Ценный подарок (сборник) - Евгений Мин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она беседовала с молодыми супругами, будто снимала с них допрос. Размеренно, по пунктам выясняла, сколько им лет, кто у них родители, имеют ли они друзей подозрительного поведения и не храпят ли по ночам.
Задав еще несколько специальных вопросов, хозяйка провела молодых супругов в комнату.
Комната оказалась небольшой. Одно окно выходило во двор, другое на реку, вдоль которой разместилось несколько разноцветных катеров.
Половину комнаты занимала огромная белая с резными амурами кровать. Еще был старинный буль и маленький, на гнутых ножках столик. На столике стоял белый телефон.
— Звонить нельзя, — предупредила хозяйка, — ни к вам, ни от вас.
Молодой муж не услышал, что она сказала, и шепнул жене, показывая на огромную кровать:
— Трон любви.
В тот же вечер они переехали в белую комнату.
Стоя у окна, они смотрели, как освещенные окна отражаются в зеленой воде, как мчатся через мост огни автобусов.
— Париж, — сказал муж.
— Счастье, — сказала жена.
Ночью они проснулись от каких-то скрипящих, режущих звуков, казалось, не только комнату, но и весь дом перепиливают пополам.
Утром он спросил у хозяйки-полицейского:
— Скажите, пожалуйста, что это пилило всю ночь?
— Электропила. Во дворе — деревообделочный завод. Неужели непонятно? Я не могу вмешиваться в их планы, — щелкнула хозяйка зубами, как полицейский наручниками. — Если вам не нравится, мы можем расторгнуть.
— Нет, — вздохнув, сказал он.
Молодые муж и жена прожили несколько лет в белой комнате, и, хотя завод перевыполнял свои планы и электропила надрывалась все сильней и сильней, они спали крепко, и звуки адской пилы были для них, как для ангелов звуки рая.
Они кончили институт, стали кораблестроителями, у них родился сын, похожий на мать. Им дали комнату.
Они переезжали на такси, в котором поместилось их нехитрое имущество.
Потом у них родился еще ребенок, дочь, похожая на отца. Им дали отдельную квартиру.
Время шло. Муж стал известным корабелом. Он был по-прежнему крепок и здоров, но почему-то отличался слабым сном. Он принимал таблетки, пил травы — ничего не помогало.
Однажды вечером он вышел на прогулку и двигался сам не зная куда.
Сделав большой круг, он оказался на берегу малозаметной реки. «Что это, — подумал он, — кажется, мы здесь жили когда-то. Ну да, вон тот самый дом… А что, если я зайду туда, интересно, кто там сейчас живет».
Он поднялся на третий этаж, немного постоял у двери, нажал кнопку старого костяного звонка. Никто не ответил. Он позвонил еще два раза. Дверь отворилась, на пороге стоял Живот. Конечно, у него были руки и ноги, и другие части тела, но все-таки это был Живот.
— Извините, — сказал корабел, — когда-то давно мы снимали здесь белую комнату у женщины, похожей на английского полицейского.
— Она давно убыла, — изрыгнул Живот.
— Убыла, куда?
— Туда, куда мы все со временем убудем, — сказал Живот, посмотрев сначала на потолок, потом на пол.
— Убыла, — повторил он, и ему стало жаль суровую женщину. — А кто живет в белой комнате?
— Пойдите и узнаете, — выпятился Живот и ушел.
Он осторожно постучал в дверь их бывшей комнаты.
— Пожалуйста, войдите, — раздался женский голос.
Он вошел и увидел, что на диване, покрытом клетчатым пледом, сидели близко друг к другу молодая женщина и молодой мужчина.
— Простите, — сказал он, — простите меня за неожиданное вторжение. Когда-то мы с женой жили в этой комнате, и вот теперь, спустя много лет, мне захотелось побывать здесь. Я знаю, что это неудобно…
— Подумаешь, какие чепушки, — засмеялся мужчина. — Познакомьтесь, это моя жена, — гордо сказал он.
— Мой муж, — краснея, сказала женщина.
Они с таким удовольствием произносили слова «жена» и «муж», как дети, которые радуются новым игрушкам.
Нежданный посетитель продолжал стоять, осматриваясь кругом. Здесь все было по-другому, широкий диван вместо огромной белой кровати, полированный шкаф заменил старинный буль, на стене висела полка с нарядными книжками, в одном углу притулился телевизор, в другом — большое кресло. Здесь была чужая, незнакомая жизнь.
— Садитесь, пожалуйста, — еще раз попросила молодая женщина.
Он сел и молчал. Женщина и мужчина тоже молчали, не зная, о чем говорить с посторонним человеком.
И вдруг тишину комнаты прорезал визг и скрежет электропилы.
— Что это? — вздрогнул посетитель.
— Электропила, — с досадой махнул мужчина, не дает ни работать, ни спать.
— Мы уже всюду обращались, — вздохнула молодая женщина, — и все напрасно…
— Электропила, это она, — повторил посетитель и закрыл глаза.
Прошло минут десять, а он все еще сидел с закрытыми глазами.
— Что с ним? — тревожно спросила жена. — Может быть, ему стало плохо?
— Ну нет, — сказал муж. — Он спит, наверное, он очень устал за день.
— Удивительно, так спать под такие звуки.
А он крепко спал, спал так, как он уже не спал много лет, без снотворного.
Не по Крылову
Оленька Ласточкина вертелась у зеркала. Бабушка сидела на диване. Рассеянно читая книгу, она потихоньку любовалась внучкой.
Подойдя к зеркалу, Оленька взбила густые вьющиеся волосы.
— Ольга! Что это у тебя с головой? Какая-то папаха.
— Бабуся! — снисходительно посмотрела на бабушку Оленька. — У всех девчонок такие прически. И учительницы бы носили, да они старые.
— Ольга, не забывайся! Кстати, почему ты в школьном платье?
— У нас в шесть литература. Вчера начали ремонт и старшие классы передвинули.
— Нашли время. Беда с этими строителями, всегда они опаздывают.
— Понятно, — рассмеялась Оленька, — все они пьют.
— Ольга! — строго посмотрев на внучку, возмутилась бабушка. — Так нельзя, строители — рабочий класс.
— Бабуля, если этот класс бросит пить, я его в трезвый носик поцелую.
— Перестань, это неприлично!
— Почему? Теперь все целуются, даже мужчины с мужчинами. Видела хоккей по телевизору?
Бабушка чуть не улыбнулась, но, сдержав себя, спросила:
— Что же вы проходить будете?
— Басни Крылова, — скучным голосом сказала Оленька.
Бабушкино лицо порозовело, казалось, разгладилась сетка мелких морщин.
— Басни Крылова! — воскликнула она. — Какая прелесть!
— Вы тоже проходили?
— Конечно, и я, и моя мама, и бабушка, когда мы были девочками.
— Ух ты! Можно подумать, что эти басни проходили еще до сотворенья мира.
— Оля, не балагань. Как тебе не стыдно, ты — дочь интеллигентных родителей.
Оленька посмотрела на бабушку и подумала, что она совсем старенькая и лишена чувства юмора.
— Как ты смеешь, — продолжала бабушка, — Иван Андреевич классик, гордость нашей литературы.
— Родная моя, — обняла бабушку Оленька, — я люблю басни Крылова, мы учили их в первых классах, а теперь мы должны разбирать их. Это называется литературным анализом, мы должны устанавливать, чем вызвана та или другая басня, какое происшествие лежит в ее основе, какой писатель повлиял на Крылова, и на кого повлиял Крылов. Это же очень скучно. Не знаю, зачем это придумала Мария Сергеевна. Я не хочу!.. Не буду!..
Подбежав к своему столику, она достала школьный портфель, вынула какую-то книгу и, передав ее бабушке, сказала:
— Я прочту вот что!
Бабушка надела очки и, взяв книгу, раскрыла ее. На первой странице был портрет черноволосого мужчины в бархатной блузе с большим белым бантом.
— Ой! — воскликнула бабушка неожиданно молодым голосом. — Он!
— Кто? — не поняла Оленька.
— Артист эстрады.
— Бабуля, тебе бы фантастику писать, — взяла Оленька книгу у бабушки. — Это не артист, а писатель, Козьма Прутков. Между прочим, это не настоящая его фамилия, а псевдоним. Их было трое — двое братьев Жемчужниковых и Алексей Толстой. Они выдумали Козьму Пруткова и от его имени сочинили басни, смешные стихи, острые фразы. Представь себе, их интересно читать и сейчас. Послушай!
Оленька раскрыла книгу и стала с увлечением читать, но бабушка не слушала ее. Ей пришла на память далекая юность, «Круглый сад», по которому бродили молодые люди и ни одного старого человека, открытый Эстрадный театр, маленький лысый человечек, сыпавший смешные рассказы, громкоголосый артист в бархатной блузе с белым бантом. Он нравился ей, пожалуй, она даже была влюблена в него. Но как же была его фамилия?
Оленька упоенно читала Козьму Пруткова, бабушка, сняв очки, закрыла глаза. Они не услышали, как открылась дверь в передней, и только потом увидели, что в комнате появились Оленькина мама Нина Викентьевна и отчим Сергей Антонович. Впереди шла мама, прямая с высокой, похожей на башню, прической, сзади — Сергей Антонович, большой, с круглыми плечами и лицом как плохо выпеченный хлеб.