Колесо превращений - Николай Петри

- Ладно, - сказал Красный Волк, - с нахальным волшебником все более-менее понятно. А что-нибудь про нас не узнал?

- Куда там! - махнул тощей ногой Ухоня. - Здесь такие дела неделю назад творились, что говорящий волк или нематериальное ухо - едва ли не самое обыденное явление!

- О чем это ты?

- Любой мальчонка может с десяток историй поведать о летающих рыбах, бегающих деревьях, шагающих булыжниках или о воде, которая потекла вспять и затопила половину Рудокопова!

- И вся эта галиматья до сих пор продолжается?

- Нет, - сказал Ухоня и на минуту о чем-то задумался. - Все прекратилось уже на следующий день.

- Вот это меня и интересовало, - задумчиво произнес Красный Волк, выходит, что наш случай отличается от всего остального. Что бы это могло означать?

Ухоня вместо ног отрастил плечи и пожал ими:

- Не знаю, напарник, все это слишком сложно для меня.

Красный Волк обратил внимание на то, что уже вечер. Золотисто-розовые лучи заходящего солнца играли в кронах высоких деревьев, быстро поднимаясь к самым макушкам. Внизу под деревьями сгущался мрак. Рудоко-пово, расположенное в распадке между горами, почти полностью погрузилось в темноту. В домах загорались огни, на реке появились слабые отблески - это рыбари вышли на ночной лов.

Предпринимать что-либо на ночь глядя было неразумно. Красный Волк и Ухоня решили, что лучше дождаться утра. А там... Уже устраиваясь поудобнее под огромной елью, Красный Волк услышал голос Ухони:

- А ты попробуй перед сном думать о том, кем бы ты хотел завтра проснуться. Может быть, это тебе и поможет? А я караулить тебя стану, чтобы как вчера не получилось.

- Ну-ну, - пробормотал Красный Волк, пытаясь перед сном вспомнить то состояние чего-то близкого и родного, которое он испытал сегодня вечером. Быть может, от того, как ему это удастся, и будет... что будет?

Но Красный Волк уже спал. Ему снилось, что он молодой вожак и что на его стаю охотятся хитрые и коварные звероловы. Вот они ранили его самку и теперь гонятся за ним самим. Красный Волк напрягает все силы, чтобы уйти от погони, и почти спасается, но вдруг ему под ноги попадает что-то живое. Он падает, и его настигают звероловы. Их длинные руки тянутся к нему, хватают за горло и начинают душить. Красный Волк пытается сопротивляться, но дыхания ему не хватает, сознание мутится, он из последних сил старается вырваться и впивается зубами в ближайшую руку...

Глава 7

МИЛАВ-КУЗНЕЦ

- Ой, басурман проклятый, что ж ты наделал! - Вопль ворвался в его сознание и заставил мгновенно проснуться. Он приготовился рвануться прочь на всех четырех лапах, но с первой попытки ему не удалось этого сделать... да и со второй тоже!

Он ошарашенно посмотрел по сторонам, и только тогда до его сознания стал доходить весь комизм происходящего. Он не мог использовать свои сильные волчьи лапы просто потому, что их не было!... Он стоял на четвереньках, упираясь ладонями в мох и брыкаясь согнутыми в коленях ногами. Но и это было еще не все: самым неприятным оказалась тонкая старушечья рука, в которую мертвой хваткой вцепились его зубы. Он даже успел распознать вкусовыми рецепторами неприятную горечь полыни на чужой коже, непонятно что делающей у него во рту.

- Ой, лишилась рученьки-кормилицы! - Еще одной порции завываний он бы не выдержал, поэтому разжал зубы, да так и замер с открытым ртом. Что ж это делается на свете белом, люди добрые!

- Он понял, что отвисшая челюсть и выкатившиеся на Лоб глаза принадлежат не Красному Волку, а...

"Милав-кузнец, вьюнош приятной наружности. Нравом кроток, сердцем справедлив. Здоровьем не обижен (потому как никому не позволяет обижать слабых!). Мамку-папку не помнит, но обидчиков немногочисленных забывает. Любит: с девицами - семечки лузгать, с парнями - мед пить".

Вот так дела... Милав медленно закрыл рот, еще медленнее встал с колен. Старушка стремительно уменьшилась в росте и теперь достигала кузнецу едва ли до груди. Она уже не причитала, а только баюкала руку, спасенную из зубастого плена.

Милав осторожно вздохнул всей грудью, с восторгом ощущая могучее тело росомона-кузнеца. Какая благодать! Однако расслабляться не стоило внимательные глаза старухи так и сверлили верзилу. Нужно было как можно быстрее найти достойное объяснение случившемуся. Милав шевельнул самой длинной извилиной и заговорил:

- Прости ты меня, бабушка, да зла не держи на Милава-кузнеца, потому как не по своей воле покусился на длань твою немощную. А причиной тому колдовство басурманское, через которое и страдаю. Снятся мне ночами твари мерзкие и ужасные - вот и спасаюсь от них как могу. А в Рудокопово иду в надежде, что найдется там душа добрая - отпоит меня от порчи да сглаза, вылечит душу покалеченную...

Милав говорил, а сам дивился - ишь как складно реченька льется, и ведь почти душой не покривил - только о превращениях своих необычных умолчал. У старухи по мере рассказа кузнеца о его несчастье глаза все теплели, теплели, а когда Милав закончил свою душещипательную историю словами: "...а ежели никто не поможет мне, то удалюсь в горы да смерти искать стану!" старуха в сердцах воскликнула:

- Что ты, что ты! И думать забудь об этом, а душеньку твою мы очистим от скверны - сейчас многие через это страдают.

- Эх, бабушка, вашими бы устами, да мед кушать, а не со мной, оболтусом, речи разговаривать! Я ж вам чуть руку не оттяпал! Больно?

- Боль - что слеза: утрется за два раза! - махнула рукой старуха. - У тебя кто из родни в Рудокопове имеется?

- А как же! У меня родня в любой кузнице: молот-отец да мамка-наковальня!

- Экий ты потешник! А знаешь что - иди-ка ты ко мне. Изба у меня хоть и старая, но просторная - места хватит. А о горюшке твоем я позабочусь - и с травами знакома, и с заговорами нехитрыми. Ну как? - Старушка по-матерински смотрела на Милава.

- Да неудобно мне как-то, - промычал кузнец, - не хочу я быть никому в тягость. Я ж сюда на работу шел, а хвороба - она так, сбоку припеку.

- Чего ж неудобно? - спросила старуха. - Я, чай, не девка красная, чтобы стыдиться житья в моем доме. А втягость ты мне не будешь: заместо какой-никакой платы за постой по хозяйству поможешь - и вся недолга.

- Да соглашайся ты! - донеслось до Милава на пределе слышимости - это Ухоня, чтоб его за такую ночную охрану!

- Хорошо, бабушка, - сказал Милав после недолгой паузы, - определяюсь к вам на жительство! Только скажите, будьте любезны, как звать-величать вас?

Старушка даже слегка зарделась от такого галантного

- Зови меня бабушка Матрена.,

"Матрена - телом ядрена!" - прилетел легкий шепоток, и Милав подумал об Ухоне - поймаю, положу на наковальню и...

- Хорошо, бабушка Матрена, пойдемте смотреть ваши хоромы!