Сезон обольщения - Дженнифер Хеймор

— А теперь?

— А теперь хочу.

— Почему я, Джек?

— Ты мне нравишься.

Уже сказав это, он припомнил настоящую причину, по которой решил за ней ухаживать, и внутри у него что-то сжалось.

Но ведь он не лгал ей. Она ему действительно нравилась. Правда, он не собирался взахлеб читать Шекспира или писать собственные сонеты о любви к Бекки, потому что любовь к ней была очень простой и понятной данностью. Да и вообще, при чем тут Шекспир? К чему, если по выражению ее Лица было ясно, что она понимает значимость самых простых слов Джека?

— Я… ты Мне тоже нравишься. — Казалось, она была не слишком рада признаться в этом. — Стараюсь изо всех сил сопротивляться этому, но, кажется, не могу ничего поделать.

Бекки балансировала и качалась над пропастью сомнений. Он должен был отвести ее оттуда. Сжимая ее руки, Джек сказал:

— Давай-ка осмотрим остальные залы.

Она облегченно вздохнула и кивнула:

— Давай.

Джек вернул ей вещи. Уже покидая лестничную площадку, Бекки натянула перчатку и завязала ленты шляпки под подбородком. В Римской галерее они осмотрели картину, занимавшую большую часть дальней стены. Работа называлась «Смерть Виргинии».

— Я плохо помню эту историю, — пробормотал Джек.

— Виргиния… ее чуть не забрал насильно тиран…

— Аппий Клавдий? — уточнил Джек, показывая пальцем на мужчину, который стоял на трибуне в самом центре Форума.

— Да, именно так его звали. А вот ее отец Виргиний. — Бекки указала на мужчину, который поднял окровавленный нож и указывал им на фигуру, стоящую на трибуне. У ног мужчины, скорчившись, лежала поверженная девушка. — Это он зарезал собственную дочь, чтобы спасти ее от Аппия Клавдия. — Бекки продолжала рассказывать о картине, перечисляя достопримечательности Рима, которые были на ней изображены: Форум, Тарпейскую скалу, храм Юпитера и храм Венеры Родоначальницы. Заметив, что Джек не сводит с нее изумленных глаз, Бекки резко осеклась и до самых кончиков ушей залилась краской смущения. — Прости.

Он улыбнулся:

— Никогда не предполагал, что синий чулок — это так обворожительно.

— Наверное, поэтому ты и был столь настойчив, — настороженно отозвалась Бекки, отворачиваясь от полотна. — Все, что нужно обычно моим ухажерам, — это признание в том, что я синий чулок, и они немедленно бегут без оглядки.

Она решительно направилась к выходу из Римского зала, и Джек поспешил за ней.

— А у тебя много ухажеров?

— Нет. Немного.

— Но почему же они бегут, узнав, что ты синий чулок? — продолжал настаивать он.

— Потому что мы, синие чулки, «не будучи формально преступницами, являемся наиболее одиозными представителями общества».

— Это кто такое сказал?

— Это из статьи в «Британском критике». Я прочла несколько дней назад.

— Я думаю, тот, кто находит вас, как там сказано, одиозными, просто завидует женщинам более умным и образованным, чем он сам.

Бекки улыбнулась краешками губ.

— Однако сам я всегда был убежден в том, — продолжал Джек, — что синие чулки — напыщенные манерные хвастуньи, до краев наполненные самомнением. — Он улыбнулся, когда они начали спускаться по ступеням. — Вот почему я так удивился, когда ты сама себя так назвала.

— В общем, ты думаешь, что мы одиозные.

— Если и думал раньше, то сейчас уже нет.

Она фыркнула:

— Ты просто ухватился за предвзятое и чрезмерно упрощенное мнение о синих чулках.

— Наверное, ты права. Послушай, Я просто требую, чтобы ты определила для меня это понятие: Я должен знать его истинное значение.

— Подозреваю, что для разных людей это означает разное, но для меня синий чулок — это женщина, которая интересуется приобретением новых и применением имеющихся знаний.

— Понятно.

— Если некоторые леди интересуются рисованием, или пением, или игрой на фортепиано, то я предпочитаю книги и те знания, которые в них содержатся. — Бекки пожала плечами. — Это всего лишь предпочтение, не более того.

Тем временем они добрались до нижних ступенек лестницы. Краем глаза Джек заметил, кис открывается дверь и появившаяся из нее темная фигура смотрителя приближается к ним.

— Но ты ведь играешь на фортепиано.

— О да! Но что касается игры на музыкальных инструментах, я просто любитель и навсегда им останусь.

Смотритель поблагодарил их за визит и подал одежду. Джек помог Бекки надеть пальто. Снаружи ждал кучер. Пригнувшись, они шмыгнули под приготовленный им большой зонт и побежали к карете Стрэтфорда.

Всю обратную дорогу Джек держал Бекки за руку и представлял себе, как похищает ее и против воли тащит к алтарю.

Но когда они доехали до дома леди Деворе, Джек стряхнул наваждение и повел себя как истинный джентльмен: вежливо попрощался, приподняв шляпу, поцеловал ей руку и сказал, что искренне надеется вскоре снова встретиться с ней.

Впрочем, ему было невыносимо смотреть, как она поворачивается к нему спиной. А когда за Бекки закрылась дверь, он почувствовал себя ужасающе одиноким.

Глава 10

На другой вечер, потягивая бренди, Джек вместе со Стрэтфордом расположился в гостиной у весело потрескивающего камина.

— Итак… — Граф скрестил ноги, почти растянувшись в своем мягком кожаном кресле. Он был одет для выхода — в неброском, но отлично пошитом жилете и двубортном фраке с блестящими атласными отворотами. — Что дальше?

Джек с удовольствием ощутил, как глоток бренди обжег ему горло.

— Она оттаивает.

— Правда? — Стрэтфорд задумчиво покачал головой. — Но это просто изумительно! Особенно если учесть, с кем она водится.

— Ты о чем?

Стрэтфорд не дрогнул и мускулом лица.

— Я о леди Деворе. Я знаю эту даму, Фултон. Она холодна как лед, и притом обижена на весь свет. Удивляюсь, как это она не внушила своей подружке полнейшее к тебе отвращение.

— И правда, она ведет себя великодушно по отношению ко мне, — сказал Джек, а потом добавил многозначительно: — У тебя ведь с Леди Деворе была, кажется, интрижка? И все же она обращается с тобой весьма приветливо.

— Да, она обращается со мной гораздо более приветливо, чем я мог бы ожидать, но внутри прямо-таки закипает. Она ненавидит меня — я читаю это в ее глазах. — Стрэтфорд стряхнул пылинку с рукава. Он вовсе не казался взволнованным, произнося слова ровным уверенным тоном, отчего Джеку стало слегка не по себе. Возможно, его друг еще сильнее устал от жизни, чем он сам. — Однако, Фултон, часики тикают. — Стрэтфорд снова откинулся в кресле. — Остается меньше месяца. Вряд ли этого времени достаточно, чтобы назначить свадьбу, а тем более чтобы ее как следует сыграть, получить приданое невесты и направить его куда надо, не возбудив ничьих подозрений.