Воспламеняющая - Стивен Кинг

– Скучаешь по маме? – спросила Чарли тихим голосом.

– Да, – кивнул он. – Это точно.

– Я тоже. Вам тут было хорошо?

– Да, – подтвердил он. – Пошли, Чарли.

Но она продолжала смотреть на него, не двигаясь с места.

– Папуля, а у нас когда-нибудь все снова станет хорошо? Я смогу пойти в школу?

Энди хотел солгать, но решил, что это не вариант.

– Не знаю, – ответил он. Попытался улыбнуться, но не получилось. Губы не растягивались. – Я не знаю, Чарли.

2

Все инструменты Грантера аккуратно висели в той части лодочного сарая, которая служила мастерской, и Энди обнаружил бонус, на который надеялся, но не слишком: почти два корда[14] колотых дров, аккуратно сложенных под сараем. Большую часть он наколол сам, и теперь дрова дожидались под старым, грязным брезентом, которым он их прикрыл. Двух кордов на всю зиму им бы не хватило, но до того времени, как он распилит и наколет все сваленные вокруг коттеджа деревья, включая березу на дороге, проблем с дровами у них не возникнет.

Энди вернулся с ножовкой к сваленной березе и распилил ее, чтобы «виллис» мог проехать. Закончил уже в сумерках, усталый и голодный. К счастью, заполненную продуктами кладовую никто не разграбил. Если вандалы и воры на снегоходах в последние шесть зим и приезжали на озеро, то отдавали предпочтение более населенной южной части. На пяти полках стояли банки с супами «Кэмпбелл», сардинами «Уаймен», говяжьей тушенкой «Динти Мур», различными консервированными овощами. После Бимбо, старого доброго пса Грантера, осталось полящика собачьей еды «Райвел», но Энди надеялся, что до этого не дойдет.

Пока Чарли разглядывала книги на полках в большой гостиной, Энди отправился в маленький погреб, располагавшийся на три ступени ниже кладовой, зажег деревянную спичку о балку, сунул палец в круглую дырку в одной из досок, которыми была обшита эта комнатка с земляным полом, и потянул. Доска отошла, и Энди заглянул внутрь. Мгновение спустя улыбнулся. В затянутом паутиной тайнике стояли четыре банки с прозрачной, немного маслянистой жидкостью – чистейшим самогоном, который дедушка называл «отцовским допингом». Спичка обожгла Энди пальцы. Он бросил ее на пол, зажег вторую.

Как и все суровые новоанглийские проповедники старой школы (которым она приходилась прямым потомком), Хильда Макги не любила, не понимала и терпеть не могла простых, глуповатых мужских радостей. Она была пуританкой и атеисткой и ничего не знала о тайнике в погребе. Сам Грантер поделился с внуком своим маленьким секретом за год до смерти.

Рядом с банками самогона стояла круглая стойка для покерных фишек. Энди вытащил ее и сунул пальцы в прорезь наверху. Послышался хруст, и он достал тонкую пачку купюр: несколько десяток, пятерок, купюр по одному доллару. Всего баксов восемьдесят. Еще одной слабостью Грантера был семикарточный стад, и здесь лежали, как он выражался, «игральные деньги».

Вторая спичка обожгла пальцы. Энди бросил ее. В темноте вернул деньги в прорезь, а стойку – в нишу. Главное – знать, что они есть. Он поставил доску на место и вернулся в кладовую.

– Будешь томатный суп? – спросил он Чарли. Удивительно – она нашла на одной из полок сказки про Пуха и теперь гуляла с медвежонком и его друзьями в Чудесном лесу.

– Конечно, – ответила она, не поднимая головы.

Он вылил в кастрюлю томатный суп, открыл две банки сардин. Тщательно задернул шторы, зажег керосиновую лампу и поставил на середину кухонного стола. Они поужинали, почти не разговаривая. Потом он выкурил сигарету, которую зажег от лампы. Чарли обнаружила карточный ящик в бабушкином буфете: там лежали восемь или девять колод, и в каждой не хватало валета или двойки. Остаток вечера она провела с картами, сортируя их и играя, в то время как Энди бродил по дому.

Позже, уложив Чарли в постель, он спросил, как она себя чувствует.

– В безопасности, – без запинки ответила она. – Спокойной ночи, папуля.

Что устраивало Чарли, устраивало и его. Он посидел с ней какое-то время, но она быстро заснула, и он вышел из комнаты, оставив дверь открытой, чтобы услышать, если ночью она начнет ворочаться.

3

Прежде чем лечь спать, Энди спустился в погреб, достал банку самогона, плеснул немного в стакан и вышел на веранду. Сел на складной парусиновый стул (почувствовав запах плесени, задумался, можно ли с этим что-то сделать), оглядел подвижные темные воды озера. Заметно похолодало, но пара глотков «отцовского допинга» его согрела. Впервые после ужасного марш-броска по Третьей авеню он тоже ощущал безопасность и покой.

Энди курил и смотрел на Тэшморский пруд.

Впервые в безопасности и покое, но не с момента бегства из Нью-Йорка. Впервые с того дня, когда Контора вернулась в их жизнь, с того ужасного августа четырнадцать месяцев назад. Все это время они или бежали, или прятались, не находя покоя.

Энди вспомнил разговор с Куинси по телефону, когда в нос бил запах горелого ковра. Он находился в Огайо, Куинси – в Калифорнии, которую в своих редких письмах называл не иначе как Волшебным Землетрясным Королевством. Да, это хорошо, сказал тогда Куинси. Иначе их могли бы посадить в две маленькие комнаты, где они трудились бы на пределе возможностей, чтобы двести двадцать миллионов американцев чувствовали себя свободными и в безопасности… Я уверен, кому-то хочется увидеть, на что способен этот ребенок. Они даже захотят забрать его, посадить в маленькую комнату и посмотреть, чем он сможет помочь в борьбе за демократию. Думаю, это все, что я хочу сказать, дружище, за исключением… не высовывайся.

Тогда Энди думал, что ему страшно. Он просто не знал, что такое страх. Страх означал совсем другое: прийти домой и увидеть свою жену мертвой с выдернутыми ногтями. Они выдернули ей ногти, чтобы узнать, где Чарли. Их дочь два дня и две ночи гостила в доме своей подруги Терри Дуган. Через месяц или чуть позже они намеревались пригласить Терри в свой дом, тоже на два дня и две ночи. Вики называла это «Большим обменом 1980 года».

Теперь, сидя на веранде с сигаретой в руке, Энди мог восстановить все события, хотя тогда его разум застилал туман горя, паники и ярости, и только благодаря слепому случаю (хотя, возможно, не просто случаю) ему удалось догнать похитителей дочери.

Они находились под наблюдением, вся семья. Должно быть, продолжительное время. И когда Чарли не вернулась домой из летнего дневного лагеря в среду, а после этого не появилась дома ни днем, ни вечером четверга, агенты Конторы пришли к выводу, что Энди и Вики узнали о слежке. И вместо того чтобы выяснить, что Чарли находится в доме подруги, в каких-то двух милях, они решили, что Энди и Вики спрятали дочь и сами собираются скрыться.

Безумная, дикая ошибка, но далеко не первая в истории Конторы: согласно статье, которую Энди прочитал в «Роллинг стоун», это правительственное ведомство участвовало – и в значительной степени продавило силовое решение – в освобождении самолета, захваченного террористами Красной армии (самолет отбить удалось, но ценой шестидесяти жизней); продавало героин мафии в обмен на информацию о преимущественно безобидных группах кубинских эмигрантов в Майами; приложило руку к захвату коммунистами острова в Карибском море, славившегося пляжными отелями стоимостью сотни миллионов долларов и населением, практикующим вуду.

С учетом столь колоссальных провалов в послужном списке Конторы становилась более понятной и ошибка агентов, ведших наблюдение за семьей Макги: две ночи в доме подруги они приняли за решение выскользнуть из-под «колпака». Как сказал бы Куинси (а может, он такое и говорил), если бы самые эффективные из тысячи сотрудников Конторы перешли на работу в частный сектор, они получили бы пособие по безработице до истечения испытательного срока.

Однако дикие ошибки совершали обе стороны, подумал Энди, и если со временем горечь этой мысли немного поутихла и размылась, когда-то она была достаточно острой, чтобы пускать кровь: горечь с множеством игл, покрытых ядом вины. Слова Куинси в день падения Чарли с лестницы напугали его, но недостаточно сильно. Если бы он действительно испугался, они бы сразу пустились бы в бега.

Он слишком поздно обнаружил, что разум гипнотизируется, когда жизнь человека или его семьи начинает дрейфовать от привычного распорядка к безумному выдуманному миру, в который обычно веришь только во время просмотра сериалов или в кинотеатре.

После разговора с Куинси его охватило необычное ощущение: стало казаться, что он постоянно под кайфом. Прослушивание телефона? Непрерывное наблюдение? Вероятность, что их арестуют и посадят в подземные камеры какого-то правительственного комплекса? Трудно бороться с соблазном глупо улыбаться, наблюдая, как все это набирает силу; со стремлением вести себя цивилизованно и пренебрегать собственными инстинктами…