В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя) - Владимир Обручев

– Пожалуй, попытаемся, – согласился я, – с этого и начнём.

Отдохнувши часа три после обеда и дождавшись, что сильный жар этого дня немного спал, мы вдвоём опять поехали в город, захватив кайлы и лопаты. Хотели выбрать место недалеко от стоянки, но увлеклись и браковали одно место за другим. Возле стены поверхность улицы очень поднималась, очевидно от осыпи материала сверху, так что пришлось бы глубоко копать. Наконец, отъехав примерно с версту в глубь города, наткнулись на узкий тупик между двумя зданиями, как будто более ровный.

– В таком тупике, пожалуй, скорее откопаем что-нибудь, – сказал я. – Сюда наверно выбрасывали какой-нибудь мусор.

– И не так жарко копать, весь тупик в тени, – отметил Лобсын.

Спешились, поставили коней друг возле друга в тени в глубине тупика и принялись за работу. Пошли канавкой вдоль стены, глубиной в лопату, друг другу навстречу. Грунт оказался рыхлый, кайла не понадобилась. Прошли каждый по две сажени, встретились; ничего не попалось, сплошь мелкий пыльный песок, совсем сухой. Вернулись назад и пошли вторично ещё на лопату глубже; опять ничего, только копать было труднее, песок твёрже, видно очень слежался. Повторили то же ещё раз, и пришлось взять кайлы, лопата врезалась на 1 – 2 пальца с трудом. Всё-таки провели канавку во всю длину и опять на глубину лопаты, в общем, значит на ¾ аршина и ровно ничего не нашли.

– Ну, знаешь ли, – заявил Лобсын, утирая пот, – это грунт не насыпной сверху, а коренной и глубже копать незачем.

– Попробуем у противоположной стены, – предложил я.

Перешли на другую сторону, но стали копать канавку покороче, чередуясь друг с другом, так как изрядно устали. И снова на глубине третьей лопаты грунт пошёл твёрдый коренной. Ничего, кроме мелкого песка, не обнаружили. Смотрим друг на друга, отдуваясь и разочарованно.

Увлекшись работой, мы не заметили, что тучи заволокли небо. А теперь услышали свист ветра, и на нас с высоты зданий посыпался песок и мелкие камешки.

– Смотри, что там делается! – воскликнул Лобсын, который стоял лицом к улице; тупик был длинный – шагов 30. Я повернулся. По улице неслась сплошная туча песка и пыли, поднятых бурей с рыхлой почвы. В тупике воздух также заполнялся пылью. Лошади храпели и начали пятиться. Пришлось их взять за поводки, чтобы они не удрали.

Продолжать работу было невозможно – нечем было дышать. А ехать домой против пыльной бури, налетевшей с запада, также немыслимо. Пришлось стоять, зажмурив глаза и закрывая рукой рот и нос, чтобы не дышать пылью, а другой рукой держать лошадь, которая старалась засунуть морду между моими ногами.

Так продолжалось минут двадцать, а потом сразу хлынул ливень. Во время работы мы сбросили верхнее платье и стояли в рубашках, которые промокли в несколько секунд. Зато воздух очистился, дышать стало легче. Со стен тупика полились мутные ручейки, срывавшиеся водопадами с карнизов и обдавшие нас грязью. В обеих вырытых нами канавках быстро накопилась грязная вода.

– Вот, смотри, Лобсын, – сказал я. – Канавки мы дорыли до твёрдого грунта. В рыхлом навале вода бы ушла.

Ливень минут через десять сменился мелким дождиком, а ещё немного и небо очистилось. Мокрые до нитки, мы вскочили на коней и поехали к стоянке. Сухая пыль улиц превратилась в липкую грязь, которая налипала на копыта и комьями разлеталась по сторонам; но под ней на глубине копыта почва оставалась сухой. По главной улице, полого спускавшейся к нашей стоянке и представлявшей перед тем сухое русло с мелкой галькой, тёк грязный ручей, впадавший в ложбину, превратившуюся в целое озерко жёлтой воды, которое пришлось объехать. Солнце уже ярко освещало рощу, и мы заметили, что нашей палатки нет и не видно ни ребят, ни лошадей. Это заставило нас погнать коней, объезжая озеро.

В роще мы увидели, что палатку порывом ветра сорвало с колышков и снесло в сторону. Ребята не догадались укрепить её, когда начался ветер. Все наши пожитки были основательно промочены и испачканы, так как перед ливнем их засыпало пылью.

– Где же ребята и кони? – вскрикнул я. – Неужели они перепугались бури и ускакали в город к нам?

– Вот они, едут сюда, – ответил Лобсын, указывая на соседнюю рощу.

Оттуда действительно ехали оба верхом, без сёдел, и вели третью лошадь. Подъехав, скатились с коней и начали, перебивая друг друга, рассказывать. Когда налетела пыльная буря, они спрятались в палатку. Сильный порыв снёс её через их головы, и они увидели, что лошади, которые паслись недалеко, ускакали, хотя и с путами на ногах, по ветру, под защиту соседней рощи. Они побежали за ними, а в это время разразился ливень, который они вместе с лошадьми пережидали под деревьями. А потом долго возились, снимая намокшие путы с лошадиных ног, чтобы вести их назад. Промокли они, конечно, с головы до ног, но были в восторге от этого приключения и от того, что вернули лошадей.

Бранить их за то, что они оставили все пожитки под дождём вместо того, чтобы покрыть их палаткой, конечно, не пришлось. Но Лобсын объяснил им, что в другой раз, видя приближение пыльной бури, нужно укрепить палатку, забив глубже колышки и придавив полы сёдлами со стороны ветра. А лошадей нужно было тогда же пригнать к стану и привязать к деревьям в роще.

Вечер этого неудачного дня ушёл на просушку вещей. Баурсаки, пропитанные салом, не пострадали от ливня, но сухари в мешке намокли и превратились в кашу, которую пришлось разложить тонким слоем для просушки, иначе они бы заплесневели через 2 – 3 дня. Кошмы, на которых мы спали, и халаты, которыми укрывались, досушивали у большого костра.

Неудача раскопок в тупике заставила нас на следующий день попытаться пробить отверстие в стене одной из башен города, чтобы пробраться внутрь её и покопать там. Мы выбрали одну из трёх башен, стоявших вблизи друг друга среди площади, именно квадратную, которая имела сажени три в стороне квадрата и казалась менее разрушенной, чем две другие круглые. Одну из стен расчистили от поверхностного выветренного слоя и начали пробивать отверстие в пол-аршина в квадрате, чтобы можно было пролезть внутрь. Пришлось работать кайлой обоим поочередно. До глубины в ладонь материал поддавался довольно хорошо, кайла крошила его на крупные куски, но затем он стал твёрдым, кайла погружалась в него с трудом на глубину пальца и отрывала маленькие кусочки. Проработав без отдыха часа два, мы углубили отверстие только на четверть и сели в тени отдыхать.

– Ну, и прочный же камень строители этого города клали, – сказал Лобсын. – Стена наверно в аршин толщины, и мы до вечера не пробьём её. Чем дальше, тем труднее бить кайлой.

– Придётся увеличить высоту отверстия или укоротить ручку у кайлы, – заметил я. – Но ты посмотри, как они делали кладку. Швов между камнями нигде нет, а всё идёт слоями, то жёлтыми, то розоватыми кругом всей башни. Они как будто делали из этой глины с песком густое тесто и клали его по всем четырём стенам слой за слоем.