В моей руке - гибель - Татьяна Степанова

— Потише, потише, — Колосов нахмурился.

«Строптивый имбецил», — Катя тут же вынесла Листову диагноз, противоположный своему прежнему.

— А ты, значит, можешь и человека задушить, Костик? — спросила она задушевно.

— Запросто.

— И не жаль тебе его будет?

— А чего жалеть? Народу много.

— Ну а ты пробовал уже?

— Не-а. Зачем? — резонно удивился Листов и снова сладко зевнул. — Я спать хочу.

— А не страшно было бы тебе душить человека? — гнула свое Катя.

— Чего страшно-то? В овраге вон собаку задушили, так мы с Ленькой смотреть ходили. Нормальная псина, тока мертвая, и голова у ней туда-сюда мотается, как у того мужика на березе.

— Какую собаку задушили, Костик?

— Злую. На Мебельном у заправки ее держали. Потом она убегла у них нам ребята говорили. Потом ее в овраге нашли. Башка набок свернута.

— А когда вы ходили смотреть на собаку? — спросил Колосов.

— Не помню я!

— Зимой, когда снег был?

— Нет, мы тогда банки на березах ставили, сок брали.

— И шел сок уже?

— Не-а, не шел еще. Ну чего пристали? Я спать хочу!

Катя поднялась. Колосов вызвал дежурного, Листова увели.

— Убедилась, — заметил Колосов, — не супермен отнюдь.

А младший вообще шкет.

— С ними надо разговаривать, Никита, — Катя вздохнула. — Много, подробно. Тут психолог нужен, педагог хороший. Это же интереснейший психологический феномен: с одной стороны, полнейшая социопатия, а с другой похороны трупа, мародерство и…

— Ты Листова на что-то нацеливала, да? На что? Что узнать хотела? поинтересовался Колосов.

— Ничего, так, — она отвернулась, — что это еще за задушенная собака, а?

— Никита Михалыч, там эксперты в Москву уезжать собираются, так спрашивают: вы поедете? — В кабинет заглянул дежурный по ИВС.

— Я остаюсь, вот пусть коллегу захватят, скажите, чтобы подождали.

У кабинета они застали Сергея Новогорского. Катя его отлично знала: ведущий эксперт отдела специальных исследований ЭКО. Не раз она делала материалы об этом отделе, не раз встречалась и с Новогорским. Это был настоящий красавец, и он отлично знал это. В ЭКО в него был влюблен весь женский персонал — и стар и млад. Новогорский жуировал жизнью напропалую: постоянно то женился, то разводился, разменивал квартиру, платил алименты, терпел лишения и неудобства, но поиски личного счастья не прекращал.

— Никит, у Ласкиной голова раскалывается, найди анальгин, а? — попросил Новогорский. Ласкина была его непосредственной начальницей, возглавляла бригаду экспертов. — А то по такой дороге, да от бензина еще инсульт с нашей старушкой случится.

Колосов открыл кабинет, пошарил в своей спортивной сумке, которую брал во все командировки по районам, нашел таблетки.

— Кать, ты с нами до Москвы? Минут через пятнадцать поедем. Ласкина в комнате отдыха прилегла, пока колеса не подействуют, лады? А у вас тут что, чай? — Новогорский обернул свой медальный профиль к столу. — А к чаю что? Сделай-ка мне, Катюш, покрепче, а то я прямо совсем обессилел с этой работой.

И он обольстительно улыбнулся.

— Сережа, есть что-нибудь интересное по твоей части на месте происшествия? — спросила она, играя роль хлебосольной хозяйки. Колосов плеснул в чашку эксперта остатки дагестанского коньяка с тремя звездочками.

— Работа в полевых условиях утомляет, Кать. Каменный век это. На месте всего не скажешь. Пробы почвы под березой вроде положительные, есть там кровь, точнее, была в свое время. На одежде Яковенко, ну, я, понятно только фрагмент смотрел, остальные в лаборатории сделаем… Там наслоения частиц в следующей последовательности: глина, идентичная глине оврага на месте захоронения, частицы древесной коры и дорожная пыль. Все в отвратительной сохранности, кроме глины, столько времени прошло ведь.

— И что эта последовательность означает? — спросила Катя.

— То, что Листовы не врут вроде бы, — пояснил Колосов. — Яковенко в тот день шел по улицам столицы, ехал в транспорте — отсюда на его одежде дорожная пыль, потом его одежда контактировала с березой, потом его потащили хоронить в овраг. Вот тебе и следы глины.

— Там еще одна необычная деталь, — Новогорский отхлебнул чай и блаженно вздохнул. — У Яковенко во рту обнаружены волосы.

— Волосы? — Колосов пересел ближе. — Чьи? Что ж ты раньше мне не сказал?

— Я Касьянову сказал, это потом уже выяснилось, в самом конце осмотра. Замотался я с упаковкой этих доков, ну и…

Все равно я сейчас ничего о них сказать не могу, нужна экспертиза в стационаре. Кстати, по трупу Антипова Ласкина уже закончила все исследования, там ведь тоже волосы были, так вот… По этим пока ноль информации, а по тем образцам… Волосы с трупа Антипова не принадлежат человеку.

Это шерсть животного.

— Шерсть? — Никита потер рукой подбородок. — Точно шерсть на Антонове? Ты ж сам говорил: зверье могло подрыть могилу Яковенко, барсука еще поминал… Ты не путаешь?

— Никит, я тебе русским языком объясняю: по образцам с трупа Антипова исследования завершены. Это шерсть животного. Какого — установить не представляется возможным из-за плохой сохранности представленных образцов. Да Ласкина над ними целый день колдовала! Никаких там посторонних красителей — это не мех, не клок от воротника, с шубы крашеной. Полная натуралка. Вырванный из чьей-то шкуры клок шерсти.

— Во время борьбы вырванный? — тихо переспросила Катя.

— Понятия не имею, — Новогорский пожал плечами. — На образцах кровь Антипова. Это животное находилось на месте происшествия во время нападения на потерпевшего или пришло сразу после, видимо, испачкалось в его крови.

— Это собачья шерсть? — внезапно спросила Катя. — Как, Сереж, на твой взгляд, похожа она на собачью?

— Повторяю: чья конкретно, мы не установили. В заключении не стали давать спорное определение. На мой личный взгляд, на собачью шерсть не похожа — длинный грубый волос, очень густой подшерсток, вряд ли это собачья.

— А у Яковенко во рту чья?

— Ласкина образцы забрала в лабораторию. Завтра займется.

— Сереж, но ты же ее в руках держал, видел, что тебе стоит сейчас сказать! Это же ведь тоже… шерсть, да? Похожа она на ту?

— Женщины все сплошь — торопыги. Вынь да положь — ответь. Катя, ласточка моя сизокрылая, я же эксперт, меня об уголовной ответственности за ложь в заключении предупреждают. Я тебе рассказал правдиво о том, что увидел на месте происшествия. А ты требуешь всего и сразу.

— Ты мне только скажи: по-твоему, то, что вы нашли на Яковенко, похоже на то, что найдено на Антипове?

— Вроде похоже. Вроде. Но я не привык гадать.

— А как же эта шерсть попала Яковенко в рот?

Колосов и Новогорский переглянулись. Кате тут же вспомнились Базаров и Мещерский: что, мол, с нее взять — женщина!

— Сто двадцать «где», полсотни «как» и триста «почему». — Новогорский допил чай. — Ты, Катя, прямо как моя вторая жена Лариса. Чудо что за женщина была… я с ней три месяца всего выдержал, несмотря на все ее неотразимые прелести.

Хватит меня допрашивать, собирайся. Вон Ласкина к машине ковыляет. И умоляю — по дороге лучше молчи. Не то брошу на дороге. Мое слово — кремень.

Катя только плечиком дернула: еще чего — молчи!

— Мы мимо Мебельного поедем, да? — осведомилась она. — На пять секунд заскочим на место происшествия. Мне на березу, на овраг взглянуть надо. Тогда всю дорогу ни словечка не пророню.

Новогорский вышел, а она помедлила в кабинете.

— Никит, ты совсем в Раздольск переселился, да?

— Совсем… смотря по обстоятельствам. Захочешь навестить — милости прошу. — Он облокотился на стол. — Тут лучше, не находишь? На свежем воздухе… Покой, порядок, тишина. Покоя нет, порядка тоже, тишины… А может, карты лягут — так на Клязьме еще позагорать успею.

— Ты в Уваровке побывай, — тихо заметила Катя. — Это как раз от Клязьмы рукой подать. И в ее окрестностях. Обязательно.

Что-то в ее тоне прозвучало такое…

— Бывала в тех местах? — Никита поднялся: надо быть вежливым, дама уходит.

— У наших знакомых там дача.

— У ваших личных знакомых, Катерина Сергеевна? Это намек? На что — не понял?

— Я серьезно, Никит. Вредно столько пить на работе, — она фыркнула. Там дача знакомых нашей семьи. Когда найдешь возможность посетить Уваровку и… ее окрестности, найди также возможность сообщить мне. Обменяемся впечатлениями. Хорошо? А сейчас, знаешь… плюнь на все. Тебе отдохнуть надо.

— Я плохо выгляжу?

— Без слез не взглянешь.

— А ты, как всегда, в форме: свежа, язвительна и… В общем, ладно, чушь несу, понял. — Он прислонился к стене. — Ни хрена не клеится, Кать, у меня. Ничего не контачит, а ведь думали, что…

— Утро вечера все равно мудренее. Ты же мне сказал: знаешь по этому делу ровно столько же, сколько и я. Так вот: я тоже пока ничего не понимаю, — утешила она его. — Ты не расстраивайся. Все образуется. И… съезди в Уваровку. Очень тебя прошу.