Код Электры - Мария Энгстранд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Смотри, Малин! – сказал Орест и кивнул на дом. – Под крышей.
И тут я тоже увидела. На самом верху на одном из фасадов красовался декоративный элемент. Деревянный, совершенно ненужный, прибитый туда только для красоты. Это были две резные птицы: одна летела вправо, а вторая – влево. Полет птиц…
Похоже, нам именно сюда!
Нам даже не понадобилось изучать другие дома из нашего списка.
Возвращаясь обратно из голландского дома, мы с Орестом не особо торопились. Я очень люблю кататься на велосипеде вдоль реки и смотреть, как маленькие лодочки качаются на воде. Впереди нас на велосипедной дорожке я увидела двух человек, которые шли не спеша, глядя на реку. Одного из них я сразу узнала по белому платью до земли и полосатому пончо, накинутому сверху. Это была Мона. Она улыбалась тому, кто шел рядом с ней. Я видела только его спину. Это был мужчина в длинной рубашке с черным спортивным рюкзаком на спине, совсем не подходящим к остальной одежде, но рюкзак я узнала. Папа! Значит, это папа с Моной.
Орест тоже их заметил.
– Но если мама здесь, где же тогда Электра? – воскликнул он и принялся крутить педали как сумасшедший.
Не прошло и минуты, как мы догнали их.
– Мама! – тут же заорал Орест. – Где Электра?
– И вам здравствуйте, – спокойно ответила Мона. – Катаетесь?
– Где она?! – крикнул Орест.
– Осталась с Лив, – улыбнулась Мона. – Ненадолго.
Орест покачал головой и приготовился сломя голову нестись домой.
– А вы что тут делаете? – спросила я папу.
Хотя папа, начав ходить на встречи, организованные Моной, обзавелся рубашкой с большим солнцем, вышитым на груди, он надевает ее далеко не каждый день. И это, пожалуй, хорошо. В ней он смотрится так, словно нарядился на маскарад. А вот Мона будто родилась в этой своей особенной одежде, и на ее фоне как раз все окружающие типы в джинсах выглядят странно.
– Мы только хотели… – начала Мона, но папа перебил ее.
– Да просто пошли посмотреть на реку, – сказал он. – Моне понадобились водные растения… для мазей.
Мона с удивлением посмотрела на него. Я готова была поклясться, что он врет. Или, по крайней мере, не рассказывает всей правды. Но почему?
– Ну, увидимся дома, – бросила я и кинулась догонять Ореста, который уже уехал далеко вперед.
Однако догнать его мне не удалось. Когда я проезжала под трассой, начался дождь. Мышцы у меня разболелись, пока я ехала вверх по длинному склону к нашему дому, и, когда я ставила во дворе велосипед, ноги у меня дрожали.
Едва я открыла дверь, как в нос ударил запах имбирного печенья. А это самый вкусный запах, какой только есть на свете! Повесив мокрую куртку, я сняла в прихожей кроссовки и промокшие носки и пошлепала в кухню.
Мама сидела на кухонном стуле возле столешницы, положив больную ногу на другой стул. Она рылась в ящике.
– А, как хорошо, что ты пришла! – сказала она, увидев меня. – Я ищу формочки для печенья. Они должны быть там же, куда я положила их в прошлом году. Но вот куда?
О, как я обрадовалась, что мама взбодрилась настолько, что решила испечь печенье! Я подошла к миске с тестом и приподняла полотенце, которым мама его накрыла.
А-ах! Этот запах корицы, имбиря, кардамона и гвоздики… От него внутри становится так тепло. Это запах Рождества, запах дома, всего того, что в этом мире означает тепло и безопасность. Кстати, тесто для печенья даже вкуснее, чем само печенье.
Понюхав тесто, я помогла маме найти формочки и скалки и достать подкладку для раскатывания. Мы поставили все это на кухонный стол, чтобы сидеть друг напротив друга и раскатывать. Нужна целая вечность, чтобы раскатать тесто тонко-тонко, а потом вырезать формочками фигурки. Потом нужно аккуратно поднять их со стола и переложить на противень так, чтобы они не порвались и не свернулись. И наконец их нужно поставить в духовку – ровно на столько, чтобы они затвердели и стали хрустящими, но при этом не подгорели. У нас то и дело получается противень совсем черных печенек, прежде чем мы рассчитаем идеальное время выпекания.
Мама всегда делает двойной замес, потому что мы едим много печенек. Стало быть, раскатывать тоже приходится вдвое больше. Времени уходит уйма!
Я включила в мобильнике рождественские мелодии, чтобы создать нужное настроение. И на этот раз мама не протестовала, хотя еще только ноябрь.
Мы болтали, раскатывая и перекладывая печенье на противень. Мама рассказывала о своем детстве, обо всех тех вкусностях, которые пекла бабушка, и как мама с сестрой лазили в банки с вареньем.
В этом году ставить противни в духовку и вынимать выпало мне, ведь мама не могла скакать по кухне на одной ноге.
Когда я ставила последний противень, мне вдруг бросилось в глаза, что у печенек не обычная форма – не сердечки и не звездочки, как было всегда.
– Мама! – воскликнула я. – Это ты такие наделала?
– Угу, – ответила она. – А что?
– Это же рыбки! – сказала я. – Я даже не знала, что у нас есть такая формочка.
Мама рассмеялась.
– Конечно же, есть! – ответила она. – Ты сама ее выбрала в магазине, когда была маленькая. Решительно заявила, что хочешь именно такую. Неужели не помнишь?
Я покачала головой. Никаких воспоминаний.
– В последние годы мы ею как-то не пользовались, – сказала мама. – Но мне она очень нравится. Больше, чем сердечки, и меньше, чем елочки.
«Снова рыбки!» – подумала я, вынимая из духовки противень, по которому плыли коричневые румяные печеньки. Как раз в эту минуту вернулся домой папа.
– А-ах, какой запах! – радостно крикнул он еще из прихожей. И вошел в кухню, мокрый и раскрасневшийся. На длинной рубашке на уровне колен виднелись мокрые пятна. – О, как вкусно! – проговорил он и склонился над противнем.
Мы с мамой уставились на него.
– Ах да, в них же сахар! – проговорил он и снова выпрямился. Виду него был ужасно разочарованный.
Мама только покачала головой.
24
Мы ехали вдоль реки. Фонари на велосипедах освещали мокрую велодорожку впереди. Мы выбрали путь через мост Вамме, и, как раз когда оказались на середине старого каменного моста над темной водой реки Сэвеон, выглянула луна. Она висела над рекой, как светящаяся желтая тарелка, бросая на все вокруг загадочный отсвет. Сердце
