Принцессы Романовы: царские дочери - Марьяна Скуратовская

Для мужа и подданных ее смерть стала настоящим шоком. Поэт Василий Андреевич Жуковский, со слов свидетелей, описывал происходившее в Штутгарте после кончины королевы так: «Король с каким-то упрямством отчаяния долго не хотел и не мог верить своей утрате: долго сидел он над бездыханным телом своей супруги, сжавши в руках своих охладевшую руку ее, и ждал, когда она откроет глаза. Окруженный ее детьми, он шел за ее гробом».

Весть о кончине Екатерины Павловны в Россию пришла в середине января.

Супруга младшего брата Екатерины Павловны, великого князя Николая Павловича (будущего императора Николая I), описала то, что произошло в Петербурге, когда семья узнала о постигшей всех утрате: «Уже делались предположения насчет празднеств, но вдруг известие о кончине королевы Вюртембергской повергло все семейство в горе и траур. Никогда я не забуду той ужасной минуты, когда императору Александру пришлось объявить об этой жестокой потере матери, возвращавшейся с прогулки, ничего не подозревавшей и немало удивленной появлением у себя императора в неурочное время. Мы были в соседней комнате и могли слышать печальный разговор; императрица и не хотела и не могла понять, что Екатерина Павловна умерла, и только восклицала хриплым голосом: „Като не умерла, нет, нет, она не умерла!“ Понятно, что императрице трудно было освоиться с мыслью, что красивой и блестящей Екатерины Павловны, с которой она еще недавно рассталась в Германии, уже не было на свете…»

Василий Андреевич Жуковский, будучи одним из воспитателей царских детей, а потому – приближенным к семье, с большим чувством описал переживания Марии Федоровны: «Весь Петербург был поражен ужасной вестью, а сердце матери было спокойно: его еще наполняла свежая радость недавнего свидания… Наконец общая печаль и несколько слов, приготовляющих к узнанию неизбежного, пробудили в нем тревогу: оно уже открывалось для принятия скорби, но случай – жестокая игра судьбы – снова его ободрил: пришло письмо из Штутгарта, писанное королевой, можно сказать, за минуту до разлуки ее с жизнью, и мертвая воскресла для матери, воскресла на минуту, чтобы умереть во второй раз для нее и живее разорвать ее душу после мгновенной мучительно-обманчивой радости». Преисполненный сочувствия и сопереживания, Жуковский написал трогательную элегию «На смерть Ее Величества королевы Вюртембергской»:

Ты улетел, небесный посетитель;Ты погостил недолго на земли;Мечталось нам, что здесь твоя обитель;Навек своим тебя мы нарекли…Пришла Судьба, свирепый истребитель,И вдруг следов твоих уж не нашли:Прекрасное погибло в пышном цвете…Таков удел прекрасного на свете!

Губителем, неслышным и незримым,На всех путях Беда нас сторожит;Приюта нет главам, равно грозимым;Где не была, там будет и сразит.Вотще дерзать в борьбу с необходимым:Житейского никто не победит;Гнетомы все единой грозной Силой;Нам всем сказать о здешнем счастье: было!

Но в свой черед с деревьев обветшалыхОсенний лист, отвянувши, падет;Слагая жизнь старик с рамен усталыхЕе, как долг, могиле отдает;К страдальцу Смерть на прах надежд увялых,Как званый друг, желанная, идет…Природа здесь верна стезе привычной:Без ужаса берем удел обычный.

Но если вдруг, нежданная, вбегаетБеда в семью играющих Надежд;Но если жизнь изменою слетаетС веселых, ей лишь миг знакомых веждИ Счастие младое умирает,Еще не сняв и праздничных одежд…Тогда наш дух объемлет трепетаньеИ силой в грудь врывается роптанье.

О наша жизнь, где верны лишь утраты,Где милому мгновенье лишь дано,Где скорбь без крыл, а радости крылатыИ где навек минувшее одно…Почто ж мы здесь мечтами так богаты,Когда мечтам не сбыться суждено?Внимая глас Надежды, нам поющей,Не слышим мы шагов Беды грядущей.

Кого спешишь ты, Прелесть молодая,В твоих дверях так радостно встречать?Куда бежишь, ужасного не чая,Привыкшая с сей жизнью лишь играть?Не радость – Весть стучится гробовая…О! подожди сей праг переступать;Пока ты здесь – ничто не умирало;Переступи – и милое пропало.

Ты, знавшая житейское страданье,Постигшая все таинства утрат,И ты спешишь с надеждой на свиданье…Ах! удались от входа сих палат:Отложено навек торжествованье;Счастливцы там тебя не угостят:Ты посетишь обитель уж пустую…Смерть унесла хозяйку молодую.

Из дома в дом по улицам столицыСтрашилищем скитается Молва;Уж прорвалась к убежищу царицы,Уж шепчет там ужасные слова;Трепещет все, печалью бледны лицы…Но мертвая для матери жива;В ее душе спокойствие незнанья;Пред ней мечта недавнего свиданья.

О Счастие, почто же на отлетеТы нам в лицо умильно так глядишь?Почто в своем предательском привете,Спеша от нас: я вечно! говоришь;И к милому, уж бывшему на свете,Нас прелестью нежнейшею манишь?..Увы! в тот час, как матерь ты пленяло,Ты только дочь на жертву украшало.

И, нас губя с холодностью ужасной,Еще Судьба смеяться любит нам;Ее уж нет, сей жизни столь прекрасной…А мать, склонясь к обманчивым листам,В них видит дочь надеждою напрасной,Дарует жизнь безжизненным чертам,В них голосу умолкшему внимает,В них воскресить умершую мечтает.

Скажи, скажи, супруг осиротелый,Чего над ней ты так упорно ждешь?С ее лица приветное слетело;В ее глазах узнанья не найдешь;И в руку ей рукой оцепенелойОтветного движенья не вожмешь.На голос чад зовущих недвижима…О! верь, отец, она невозвратима.

Запри навек ту мирную обитель,Где спутник твой тебе минуту жил;Твоей души свидетель и хранитель,С кем жизни долг не столько бременил,Советник дум, прекрасного делитель,Слабеющих очарователь сил —С полупути ушел он от земного,От бытия прелестно-молодого.

И вот – сия минутная царица,Какою смерть ее нам отдала;Отторгнута от скипетра десница:Развенчано величие чела:На страшный гроб упала багряница,И жадная судьбина пожралаВ минуту все, что было так прекрасно,Что всех влекло, и так влекло напрасно.

Супруг, зовут! иди на расставанье!Сорвав с чела супружеский венец,В последнее земное провожаньеВеди сирот за матерью, вдовец;Последнее отдайте ей лобзанье;И там, где всем свиданиям конец,Невнемлющей прости свое скажитеИ в землю с ней все блага положите.

Прости ж, наш цвет, столь пышно восходивший,Едва зарю успел ты перецвесть.Ты, Жизнь, прости, красавец не доживший;Как радости обманчивая весть,Пропала ты, лишь сердце приманивши,Не дав и дня надежде перечесть.Простите вы, благие начинанья,Вы, славных дел напрасны упованья…

Но мы… смотря, как наше счастье тленно,Мы жизнь свою дерзнем ли презирать?О нет, главу подставивши смиренно,Чтоб ношу бед от промысла принять,Себя отдав руке неоткровенной,Не мни Творца, страдалец, вопрошать;Слепцом иди к концу стези ужасной…В последний час слепцу все будет ясно.

Земная жизнь небесного наследник;Несчастье нам учитель, а не враг;Спасительно-суровый собеседник,Безжалостный разитель бренных благ,Великого понятный проповедник,Нам об руку на тайный жизни прагОно идет, все руша перед намиИ скорбию дружа нас с небесами.

Здесь радости – не наше обладанье;Пролетные пленители землиЛишь по пути заносят к нам преданьеО благах, нам обещанных вдали;Земли жилец безвыходный – Страданье:Ему на часть Судьбы нас обрекли;Блаженство нам по слуху лишь знакомец;Земная жизнь – страдания питомец.

И сколь душа велика сим страданьем!Сколь радости при нем помрачены!Когда, простясь свободно с упованьем,В величии покорной тишины,Она молчит пред грозным испытаньем,Тогда… тогда с сей светлой вышиныВся промысла ей видима дорога;Она полна понятного ей Бога.

О! матери печаль непостижима,Смиряются все мысли пред тобой!Как милое сокровище, таима,Как бытие, слиянная с душой,Она с одним лишь небом разделима…Что ей сказать дерзнет язык земной?Что мир с своим презренным утешеньемПеред ее великим вдохновеньем?

Когда грустишь, о матерь, одинока,Скажи, тебе не слышится ли глас,Призывное несущий издалека,Из той страны, куда все манит нас,Где милое скрывается до срока,Где возвратим отнятое на час?Не сходит ли к душе благовеститель,Земных утрат и неба изъяснитель?

И в горнее унынием влекома,Не верою ль душа твоя полна?Не мнится ль ей, что отческого домаЛишь только вход земная сторона?Что милая небесная знакомаИ ждущею семьей населена?Все тайное не зрится ль откровенным,А бытие великим и священным?

Внемли ж: когда молчит во храме пеньеИ вышних сил мы чувствуем нисход;Когда в алтарь на жертвосовершеньеСосуд Любви сияющий грядет;И на тебя с детьми благословеньеТоржественно мольба с небес зовет:В час таинства, когда союзом теснымСоединен житейский мир с небесным, —

Уже в сей час не будет, как бывало,Отшедшая твоя наречена;Об ней навек земное замолчало;Небесному она передана;Задернулось за нею покрывало…В божественном святилище она,Незрима нам, но видя нас оттоле,Безмолвствует при жертвенном престоле.

Святый символ надежд и утешенья!Мы все стоим у таинственных врат:Опущена завеса провиденья;Но проникать ее дерзает взгляд;За нею скрыт предел соединенья;Из-за нее, мы слышим, говорят:«Мужайтеся: душою не скорбите!С надеждою и с верой приступите!»

В Вюртемберге королеву оплакивали не только ее муж и дети. Искренне горевали и подданные, для которых Екатерина Павловна успела так много сделать всего за два года. Воспитанницы Женского института пришли в королевский замок попрощаться со своей патронессой. После похорон король присвоил институту имя Екатерининского и вскоре официально взял его под свое покровительство.