Пасынки Колумба - Альберт Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, а теперь, последнее. Что делать дальше? Признаться в обладании даром? Нет, нельзя. Лучше молчать. Тогда как все объяснить дяде и сенатору, когда они очнутся? Вопрос, конечно, еще тот. А когда, кстати, они очнутся? Владин не говорил про время. Зато сказал, что у всех будут болеть головы. Долго и очень сильно. Поэтому им не деталей будет. А объяснить он может просто: он тоже потерял сознание, зато очнулся раньше всех. И будет делать вид, что голова сильно болит. Отлично. Так и сделать!
Пассажиры гладера стали приходить в себя, когда уже стояла глубокая ночь. Они очумело смотрели, пытаясь вспомнить и понять, что же такое с ними произошло. Задавали вопросы, которые в своем большинстве оставались без ответа. А что сказать, если сам ничего не помнишь и не понимаешь? Да еще и голову так сильно ломит. Запасы напитков быстро таяли.
Когда сенатор и дядя Эвин немного оклемались, Айсберн тут же приказал водителю ехать в Лендон. И как можно скорее.
- Что, Эвин, прошляпил эмпата? - зло спросил сенатор дядю.
- Четвертый уровень, что вы хотите, мистер Айсберн? Откуда они такого взяли?
- Да все оттуда, из Брамингейма.
- Выходит, настолько все серьезно?
- Да, но об этом не здесь. Ты лучше скажи, почему они, повалив всех, нас не сожгли? Ведь могли?
- Могли. Мне и самому это непонятно. И еще вот что, мистер Айсберн. Хоть и не стоит здесь говорить, но если они до сих пор находились у объекта, значит...
- Я понял.
- С другой стороны, если нас не сожгли, значит, мы опоздали. Совсем на немного.
- Да. И в поселке уже нет никого из них. Фора значительная. Сколько прошло времени? Шесть-семь часов. Пусть, час-два на сборы, значит, фора в пять часов. Достаточно, чтобы добраться к Лендону, обогнуть его и мчаться к Брамингейму.
- Они могли поехать в объезд.
- Это нам ничего не даст. Несколько дорог и где они именно сейчас? Даже если связаться с канцелярией правителя, пока те будут тянуться, мы сами давно будем в городе.
- Значит, мы проиграли?
- Если было, что проигрывать.
- То есть ничего не было? Перелопатили все, поэтому нас и отпустили?
- Да.
- Мистер Айсберн, я вот что подумал. А если они не нашли не потому, что не было, а потому, что нашел Ирвин?
Рики вздрогнул. Вот тебе и сильная головная боль. Хотя дядя эмпат и может облегчить боль. Впрочем, теперь это неважно - Рики проиграл, дядя догадался, что они с отцом нашли эти накопители.
- Вот как? - сенатор задумался. - И тогда где же они?
- У тех, кто убил Ирвина.
Ого! Дядя, хоть и догадался, но все же не до конца. И теперь у Рики появилась возможность выкрутиться.
Сенатор развернулся, выискивая Рики, который сжался за спинкой расположенного перед ним кресла.
- Мальчик. Как его?
- Рики.
- Ах, да, Рики. Скажи, при тебе вы копались в гладере?
- Да, мистер Айсберн.
- И ты все видел?
- Да.
- Не отвлекался, не оборачивался?
Сенатор сам подсказывал Рики его ответы.
- Почему? Я же все головой крутил по сторонам. Там же трава высокая.
- Зачем?
- А вдруг крайши? В долине два крайша жили.
- Ясно. И твой отец мог что-то поднять, кроме бластеров и батарей? Мог, а ты не заметил?
- Мог.
- Ты понял, Эвин? Куда ветер дует?
- Они люди сенатора...
- Тихо. Приедем в Лендон, буду разбираться.
В город они въехали только перед рассветом. Сенатор прошел в дом, туда же ушел и дядя, а Рики остался один перед дверью. Если не считать охранника с бластером наготове. А гладер водитель отогнал куда-то за дом. Рики присел на ступеньке, обхватив руками колени. И задремал.
Дядя его разбудил, когда рассвело. Стояло раннее утро.
- Ну что, племянник, выдохся? Не так просто денежки даются. Поедем домой, там отоспишься. Может, и мне несколько часов удастся украсть. Есть, наверное, хочешь?
- Да, дядя, я ведь не обедал.
- Я тоже. Терпи.
После случившегося нападения, дядя ни разу не пытался забраться в его голову. То ли устал, то ли дядина голова все-таки сильно болела, а может, Рики стал ему не интересен? Все может быть.
Остаток утра Рики провел на все том же, что и вчера, диванчике. Когда он проснулся, совсем не выспавшись, уже был день. Пока приводил себя в порядок и завтракал, с тренировки вернулся Владин.
- Ты где был?
- С твоим отцом и сенатором Айсберном уезжал.
- Ох ты! А куда?
- В Запретную долину.
- Что-нибудь интересное было?
- Было. На нас напали. Обстреляли из бластеров. Но почему-то не сожгли.
- Ха! А на чем ездили?
- На армейском бронированном гладере.
- Эх, ты, деревенщина! Знаю я этот гладер, ездил на нем. И не раз! Его нельзя сжечь. Потому что он бронированный!
- Тогда почему главный из охранников сенатора приказал остановить гладер, сказав, что иначе подобьют?
- При движении в брюхо могут засадить. Да и то броня должна выдержать. Риторо просто перестраховался, а ты и поверил.
- Сенатор тоже перестраховался? Он крикнул, чтобы мы быстрее уезжали, иначе нас всех сожгут. Подойдут и спокойно изжарят. Это он так сказал.
- Что-то ты врешь, братец. Или не знаешь, что в армейском гладере девять боевых бластеров? И энергии для них хватит на серьезный бой. Как они спокойно подойдут? Ну-ка объясни, лгунишка ты наш.
- Как подойдут? Очень просто. Ногами. Спокойно подойдут к гладеру и из нескольких ручников, направленных в одну точку, прожгут дыру в гладере.
Рики сейчас подтрунивал над Владином, оттягивая до последнего раскрытие секрета вечерних событий.
- У тебя плохо с головой? Как они подойдут к гладеру? Отец их за сто метров вычислит, даже если они будут прятаться.
- И после из гладерных бластеров по чужакам?
- Наконец-то дошло до твоей тупой башки!
- А если некому стрелять по чужакам?
- Чего?
- Они же всех нас вырубили. И дядю тоже.
- Чего?!
- Да, эмпат четвертого уровня всех и вырубил.
- Если соврал, лучше признайся сейчас же, иначе плакать будешь. И синяков не оставлю, я это умею. Соврал?
- Нет.
- Ну, смотри... А почему не стали жечь?
- Не знаю.
- А потом что было?
- Все очнулись, и сенатор приказал возвращаться.
- Ладно. Пока поверю, но смотри, если соврал. А теперь рассказывай все подробно.
Рики сообщил Владину все, только не стал упоминать Брамингейм. Ведь и сенатор в машине не стал при всех этого говорить. А про само нападение знали одиннадцать человек - вряд ли это секрет. И дядя молчать не запрещал.
- У нас два эмпата четвертого уровня. Робино и Оскар. Вот знать бы, кто из них это сделал!
- Это лендонские эмпаты?
- Они.
Про то, что там действовал чужой эмпат, Рики решил промолчать. Если скажет, то заронит зерно сомнений Владину, тогда потянется ниточка к Брамингейму.
К обеду возвратился и дядя Эвин. Он уезжал по делам, когда Рики спал. Дядя был мрачен, от недосыпа на его лице появились большие подглазины.
- Отец, это правда, что вас всех вырубили или братец на неприятности нарывается?
- Правда. Ты уже успел растрепать? - сказал он Рики.
- Но вы мне не запретили.
- Не запретил. После всего этого просто забыл. Что ты ему рассказал?
- Только про нападение. Там же народу много было. Про остальное не говорил.
- Это хорошо. Владин, ты тоже держи язык за зубами. Все слишком серьезно.
После обеда Владин запустил тестирование уровня знаний Рики. Второй-третий уровень, в зависимости от предмета. А это плохо, очень плохо. Но откуда взяться знаниям в их сельской местности? Бывший друг Торри не знал и половины того, чему Рики научил отец.
Не лучше обстояло дело и в секциях, куда его отвел Владин. И драться по-настоящему Рики не умел и оружием не владел. Потому-то, да еще и с напрягом, его определили в группу одиннадцатилетних мальчишек, которые с насмешками встретили появление четырнадцатилетнего (почти) обалдуя. И когда на четвертый день тренер утренней секции поставил Рики для спарринга с мальчишкой, который на голову был меньше его ростом, да и в плечах уже, то уже через несколько минут Рики валялся основательно побитый. Хорошо хоть удары смягчались как защитной одеждой, так и особыми перчатками.
Следующие два дня число синяков росло в арифметической прогрессии. Для геометрической прогрессии у Рики на теле просто не оставалось живого места. Владин только снисходительно смотрел на мучения брата.
А еще днем позже во время очередного спарринга его противник хоть и выиграл, но победа тому досталась с трудом и неплохими синяками, оставленными Рики. Тренер был удивлен, но отнес тяжелую победу одиннадцатилетнего мальчишки его несобранностью и расслабленностью перед противником-новичком. То же решили и другие мальчишки.