежурить у больной мне следовало только в четыре часа. Я была свободна и согласилась.

— Это место еще называли горой Королей, — сказал Брендан. — Это древняя резиденция королей Манстера. Говорят, сам святой Патрик однажды приходил сюда, чтобы крестить одного из них.

Здесь все в большей мере дышало памятью о прошлом, чем на башне О'Роирка. Прежде всего, это был крест святого Патрика, установленный на легендарном коронационном камне королей Манстера.

— Вот это — Круглая башня, — продолжал Брендан, — построенная в X веке. А это — часовня Кормака, которую в ХII веке построил Кормак Маккарти, король Десмонда. Вот здесь собор, довольно величественный, но не способный вызвать у вас таких чувств, как часовня Кормака.

— Вы так хорошо все знаете.

— Меня приводили сюда, когда я был маленьким, вместе с моими братьями и сестрами. И знаете, я «заболел» этими местами. Я приезжал сюда на автобусе, сэкономив немного денег, когда еще учился стеклоделию. А когда купил свою первую машину, довольно старую, то не повез кататься самую красивую девушку, а приехал сюда один, словно чокнутый. Я поднялся на Круглую башню и почувствовал себя королем Манстера… Люди говорят, что все мои неудачи происходят из-за того, что я иногда выкидываю такие штуки…

Огромный собор был без крыши.

— XIII век, — пояснил Брендан. — Крыша снесена в XVIII веке по приказу недоброй памяти протестантского пресвитера здешнего прихода.

Потом мы поднялись на Круглую башню и полюбовались открывавшимся оттуда видом на равнину и развалины аббатства Ор.

Потом мы спустились на кладбище, находившееся по соседству с собором. На лужайке, прилегавшей к кладбищу, мирно паслись овцы. Архиепископы были похоронены в нишах в стенах собора, люди попроще — на церковном дворе.

— Когда я стану глубоким стариком, — сказал Брендан, — а я, знаете ли, собираюсь прожить очень долго, и когда почувствую приближение конца, я перееду жить сюда, на Кашел, чтобы закончить свои дни возле этих руин, лугов и овечек.

Начался дождь, и мы с Бренданом спустились с горы и отправились во дворец древней королевы Анны, который потом превратился в резиденцию местных англиканских архиепископов. Теперь в этом здании находился роскошный отель и кафе, где мы пообедали.

— А Лотти вы сюда привозили? — спросила я.

— Да, но из этого ничего не вышло. Она не любительница старины и старинных легенд. И потом, для Лотти поехать сюда вообще не значило куда-то поехать. Поездкой она считала путешествие в Лондон или в Париж.

— Или в Копенгаген?

— Да.

— Вам было трудно с ней, но вы любили ее?

— Я говорил, что влюбился в нее в первую ночь в Дании. Любовь приходит обычно после влюбленности или же не приходит вообще.

— А у вас с ней как было?

— Знаете, — он покачал головой, — любовь для Лотти была тяжелым бременем. Не знаю уж, насколько она сама понимала это, но это было так. Она старалась не принимать ничего слишком всерьез. Но Коннор ко всему относился серьезно, особенно к стеклоделию Шериданов и к браку. Ей это стало досаждать, да и пугало ее. Поэтому-то ее и заинтересовал я, казавшийся в ее глазах легким человеком. Но она не знала, что я, хотя и несу всякий вздор, не менее серьезен, чем Коннор. Ей был нужен товарищ для игр, а мне — чтобы меня любили. Когда я стал понимать, что ждать нечего, готов был порвать с ней.

— Но все же вы собирались ехать с ней в Копенгаген?

Я старалась выглядеть скептиком. Брендан сейчас затронул мое больное место, которого прежде никто не касался, — глубокой потребности знать, что есть на свете мужчина, которому настоящая любовь нужна не меньше, чем мне самой. Он готов был принять на себя ответственность за любимого человека и не боялся бремени любви. Я даже втайне позавидовала Лотти, которая отвергла такую любовь, что для меня было очень странно. Из всех вещей, которые были в ее жизни, она не сумела распорядиться самым ценным. Ей предлагали любовь, она же стремилась только к наслаждениям.

— Путешествия в Копенгаген все равно бы не было, — ответил Брендан. — В ту самую ночь я собирался сказать Лотти, что из этой затеи ничего не выйдет, что ей следует лететь сразу в Лондон (как она и сказала об этом Коннору), а мне — отправиться в Копенгаген, чтобы заняться своей работой; к тому же я намерен подобрать себе замену. Да, я собирался бежать от нее. Но я не успел ей сказать об этом. Она погибла, а Коннор и Прегер просто знали, что она ехала ко мне.

— Вы рассказали им о своем решении?

— То есть отрекся ли я от Лотти, когда ее уже не было в живых? Нет. В конце концов, мы оба были виноваты, состоялось бы путешествие в Копенгаген или нет.

Брендан расплатился с официантом, и мы вышли на улицу.

Всю дорогу до Мирмаунта мы молчали и много курили.

Когда Брендан привез меня в Мирмаунт, все еще лил дождь.

— Вы могли бы, — сказал он, — на прощание поцеловать ирландца в его последний день на родной земле? Все же он возил вас на гору Королей!