Призрак мадам Кроул - Джозеф Шеридан Ле Фаню
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сдавайся, Нед, парень! – закричали несколько сочувствующих ему свидетелей.
– Никогда! – задыхаясь, прохрипел он.
Время отдыха истекло, и секундант Неда снова поставил его на ноги. Ослепленный собственной кровью, тяжело дыша и шатаясь, он представлял собой лишь беспомощную мишень для ударов рослого противника. Одного прикосновения было достаточно, чтобы сбить его с ног. Но Ларкин и не думал так легко отпускать его. Он приблизился к юноше, не нанося того удара, который сразу же свалил бы того на землю и тем самым положил бы конец бою. Вместо этого верзила быстро зажал его разбитую и почти бесчувственную голову под мышкой. В этом положении он крепко держал его и одновременно монотонными и жесткими ударами бил кулаком в лицо своей жертвы. Из толпы вырвались крики «Позор!», потому что стало ясно: избитый противник уже лишился чувств и поддерживается только геркулесовой рукой мерзавца. Раунд и бой закончились тем, что Ларкин швырнул Неда на землю, одновременно наступив ему коленом на грудь.
Затем мучитель выпрямился, вытирая пот с лица окровавленными руками. Нед остался неподвижно лежать, вытянувшись на траве. Уже невозможно было поставить его на ноги для еще одного раунда. Поэтому парня отнесли вниз, к пруду, который тогда находился недалеко от старых ворот парка, и облили водой голову и тело. Вопреки ожиданию, он не был мертв. Его доставили домой, и через несколько месяцев он в некоторой степени поправился. Но несчастный стал быстро угасать, и не прошло и года, как он умер от чахотки. Никто не сомневался в происхождении болезни. Однако никаких фактических доказательств, связывающих причину и следствие, не было. Негодяй Ларкин избежал мести закона. Однако его ожидало другое, весьма странное возмездие.
После смерти Длинного Неда Задира стал менее сварливым, чем раньше, но более угрюмым и сдержанным. Некоторые говорили, что «он принял это близко к сердцу», а другие – что его мучает совесть. Так или иначе, но его здоровье не пострадало из-за гипотетических душевных терзаний. Не омрачали благополучие Ларкина и проклятия, которыми его осыпала безутешная мать бедного Морана. Напротив, Ларкин отлично устроился, получив постоянную и хорошо оплачиваемую работу в дальней стороне парка при садовнике главного секретаря министерства финансов. Задира по-прежнему жил в Чапелизоде, куда возвращался обычно по окончании рабочего дня, проходя через пятнадцать акров парка.
Это случилось примерно через три года после упомянутой нами драки, поздней осенью. Однажды ночью, вопреки заведенному порядку, Ларкин не появился дома. Нигде этим вечером не видели его и в деревне. Время его возвращения было настолько неизменным, что отсутствие мужчины вызвало немалое удивление, хотя и не встревожило. В положенный час дом закрыли на ночь, а отсутствующего жильца оставили на милость судьбы и на попечение его путеводной звезды. Ранним утром, однако, его нашли лежащим в состоянии полной беспомощности на склоне холма, прямо у ворот Чапелизода. Ларкин был поражен апоплексическим ударом: отнялась вся правая сторона. Прошло много недель, прежде чем он восстановил речь настолько, чтобы его вообще можно было понять.
Тогда он рассказал следующее: как оказалось, он задержался на работе дольше обычного и отправился на прогулку по парку домой, когда на улице уже стемнело. Ночь стояла лунная, но по небу медленно плыли массы рваных облаков. Он не встретил ни единой человеческой души. Ни звука, кроме приглушенных порывов ветра, проносящегося сквозь кусты и лощины, не достигало его слуха. Дикий и монотонный шум ветра и полное одиночество, однако, не вызвали у него тех тревожных ощущений, которые свойственны суеверию. И все же Ларкин чувствовал себя подавленным или, по его собственному выражению, «потерянным». Как только он обогнул высокий холм, за которым расположен город Чапелизод, облака расступились, и луна на несколько мгновений осветила все вокруг. Взгляд Задиры, беспорядочно блуждавший по тенистым ограждениям у подножия склона, наткнулся на человеческую фигуру, которая торопливо перебиралась через стену церковного двора. Спрыгнув со стены, она побежала вверх по крутому склону прямо к Ларкину. Истории о воскресших мертвецах всплыли в его памяти, когда он наблюдал за этой подозрительной фигурой. Необъяснимый инстинктивный страх подсказывал верзиле, что бегущий незнакомец стремится именно к нему, причем с дурными намерениями.
Луна снова скрылась в облаках. Насколько Ларкин мог видеть, это был мужчина в свободном сюртуке, который он снял на бегу и бросил на землю. Фигура быстро приближалась, пока не оказалась примерно в двух десятках ярдов от Задиры. После чего замедлила скорость и двинулась дальше свободной, развязной походкой. Луна снова засияла ярко и ясно, и – милостивый боже! – что за зрелище предстало перед Ларкином? Он увидел Неда Морана, увидел так же отчетливо, как если бы тот предстал перед ним во плоти. Обнаженный выше пояса, словно для кулачного боя, Нед шел к нему в полной тишине. Ларкин хотел кричать, молиться, посылать проклятия и бежать в парк, но оказался абсолютно бессилен. Призрак остановился в нескольких шагах от него и уставился с вызывающим взглядом, которым соперники пытаются запугать друг друга перед боем. Ларкин застыл, завороженный этим потусторонним взглядом. Как долго это продолжалось, он не знал. Но в конце концов это существо, чем бы оно ни было, внезапно шагнуло к нему и протянуло вперед ладони. В порыве ужаса Задира тоже вытянул руку, чтобы отогнать фигуру. Их ладони соприкоснулись – по крайней мере, ему так казалось, – и мучительная судорога, пробежав по его руке, пронзила все тело, после чего он без чувств упал на землю.
Ларкин прожил еще много лет, но постигшее его наказание оказалось ужасным. Он стал неизлечимым калекой. Будучи не в состоянии работать, Ларкин, чтобы выжить, просил милостыню у тех, кто когда-то боялся его и льстил ему. Но больше всего страдал он от собственного истолкования сверхъестественной встречи, которая превратила его жизнь в страдание. Некоторые люди сочувствовали ему. Но тщетно пытались они поколебать его веру в реальность встречи с мертвецом. И столь же тщетно убеждали, что видение хотело лишь напугать его, а затем примириться.
– Нет-нет, – отмахивался Ларкин. – Все это неправда. Я отлично понимаю, что это значит: вызов встретиться с ним в другом мире – в аду, куда я отправлюсь. Вот что это значит, и ничего больше.
Так, несчастный и отвергавший все утешения, он
