Паноптикум - Роман Светачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кэти достаточно рано заметила то, как парней привлекают самые разные ее движения. Она уже давно научилась захватывать их взгляды в капканы своего тела. Легкая, как будто ничего не значащая улыбка уголками губ, не слишком сильная, чтобы не было видно зубов, но и не скупая; беглый, но не слишком быстрый взгляд лисьих карих глаз и небольшое движение головой, так чтобы ее рыжие волосы немного, словно заманивая, колыхнулись. У Кэти был достаточно большой арсенал подобных приемов, однако отыскать среди них хоть один откровенно пошлый было бы невозможно. Кэти действовала со вкусом, преподносила свою красоту легко и ненавязчиво, позволяя другим домыслить ее, достроить в своей голове, ведь у каждого свои представления об идеале.
Сейчас, глядя на свои ноги, она знала, как правильно расположить их на карнизе для должного эффекта, но это было ни к чему, ведь увидеть ее могли разве что птицы. Достав из кармана сигарету, Кэти покрутила ее в пальцах. Больше всего в курении ей нравился момент, когда сигарета уже в пальцах, но еще не закурена. Это самое интересное. Когда же происходит щелчок зажигалки или же чирк спички, все волшебство кончается, потому что сигарета уже горит. Хотя, возможно, это все просто глупость, подумала Кэти и подожгла кончик сигареты. Небольшой язычок пламени быстро лизнул закрученный в бумагу табак, и он начал тлеть. «Интересно, — подумала Кэти, — все говорят, что сигареты убивают людей, но, в сущности, это же мы убиваем сигареты. Сжигаем их, втягивая в себя их души. Дешевые сигареты без фильтров, которые обычно курят старики или бедные, — это низший класс, обычные работяги с заводов. Бюджетные, но уже более-менее приличные сигареты — это средний класс. Сигареты подороже, табак которых пропитан ароматизаторами вишни или кофе, — интеллектуалы и творческие люди, а сигары — олигархи и президенты. Однако, как бы сильно ни разнился их статус, и те и другие сигареты скуриваются и остается от них лишь окурок. Так что это мы убиваем сигареты, а не они нас».
Кэти посмотрела вниз. Что-то потянуло ее туда, но это была не сила притяжения. Взгляду ее открылся тихий провинциальный дворик со стандартным десятком машин, припаркованных не там, где надо, и детской горкой. Возле горки в песочнице копошился мальчик лет восьми. В руках у него была зеленая лопатка.
Кэти подумала о том, что красота — это своеобразная гравитация. Чем больше масса космического тела, тем большей гравитацией оно обладает, а в случае с людьми сила гравитации зависит не от их массы, а от того, какой красотой они обладают.
Когда девушка выбросила оставшийся от сигареты окурок вниз, карниз из оранжевого стал красным. Виной тому было солнце, которое уже почти скрылось за горизонтом. Окурок упал на асфальт.
Кэти подумала о том, что будет, если она вслед за ним тоже упадет. Ей почему-то представилось, что в таком случае мальчик донесет ее до песочницы и похоронит прямо там, вырыв ей предварительно небольшую яму своей зеленой лопаткой.
Кэти немного подалась вперед, совсем чуть-чуть, но этого было достаточно для того, чтобы металл под ней предательски дрогнул. Недолго думая она, опершись на руки, продвинулась еще дальше и оказалась почти на самом его краю. Девушка сместилась всего лишь на пару сантиметров, но этого было достаточно для того, чтобы улица внизу преобразилась. Все как будто вытянулось, стало каким-то иным, пространство приобрело, казалось, дополнительный объем. С этим объемом пришло и странное чувство тошноты, подкатившей к горлу. Пульс девушки участился, сердце быстро забилось в груди. Завороженная этой вдруг открывшейся ей красотой, Кэти присвистнула. Мальчик, копавший что-то в песочнице, оглянулся, затем, задрав голову, увидел Кэти. Он испуганно открыл рот и вскрикнул. Девушка сидела на самом краю дрожащего под ее хрупким телом карниза. Мальчик был напуган этим и одновременно очарован ее смелостью.
Тут в дверь за спиной Кэти раздался стук. «Мама что-то рано вернулась домой с работы», — подумала девушка. Слезать с карниза ей совершенно не хотелось, однако из-за этого стука ощущение волшебства было утеряно. «Ну и ладно, — подумала Кэти, — зато мама обещала купить мне мороженое, а это тоже неплохо». Опираясь на руки, она полезла обратно в окно. Мальчик продолжал смотреть на нее, при этом почему-то прижав свою лопатку к груди. Глаза его от волнения заблестели, а рот немного приоткрылся. Такое выражение лица обычно бывает у детей, которые вот-вот разрыдаются.
— Привет! — ласковым голосом крикнула ему Кэти, чтобы приободрить ребенка, и исчезла в проеме окна.
Ночью мальчик долго не мог уснуть, а когда ему наконец-таки это удалось, он увидел сон, в котором он снова вернулся на детскую площадку. Мальчик смотрел на девушку, сидевшую на карнизе. Она крикнула ему: «Привет!» — и полезла в окно, однако дрожавший под ней подоконник вдруг со страшным грохотом обломился, и юное красивое тело полетело вниз. Но больше всего мальчика напугало не падение девушки, а то, что, падая, она смеялась. Когда ее хрупкие ноги коснулись асфальта, мальчик проснулся от своего крика. Последнее, что он увидел, когда глаза его были закрыты, — это ломающиеся ноги девочки, из которых хлынула кровь. И они уже не были так красивы.
Призма черных стекол
Он ходил и собирал бутылки в спортивную сумку, на боку которой была аббревиатура из паутинообразных китайских символов. Места, где можно поживиться бутылками, он знал хорошо, их тут было много: гаражи за местной школой, неприметные полянки в парке, лавочки возле круглосуточного магазина, несколько неблагополучных дворов за кирпичным заводом… Бутылки были подобны крупным прозрачным ягодам. Он собирал их и паковал, а еще искал медь или то, что содержало медь, например провода. Все это богатство он тоже сдавал, а еще таскал вещи со свалок к себе в квартиру, постепенно превращая ее в музей. Совдеповские кресла и шкафчики, шифоньеры, разбитые телевизоры — все это создавало определенную
