Ржевский. Том 5 - Семён Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты скромен не там, где надо, — тридцати с небольшим летняя старуха опять мягко улыбается. — Впрочем, ладно, все свои… Только Дима!
— А? Да? — выныриваю из отстранённых философских рассуждений.
Если так подумать, здешняя магическая связь моему расовому бонусу не совсем и помеха. Я вот только что глаза напряг, настроился — и сквозь чёрную хламиду Наджиб-старшей как будто содержимое отчасти смог рассмотреть.
Хотя прямого визуального контакта нет, всего лишь недоделанное маго-видео! Ещё и в исполнении людишек.
Вот это я молодец, вот это концентрация. От заслуженного осознания собственной крутости плечи против воли расправляются шире.
— Сука, только попробуй сейчас что-нибудь про коэффициенты плотности и упругости ляпнуть, восклицательный знак. Сколько ты из меня ещё крови пить будешь, вопросительный знак. Мама же тоже всё понимает. — Накасонэ дисциплинирована.
Текст от Мадины переводит чётко, быстро, без лишних суесловий.
— Слушай, да скажи ты ей, что меня старухи за тридцать не интересуют! — взрываюсь от напряжения по-японски, обращаясь к Арисе.
И так нагрузка на нервы — сейчас за утраченный амулет извиняться предстоит и портал накрывшийся. Компенсацию обсуждать, опять же.
Женщина в возрасте, незнакомая — но ничёшная и мать девушки. Шут его знает, как реагировать, ещё одна нагрузка. При этом мозги, доставшиеся в наследство от предшественника, воспринимают бабу вполне определённым образом и живут своей жизнью.
О, придумал.
В следующую секунду, чтобы успокоить подопечную, поднимаю вверх ладонь, чтобы её родительница помолчала, а взгляд перевожу на Мадину:
— Чмок! — вытягиваю губы трубочкой и изображаю поцелуй в воздух.
Физиономия Наджиб-младшей застывает оплавившимся стеклом. Глаза распахиваются ещё шире, правая ладонь звонко шлёпает в лоб. Рот опять что-то беззвучно бормочет.
А что я такого сказал⁈ Она же сама так делала минуту назад!
— Пха-ха-ха-ха-ха… — Мать менталистки (тоже, наверное, менталистка), вопреки выражению лица дочери, ни в какие амбиции не бросается, а вполне себе заливисто и дружелюбно хохочет.
Так, напор и манёвр. Благоприятные изменения в обстановке всегда нужно использовать на все сто. Да здравствует Первая Кавалерийская.
— Вы знаете, очень неприятный момент нужно с вами обсудить, — выдыхаю, решившись, словно бросаюсь в воду. — Тот защитный амулет на иллюзии, который вы мне давали, я проимел. Не по своей вине, но… Какова его стоимость и каким образом могу компенсировать?
— Забудь, — как от чего-то незначительного отмахивается женщина. — Слава Аллаху, что все живы! Знаешь, железяка — ничего не стоящая мелочь на этом фоне. Ой, — она спохватывается. — У тебя же дедушка погиб, последний родственник. Извини! Мои соболезнования! Но про амулет забудь, ты ничего не должен.
Беру паузу, обдумывая свою позицию.
— Везёт. Как же тебе, похотливая скотина, иногда везёт, — раздаётся сбоку бесстрастная японская речь. — Ржевский, справедливости ради: если бы не ты, я бы родную маму с этой стороны никогда и не узнала. Прикольно.
— Да классная у тебя мама! Не надо её демонизировать! — бросаю на автомате речью Залива.
Лицо подопечной снова вытягивается. Губы опять что-то бормочут бесшумно, а ладонь повторно звонко бьёт в собственный лоб.
— Пха-ха-ха-ха-ха, давно такого не было! А-ха-ха-ха-ха, — женщина в возрасте иронично оглядывается за спину.
Мадина моментально озадачивается и становится похожей на тушканчика, которого поймали за похищением зерна из амбара.
— А-га-га-га-га, — теперь уже смешно мне.
Вот эта сцена.
— Прикольно, — говорит Накасонэ по-японски.
Насколько понимаю, это то, что она сейчас сама думает (Наджиб руками не размахивала, стало быть, не её текст).
— Спасибо, — решаюсь со вздохом. — Знаете, сейчас, когда у меня больше ни имения, ни даже деда, за котировками последней в руках валюты есть смысл следить намного скрупулёзнее.
Мама озадаченно наклоняет голову к плечу:
— Дим, ты отлично говоришь на нашем языке. Магрибский акцент, конечно, с твоей внешностью — это что-то, — она коротко хихикает в кулак, — но что есть, то и есть… Однако я не поняла последнего посыла. Что ты хотел сказать?
— Молодец. Вот и думай о том, о чём сейчас думаешь. Всё супер. — Ариса возобновляет сурдо-перевод, поскольку Наджиб сориентировалась и опять сделала шаг назад.
Сейчас она вновь технично скрылась за спиной родительницы и всё так же машет руками в воздухе.
— Ржевский, восклицательный знак. Если ты хоть полслова про эти свои коэффициенты упругости в ближайшую минуту подумаешь — ещё и в адрес моей мамы — будешь всю оставшуюся жизнь жалеть. Восклицательный знак. Слово Наджиб, восклицательный знак.
Делаю неопределённый жест рукой, давая подопечной понять, что мысли, увы, в настоящий момент совсем о другом. Вслух же произношу:
— Ещё вопрос портала. Во время наших переговоров с господином аль-Фахиди была джентльменская договорённость: за сохранность выхода с моей стороны отвечаю я. Это второй пункт ущерба, который нужно обсудить.
— Погоди. Не уверена, что тебя понимаю. Что ты имел в виду под словом «последняя валюта»? И причём здесь портал? Он по себестоимости совсем невелик, я бы тебе тоже предложила не париться, — доброжелательно предлагает теща.
Чёрт побери. Заговариваться начал. Это меня Мадина с мысли сбила своими угрозами насчёт коэффициентов упругости (точнее, перевод в исполнении Накасонэ). Однако вслух об этом не скажешь.
— Извините, — на автомате коротко кланяюсь по японскому обычаю. — Предыдущей фразой я имел ввиду, что Слово Ржевского не дезавуируется. Это моя самая большая ценность, к тому же накопленная поколениями предков. — Опять кланяюсь.
Чёрт побери ещё раз, что за рефлексы дурацкие, всё перемешалось в голове. Это же совсем другого народа атрибутика.
Разумеется, после слов Мадины о недопустимости даже думать про известные коэффициенты её мамы, мозги сразу именно о них думать и принялись. Вот подлость, а.
Коэффициенты, кстати, не запредельные, но общий контур изгибов и изысканность форм выше всяких похвал. Опять же, размеры — понятно, в кого подопечная пошла. Есть за что подержаться, при этом без лишнего веса. Эх.
Бросаю гневный взгляд на Наджиб-младшую и грожу ей пальцем (авось расшифрует). Затем продолжаю в сторону родительницы:
— Я искренне благодарен вам за поддержку, однако договор должен быть соблюден. Пожалуйста, давайте вместе определим степень ответственности и размеры компенсации. Мне это очень важно для составления финансового плана на ближайший месяц — свои обязательства перед вами я хотел бы закрыть как можно скорее.
— Мы с тобой друг другу чужие или нет? — интересуется Наджиб-старшая беззаботно.
— Э-э-э. — В этом месте подвисаю. — С Мадиной мы точно не чужие, без деталей. Извините. А вы с ней, как я понимаю, тоже…
— Поэтому мой тебе вопрос. — Симпатичная старуха тридцати с небольшим лет перебивает меня с легкомысленным видом. — Дмитрий ибн-Иван, почему ты со мной разговариваешь, как с чужим человеком? Которому ты не доверяешь и на которого не собираешься полагаться?
— Ух ты. С такой стороны не думал, — честно качаю головой.
— Я очень рада, что у моей дочери есть такой, хм, ну пусть будет товарищ, — Мать многозначительно ухмыляется. — Я бы очень хотела, чтобы часть твоего хорошего отношения к Мадине ты был в состоянии спроецировать и на её близких, в частности, на меня.
Интересно, она это о чём?
— Тьху, опять эти сложные конструкции, — вздыхаю. — Вы сейчас как аль-Футаим говорите, теми же словами. Далия аль-Футаим! — тороплюсь уточнить, поскольку был ещё её дядя Маджит.
— А-ха-ха-ха-ха, это что-то, — женщина проводит по глазам ладонью, что-то вытирая. — Дим, давай так. Ты же не будешь против, если моя дочь унаследует от меня всё, что я посчитаю нужным ей завещать?
И как тут не подвиснуть второй раз.
— Это не в рамках моей юрисдикции, — замечаю осторожно в ответ. — Чтоб сказать очень мягко.
— Пха-ха-ха-ха-ха, какая прелесть. Дим! Вот и тот портал — собственность Мадины! Точка, я сказала, — тридцатилетняя старуха весело хлопает в ладоши. — Говоря твоим языком, я переуступаю требования долга своему ребёнку. Такой ответ тебя устраивает?
— Э-э-э. А у меня что, есть выбор в этой ситуации? — с опаской кошусь на Мадину, которая чему-то обрадовалась на ровном месте.
Сейчас она многозначительно таращится мне в глаза, как-то нехорошо потирает руки и опять корчит непонятные гримасы.
— А-ха-ха-ха-ха, ты супер. Хорошего дня! Рада была познакомиться!
О, а чего это Наджиб-младшая кривила козьи морды от поцелуя воздуха, если её родная мать вон, в мою сторону то же самое сделала⁈ Перед тем, как уйти⁈
— Добро пожаловать в рабство, — жизнерадостно ухмыляется подопечная, оставшись со мной наедине и всё ещё потирая
