Награда королевы Марго - Александр Андрюхин

Когда Евгений подъехал к дому и пулей взлетел на свой этаж, от сердца отлегло. Пожар был затушен силами площадки. Под ногами — море воды, потолок черен от копоти. Вокруг его обгоревшей двери возбужденно суетились люди.

Они звонили, стучали и кричали, но из-за двери никто не откликался. При виде хозяина жильцы расступились и мрачно доложили, что взломать дверь не смогли. Трубников отпер квартиру ключом (слава Богу, что замок не пострадал) и, холодея от ужаса, переступил порог.

Помещение было загазовано до такой степени, что закололо в глазах. Кухонная дверь была плотно закрыта, а внизу подложена тряпка. Трубников повернул ручку и облегченно вздохнул. Настя стояла на столе и, высунувшись в форточку, горько рыдала. При виде мужа она без сил упала ему на руки, и ее рыдания гармонично сэволюционировали в радостный смех. Проследовавшие за Трубниковым соседи, хором воскликнули: «Слава Богу!» — и бросились открывать окна.

Первым приехал Горохов, за ним — пожарные, а за пожарными — милиция. До милиции детектив внимательно осмотрел площадку, дверные глазки соседей, наконец, обгоревшую дверь квартиры. Обнюхав каждый сантиметр обшивки, он сказал:

— Поджег дилетант. Профессионал не решился бы на такую наглость средь бела дня, не залепив дверных глазков соседей.

31

Собственно, сгорела только обивка. На дверь, как выяснили эксперты, плеснули литровую банку бензина и бросили горящую спичку. Соседи, естественно, ничего не видели, не слышали и первые пять минут не чувствовали запаха дыма. Только телефонный звонок Насти поднял их на ноги и мобилизовал на антипожарную деятельность. Каждый квартиросъемщик с площадки счел своим долгом вылить на пылающую дверь по два ведра воды, и таким образом пожар был ликвидирован.

Пожарные уехали крайне разочарованными, а милиция принялась опрашивать жильцов и составлять протокол. Выяснить ничего не удалось: посторонних машин у дома не видели, на чужих людей в подъезде не обратили внимания.

— Вы сами кого подозреваете? — поинтересовался оперуполномоченный, но в ответ Трубников развел руками, хотя у него имелись кое-какие подозрения.

Как только милиция уехала, хозяин сразу кинулся к телефону и набрал номер Кузнецова:

— Колесников не появился?

— Нет. Мне кажется, он уже не придет.

То же самое казалось и Трубникову. Причем уже давно. Более того, он был уверен, что Колесников больше не появится ни у Кузнецова, ни дома, ни на работе. Нечто подобное уже происходило в октябре девяносто третьего. Евгений водворил трубку на место и повернулся к детективу.

— Что означает сожжение двери? — спросил он.

— Это предупреждение. Вспомните, кому вы задолжали крупную сумму денег?

— И вспоминать нечего: долгов у меня нет.

— С «крышей» были проблемы?

— Никогда. Рэкет исключайте сразу. Фирму защищают органы.

— Странно. Может, какие-нибудь старые дела?

Трубников задумался.

— Есть одно дело семилетней давности. Но это вряд ли. Во-первых, те деятели осуждены. Во-вторых, они бы не стали так сразу, наскоком. Сначала бы, наверное, поговорили. В-третьих… — Трубников запнулся. — Впрочем, возможно, что и они. А может, и нет? Честно говоря, я сам в недоумении!

— Тогда остается только одно, — поднял палец Горохов, — вы влезли в какое-то не свое дело. И влезли довольно основательно, если они пошли на такой отчаянный шаг. Этот поджег — акт отчаяния. Будьте осторожны, потому что тот, кто вас предупреждает, непрофессионал. А значит, его действия непредсказуемы. Он действует дерзко, пренебрегая опасностями. Дилетант — это хуже всего. Поверьте мне, тертому волку.

— Вот что, Павел Алексеевич, — мрачно ответил Трубников. — В октябре девяносто третьего была взята группа московских гангстеров, которые числились работниками фирмы «Мираж». На самом деле фирма была прикрытием, а ее работники были обыкновенными бандитами. Так вот, накрыл их ваш шеф, Вадим Александрович Кожевников, тогда еще майор Ленинского РОВД. Из восьми человек, которых посадили, меня интересуют трое: Геннадий Белянкин, Павел Почепцов и Николай Егоров. Где они сейчас? По идее, должны топтать зону. Им дали по десять лет. Я это точно знаю, поскольку присутствовал на суде в качестве свидетеля.

Трубникова перекосило, а Горохов почему-то улыбнулся.

— Хорошо, завтра я узнаю, — сказал он и направился к выходу.

— Только не затягивайте, — бросил в спину работодатель.

— В принципе могу узнать и сегодня, — обернулся Горохов. — Это зависит от того, кто сейчас в Управлении сидит на базе данных.

После того как детектив ушел, Трубников закрыл окна и обнял супругу. Она еще тряслась — то ли от холода, то ли от страха. Дым выветрился, но в квартире стало как в морозильнике. Пришлось закутать жену в шубу, усадить в кресло и поставить у ног обогреватель. После того как она пришла в себя, Трубников сказал как можно мягче.

— Я не знаю, что происходит, но пока не прояснится ситуация, ты должна пожить у родителей. Позвони им, объясни, в чем дело. А хочешь, я позвоню?

— Они сейчас живут в Подольске у тетки, пока она за границей.

— Это даже лучше! — обрадовался Трубников. — Пока я разберусь с этими козлами, ты побудь с ними. А на работе возьми отпуск за свой счет.

— Чего они хотят, твои козлы? — спросила с дрожащим подбородком Настя.

— В том-то и дело, что не знаю. Сейчас мой человек над этим работает, а тебе пока надо исчезнуть.

— А вдруг они тебя убьют?

— Ну, смерти я не боюсь. Самое обидное будет, если я так и не узнаю, за что меня грохнут?

Настя кинулась к мужу на шею, крепко прижавшись своей горячей грудью. Дрожь еще продолжала ее бить, но уже, кажется, шла на убыль.

— Ты будешь грустить, если меня убьют? — прошептал Трубников.

— Буду, — ответила Настя, судорожно всхлипнув. — Ты же знаешь мою дурацкую привычку плакать по всяким пустякам.

Трубников улыбнулся и подумал, что если к жене вернулось чувство юмора, значит, пора ее вести к родителям.

Через час они уже выезжали на кольцевую дорогу, и Трубников очень внимательно всматривался в летящие за ними машины. Хвоста, кажется, не было. Но возможно, он и ошибался. В любом случае охотиться будут за ним, а не за женой. Но пусть на всякий случай она будет подальше.

Он нежно взглянул на Настю и улыбнулся. Если Колесников так влюбился в Маргулину в шестом классе и так пылает к ней страстью до сегодняшнего дня, то с Лазуткиной все было по-другому. Трубников познакомился с ней до армии на одной студенческой вечеринке. Станцевал один танец и сразу забыл. В студенческие годы Трубников был любвеобилен. На первом курсе он был влюблен сразу в четырех поэтесс, однако Лазуткина в их число не входила. Да она и не была поэтессой.