Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг. - Юрий Аксютин

Так началась, как выразился позже Булганин, «упорная работа по завоеванию обратно старой, потерянной дружбы и связи»{426}. Чтобы посоветоваться по этому вопросу с братскими партиями, послали им это самое решение. Вскоре пришли ответы. Все они были положительными. Однако Молотов продолжал выражать несогласие{427}.

В октябре 1954 г., под влиянием американцев и англичан, под их нажимом, Югославия и Италия договорились о разделе зоны Триеста. И хотя это соглашение не в полной мере удовлетворило югославов, Тито все-таки решил пойти на то, что предлагали. Казалось бы, надо было поддержать югославов и сказать, что мы «за». В МИДе СССР решили, однако, опротестовать и внести вопрос в ООН: мол, нарушают интересы Советского Союза как союзнической державы, его престиж подрывают, потому что нас не спросили. В Президиуме ЦК решили, что эта точка зрения неправильна. Не поддержав предложения МИДа, предложили написать, что Советский Союз принимает соглашение и поддерживает югославов{428}.

Выступая на сессии Верховного Совета СССР 8 февраля 1955 г., Молотов говорил:

— Советский Союз стремится к развитию советско-югославских отношений в экономической, политической и культурной областях. Мы стремимся вместе с тем к возможному согласованию усилий в таком решающем для народа деле, как обеспечение мира и международной безопасности. Мы убеждены, что положительное направление в развитии советско-югославских отношений соответствует интересам как народов СССР, так и Югославии{429}.

Эта речь была заблаговременно разослана членам Президиума ЦК и не вызвала с их стороны возражений. Вместе с тем, второе письмо ЦК КПСС в адрес других коммунистических партий, посланное 23 февраля 1955 г., было составлено в довольно критическом духе: «Стремление югославских руководителей сидеть между двух стульев, декларирование их о якобы независимой позиции между двумя лагерями находит объяснение не только в возросшей за последнее время экономической зависимости Югославии от США и Англии, но и в отходе руководителей Союза коммунистов Югославии от марксизма-ленинизма. Это значит, что в своих отношениях с югославскими руководителями мы должны проявлять необходимую бдительность и осторожность. Мы не должны особенно рассчитывать на возможность сотрудничества с югославами по партийной линии, т. к. такое сотрудничество возможно лишь на единой основе признания принципов марксизма-ленинизма. Вместе с тем мы считаем, что следует и в дальнейшем терпеливо и последовательно добиваться отрыва Югославии от империалистического лагеря или по крайней мере, ослабления связей Югославии с этим лагерем»{430}.

После того как в Москве получили определенные сведения и данные, свидетельствующие о желании югославских руководителей установить контакт с советским руководством на предмет восстановления дружественных отношений, Президиум ЦК дал указание Молотову переговорить с послом Югославии, прощупать настроения югославов и дать понять послу о положительном отношении СССР к сближению с Югославией. Что же получилось? Молотов вызвал югославского посла, принял его довольно сухо, беседовал сдержанно. Встреча длилась 20 минут, причем большая ее часть была посвящена австрийскому вопросу. И вот в конце, когда Видич сказал, что югославские коммунисты всегда были марксистами, что они никогда не мыслили по-иному и никогда не пытались идти по другому пути, Молотов замечает не без иронии:

— Чем больше будет марксистов, тем лучше. И тут же спрашивает:

— Может ли считаться Джилас коммунистом?

Видич отвечает, что его исключили из СКЮ и что сейчас против него и Дедиера возбуждено уголовное дело за их клеветническую и враждебную пропаганду.

— В Советском Союзе были такие случаи, — меланхолически замечает Молотов, завершая на этом беседу.

А затем доложил, что «с послом ничего не вышло»… Причем сильно обиделся, когда ему на Президиуме ЦК, члены которого ознакомились с записью его беседы с послом, было сказано о неправильном отношении к поручению:

— Что же это за прощупывание настроений? И почему вы не дали понять, что мы за сближение с Югославией? Значит, вы не выполнили поручения ЦК. Это совершенно очевидно{431}.

Поднимался в этой дискуссии среди членов Президиума ЦК и вопрос о престиже. «Это не простая обывательская амбиция, — рассказывал позже Каганович, — нет, это вопрос очень большой важности. Это касается принципиальных позиций». И вокруг него разгорелся спор между Молотовым и другими членами Президиума ЦК. «Надо было преодолеть все эти трудности, преодолеть и внутренние собственные колебания, преодолеть неприятные моменты. Надо сказать, что неблагодарная задача, с точки зрения человеческой, ехать в Белград после тех споров, которые были у представителей наших государств. Выступать там, вести с ними переговоры, дать пищу международной печати, что, вот, большевики поехали на поклон. Это дело очень неприятное. Но благодарное и большое. С точки зрения социализма»{432}.

Молотов же продолжал заявлять:

— Куда вы едете? Это подлецы!{433}

Он не верил в возможность значительных результатов поездки и неоднократно заявлял в период подготовки переговоров на заседаниях Президиума ЦК, когда готовились директивы для советской делегации:

— Мы едем к буржуазным деятелям! Надо помнить, что югославы — наши враги и что они перешли к реставрации капитализма.

Употреблял он и «еще более резкие, грубые выражения»{434}.

— К фашистам едете на поклон! — нервно говорил он{435}. — С кем вы хотите иметь дело? Кто такой Тито? Кто такой Кардель? К кому вы собираетесь обращаться? Почему вы не дорожите ленинским авторитетом нашей партии?{436}

Когда уже собирались, было, ехать, то поручили экономистам собрать материал и изучить, фашистское это государство или не фашистское. «Одним словом, мы занимались открытием Америки, — комментировал позже Хрущев это поручение. — Вот до какой степени дошли!»{437}. Записку по Югославии готовили в Комитете информации, формально причисленном к МИДу, но еще со сталинских времен отправлявшим свою продукцию на имя первого человека в партии и государстве. В.М. Фалин, которому наряду с другими довелось готовить эту записку, вспоминал: «Около ста страниц текста. Два раздела — политика и социально-экономическое устройство. Выводы. Главный из них — отлучение Югославии случилось не по причине ее перерождения, как официально утверждалось, а из-за того, что с подачи П.Ф. Юдина (тогдашнего шеф-редактора газеты Информбюро «За прочный мир, за народную демократию!» — Ю. А.), распознавшего «уклоны» Тито, у нашего диктатора «крыша поехала»»{438}.

Как-то на заседании Президиума был первый заместитель министра обороны маршал Г.К. Жуков. Он и говорит Молотову:

— У югославов ведь 40 дивизий.

— Что же ты хочешь? Под лавку спрятаться? — отвечает ему тот.

«Горько и больно было слышать такие слова.., вытекающие из незнания, попросту говоря, некоторых вопросов войны и стратегии», — сетовал потом секретарь ЦК КПСС П.Н. Поспелов{439}.

— Есть смысл побороться за дружбу с этим государством. Или хотя бы за нейтрализацию, — стоял на своем Жуков.

— У американцев больше. Может, туда пойдете на поклон? — продолжал не соглашаться Молотов.

Правда, ему тут же напомнили, как он ходил на поклон к Гитлеру и Риббентропу.

— Это забыл. Что лучше? — не без ехидства интересовался Хрущев.

— Тито или Риббентроп, или Гитлер? — допытывался также Булганин{440}.

Боялся предстоящей поездки не один только Молотов. Председателя Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилова беспокоило, например, «как бы не получился окончательный разрыв». И поэтому он стоял на позиции «с оттенком», как сам позже ее характеризовал. Ему казалось, что нужно сперва идти по линии урегулирования взаимных государственных интересов, сперва нормализовать взаимоотношения по государственной линии, «а потом исподволь, постепенно перейти к партийным делам». Хрущев, поддержанный другими, стоял на своем:

— Мы попробуем и с самого начала возьмем такой курс, чтобы договориться и по партийной линии{441}.

8 мая 1955 г. в «Правде» была опубликована за подписью маршала Жукова статья «10-я годовщина великой победы». В ней среди прочего говорилось: «Исключительную стойкость в борьбе за освобождение своей родины, за общее дело разгрома фашизма проявил народ Югославии под руководством маршала Тито. Сейчас невольно вспоминаются те дни, когда советские войска братски встретились под Белградом с Народной освободительной армией Югославии и совместно наносили удар по врагу. С какой сердечностью встречало нас население, как радостна была наша встреча с Югославской армией. Эта радость была омрачена впоследствии теми размолвками, которые возникли между нашими государствами. Хочется выразить пожелание, чтобы эти размолвки были быстрее ликвидированы и чтобы между нашими странами снова восстановились дружественные отношения»{442}.