Кровавые тени (ЛП) - Прайор Линдси Дж.

Как только у неё появится имя, она сможет обратить всё своё внимание на то, чтобы выбраться отсюда.

Ей нужно было поторговаться с ним. Ей нужно было что-то ему предложить.

Что-то слишком заманчивое, чтобы он мог отказаться.

Она ненавидела даже думать об этом. Во многих отношениях это было непростительно, но это был исключительный случай. Небольшой обмен на то, что она потенциально могла бы получить взамен. Это могло бы насытить его. Это могло бы ослабить его бдительность. Это могло бы погрузить его в сон, возможно, достаточно надолго, чтобы она смогла сбежать. Это могло означать получение необходимой ей информации и выход из положения.

Снаружи был дневной свет. Сейчас был её лучший шанс. Может быть, её единственный шанс.

Сначала она позволит ему успокоиться. Сама бы успокоилась. И тогда она предложит ему то, от чего ни один вампир, каким бы умным, сообразительным или могущественным он ни был, не сможет отказаться.

Она предложит ему свою кровь.

ГЛАВА 12

Увеличив громкость, Кейн сосредоточил всё своё внимание на мерцающих изображениях на экране. Он почувствовал облегчение от того, что она отошла. Облегчение, что у неё хватило на это здравого смысла. Даже после того, как она ушла, ему потребовался весь его самоконтроль, чтобы подавить обжигающий жар, пылающий внутри него.

Он понятия не имел, как он сдерживался, когда она подтрунивала над ним из-за смерти Араны. Но он знал, что нашёл свою выдержку где-то между большей потребностью в мести и пониманием того, как легко она сорвётся, если он проявит к ней своё истинное «я».

Именно тогда он так сильно хотел причинить ей боль. Возможности проносились в его голове — мысли, которые только подтверждали, насколько развращённым он стал. Извращённые, тошнотворные мысли. Он чуть не выпустил всё это наружу. Но было слишком рано. Сначала ему нужна была её душа. Душа, которая была заперта за непокорным и догматичным сердцем.

И он видел в её глазах, как она была напугана. Она знала, на что он способен, но всё равно пришла за ним. Тем не менее, она надавила на него, чтобы получить информацию.

Она отчаянно нуждалась в решении.

Но, к сожалению, он тоже.

И исправление зла, причиненного его сестре, было единственным, что имело значение. Единственное, что у него осталось. И он не успокоится, пока не добьётся этого. Этим он был обязан Аране. Он был обязан ей той малостью справедливости, которую мог добиться. Это не вернёт её — Кейтлин была права. Это не вернуло бы её улыбок, комфорта от её прикосновений, её смеха и игривых проделок. Это не вернуло бы её дружеского общения холодными, одинокими ночами или её оживленных бесед и заманчивого взгляда на мир. Это не вернуло бы её приводящее в бешенство безразличие к риску и опасности. Её импульсивность. Её озорную жилку, которая подарила ему слишком много бессонных дней и слишком много столкновений с поклонниками, которые осмеливались думать, что они достаточно хороши, чтобы оказаться в её постели.

Это было наименьшее, что он мог сделать, чтобы хоть как-то облегчить всепоглощающее чувство вины, которое стало неотъемлемой частью его самого, потому что он позволил этому случиться, когда провёл ночь в объятиях женщины, чьё имя он даже не мог вспомнить, чьё лицо было далёким воспоминанием. Ещё одна ночь бессмысленного, не удовлетворяющего секса, в то время как его сестра лежала на каком-то холодном бетонном полу и звала его.

Его младшая сестра, которую он обещал всегда защищать, которую, как он поклялся, никто никогда не обидит.

Возможно, Арана и не умерла спокойно, но она покоилась бы с миром.

И для этого был только один способ.

Он затушил сигарету и встал с дивана.

Спрятавшись от неё в глубине кухни, он схватился за столешницу и склонился над ней. Это была та часть, которую он не позволил Кейтлин увидеть, не мог позволить ей увидеть. Та часть, которая почти вышла, когда он прижал её к стене. Если бы какой-то яд внутри просочился наружу, она бы знала, что для неё нет никакой надежды.

Она была умной. Умной, чувствительной и проницательной. Она считывала его с того момента, как проснулась в его постели, оценивая свою ситуацию и строя планы. Она должна была верить, что сможет добиться успеха, иначе это не сработает. Если бы она знала правду о том, насколько невозможным было её дело, она бы закрылась от него и сделала свою душу ещё менее доступной, чем она уже была.

Он должен был не дать ей увидеть ту плотную, непроницаемую пропасть, в которой она находилась.

Это было жестоко, но это было необходимо.

Он ухватился за стойку.

И из-за этого он не мог позволить себе чувствовать себя так, как тогда, когда обнимал её в ванне. Когда он почувствовал, насколько она на самом деле уязвима. Когда он улавливал каждую малейшую реакцию на него. Это было не просто сексуально, как он намеревался — выяснить, что может её возбудить. Возникла связь — последнее, что он мог себе позволить. Ему это понравилось. Ему нравилось видеть её с этой стороны. Эта сторона, так плотно скрытая внутри неё. На долю секунды она забыла, кто он такой. Или на долю секунды ей стало всё равно.

Это то, что ему и нужно было.

Ему нужно было больше.

Ему нужно было вернуться и позволить ей подойти ближе. Позволить себе подойти ближе — ближе, чем он осмеливался позволить себе приблизиться к кому-либо за долгое время, — если он собирался добиться успеха.

Кейн даже не взглянул на неё за тот час или около того, что прошёл. Его холодность только усложнила то, что она собиралась сделать. Кейтлин стиснула руки на коленях, наблюдая за ним с кровати. Пока не было подходящего момента, чтобы подойти к нему. Но она знала, что такой момент никогда не наступит.

Она подумала о показаниях свидетелей, которые читала о его привычках в питании. Они были такими же противоречивыми, как и всё остальное, что создавалось о нём. Некоторые утверждали, что он был грубым, брутальным и ненасытным, а половые акты, последовавшие за кормлением, были столь же жестокими и самоудовлетворяющими. Другие говорили, что он был чувственным и внимательным, но всё ещё контролирующим. Никто никогда не хотел возбуждать уголовное дело. Все были счастливы похвастаться своей встречей. Те, кто выжил. Все говорили, что снова предложат ему себя.

Он затушил вторую сигарету, прежде чем встал с дивана. Пройдя через комнату на кухню, он вернулся через несколько минут с пивом и бутылкой воды. Последнюю он оставил на столе, вместо того чтобы передать ей. Она задавалась вопросом, был ли это сигнал ей присоединиться к нему.

Её бешено колотящееся сердце отдавалось эхом в ушах, когда она заставила себя подняться с края кровати. Она подошла к дивану, стоящему напротив него, и неуверенно присела на краешек.

Кейн сделал глоток пива, серьезность в его глазах говорила ей, что она не была прощена, даже если его гнев рассеялся.

Она знала, что не может колебаться, иначе у неё сдадут нервы.

— Если ты скажешь мне, что убило моих родителей, я позволю тебе покормиться.

Он слегка приподнял брови в лёгком веселье.

— Прости?

— Ты слышал меня.

— Да, я тебя услышал. Я просто хочу, чтобы ты сказала это ещё раз.

— Это честный обмен.

— Ты предлагаешь позволить мне покормиться? От тебя?

Она кивнула.

— Что случилось с системами и протоколами?

— Мне нужно имя, Кейн. Мне нужно знать, — она глубже вонзила ногти в свои вспотевшие ладони. — Прежде чем ты собираешься сделать то, что ты планируешь сделать, я хочу знать, что это такое.

Он уверенно поднёс бутылку к губам, сделал медленный глоток, затем снова опустил её, не сводя с неё пристального взгляда, пока осторожно слизывал остатки.

— Мне придётся контролировать тебя в течение каждой минуты кормления. Ты уверена, что сможешь это выдержать?’

Она не могла позволить своему взгляду дрогнуть.