У стен Ленинграда - Иосиф Пилюшин

Андреев заложил руки в карманы, подошел к помкомвзвода и, раскачиваясь из стороны в сторону, сказал:

- Зачем читать это дерьмо? Знаем, как фашисты "гарантируют жизнь и свободу". Кто-то листовки бросает, а вы подбираете.

Я видел, как лицо Николаева мгновенно побледнело, острый подбородок его слегка задрожал. Помкомвзвода сунул листовку в горящую печь и, выходя из блиндажа, крикнул:

- Не суйтесь не в свое дело, сержант Андреев!

Андреев молча лег на нары, опершись локтями о жесткую постель. Глаза сержанта следили за узенькой ленточкой огня, которая трепетала в консервной банке, облизывая ее сальную кромку. В полумраке блиндажа его смуглое, с грубоватыми чертами лицо выглядело сосредоточенным и задумчивым.

Начало светать.

- Пора отправляться на работу, - сказал Алексей.

Мы вдвоем с Ульяновым вышли в траншею.

Утреннее морозное небо по-особому красиво, когда блекнут звезды, загорается восток.

Мы поползли к снайперскому окопу.

Сто метров отделяло нас от траншеи немцев. Ульянов тронул меня за рукав и подал перископ:

- Осип, глянь, вон фриц притаился за гусеницей танка. Это очень странно.

Гитлеровец был одет в маскировочный халат, видно было только его красное от мороза лицо. Он подряд несколько раз то зажигал, то тушил фонарик и пристально смотрел в сторону нашей обороны. Мы с большой тщательностью осмотрели рубеж нашего взвода, но ни единого человека не заметили, а немец все еще продолжал сигналить.

Ульянов прицелился и выстрелил в фашиста. Фонарик исчез.

После первых выстрелов в нашей траншее послышались чьи-то торопливые шаги. Они приближались к тому месту, где нами была вырыта канава в снегу. Я быстро пополз в траншею навстречу идущему, а Ульянов остался. Как только я спустился в траншею, ко мне подбежал связной командира взвода и громко закричал:

- Кто стрелял?

- А вам какое дело? - спросил я.

- Помкомвзвода приказал мне выяснить и доложить.

- Скажите ему, что мы только один фонарик погасили.

Мы продолжали свое наблюдение за траншеями немцев. И вдруг из-за разрушенного кирпичного здания станции Лигово вышли три гитлеровца. Они тоже были одеты в маскировочные костюмы. Двое несли подвешенные на длинном шесте солдатские котелки, третий нес за спиной мешок, а в руках связку колбас и бутылку.

- Видишь? - спросил меня Ульянов. - Завтрак несут, из котелков еще пар идет. Добавим сладкого к завтраку?

Алексей выстрелил в идущего позади, он сломался в коленях и рухнул на землю. Я успел пристрелить другого немца, а третий упал на снег и скрылся из виду.

Когда мы возвратились в наш блиндаж, товарищи поздравили нас с первым успехом.

Во второй половине ночи к нам пришел Василий Ершов.

- Дядя Вася! - обрадовался Ульянов. - Какими судьбами к нам занесло?

- Судьба у нас с тобой, Леша, одинаковая, - улыбаясь, ответил пулеметчик, грея руки у печки. - Что твоя, то и моя - служивая. Куда приказано, туда и шагай. Вот был у ротного командира, а на обратном пути заглянул к вам по просьбе Зины. Она наказывала узнать, где и как вы тут устроили свое снайперское гнездышко, что так ловко щелкаете фрицев.

- Зина вернулась! - воскликнул Ульянов. - В каком она взводе?

- В нашем.

Мы угостили нашего друга чем могли. Я отдал ему свою водку. Леша покрошил свою пайку сала в крышку котелка и поджарил.

Чай пили не торопясь, вдоволь и опять вспоминали друзей.

- Дядя Вася, - спросил я, - ты из дому письма получаешь?

- А то как же, получаю. О семье я не беспокоюсь: не на фронте, живы будут. У меня, брат, жена - баба цепкая, она сладит с ребятишками, которые при ней, а вот старший сын где-то воюет. Вот от него я и жду треугольничек.

Ершов умолк. И я пожалел, что своим любопытством затронул его больное место. Правда, я хорошо знал, что не таким был Ершов, чтобы долго предаваться душевным переживаниям. Но на этот раз Василий Дмитриевич взгрустнул. Он склонил голову к левому плечу и, казалось, прислушивался к ударам своего сердца. Не меняя положения, он так и уснул.

Перед наступлением рассвета мы вместе с дядей Васей позавтракали Ульянов с Андреевым ушли в траншею, а я с Ершовым на некоторое время задержался в блиндаже.

- Ну, показывай, где ваше гнездо, да мне пора двигаться к себе, сказал дядя Вася.

Ночь была холодной, морозной. Дул сильный ветер.

Темнота, словно нехотя, уступала место призрачному свету наступавшего утра.

Мы вошли в окоп и остолбенели: на земле, распластав руки в стороны, в луже крови лежал Ульянов. Я бросился к нему. Сердце не билось, он был мертв. Дядя Вася поднял с земли Лешину шапку и, сжимая ее в своих больших ладонях, простонал:

- Алеша, дружок, как же это, а? - На глазах Ершова блестели слезы, в горле что-то клокотало.

Я бросился к амбразуре: на бронированном щитке пробоин не было. Ершов подал мне пустую гильзу от автомата. Руки его дрожали. Он поднес шапку к свету и подозвал меня:

- Дело ясное. Алексей убит выстрелом в затылок. Глянь на шапку.

Я хотел взять тело друга на руки, но Ершов остановил меня:

- Алешу трогать с места нельзя. Пойдем.

Мы не успели пройти и двух поворотов, как увидели бегущего к нам навстречу Андреева.

- Где Алексей? - задохнувшись от волнения, спросил сержант.

- Ульянова больше нет, - дрогнувшим голосом ответил пулеметчик.

Я не мог выговорить ни слова: что-то сжало мне горло, стало трудно дышать.

Андреев покачнулся, словно от удара кинжалом, и, прислонясь спиной к стенке траншеи, прокричал:

- Леша! Дружище, во всем виноват я!

Сержант молча указал рукой в нейтральную зону. Я увидел на снегу человека в маскировочной куртке.

Левая нога его была согнута в колене, а правая так и осталась выпрямленной.

Мне показалось, что мы молчали очень долго. Я смотрел на Андреева. Он был в отчаянии. Слезы текли по его бледному лицу.

- Кто же это? Как все это произошло? - - спросил наконец Ершов.

Анатолий провел рукой по лицу и прерывистым от волнения голосом сказал:

- Алексей ушел в свой окоп, а я задержался возле пулеметчиков, чтобы покурить. Спустя некоторое время послышался выстрел. Я думал, что это стреляет Ульянов. А когда вышел в траншею, увидел человека, уползающего от снайперского окопа. Он полз быстро, оглядываясь по сторонам. Я подумал, что это Леша заметил нечто важное и спешит нам сообщить. Побежал навстречу, но человек исчез. Вдруг тот, кого я принял за Ульянова, показался метрах в тридцати и выстрелил в меня из пистолета, но промахнулся: пуля задела рукав. Я отбежал в укрытие.

- Лицо его ты видел? - спросил я.

- Нет, оно было закрыто марлей от капюшона. Я стал ждать, когда он появится. В это время услышал винтовочный выстрел в глубине нашего расположения. Чтобы узнать, в чем дело, я побежал к пулеметчикам. Здесь узнал, что кто-то пытался пройти нейтралку, но был убит... Вот и все...