Последний вечер в Монреале - Эмили Сент-Джон Мандел

проводили много времени дома или на прогулках, и между нами воцарялось молчание. Я знаю, это звучит… звучит глуповато, но оно было совершенным. Я не могу объяснить это лучше. Молчание было совершенным.

– Молчание? Что еще?

– У нас были друзья в Бруклине… ну, вообще-то, друзья были у меня; у нее друзей не было. Она возникала ниоткуда с чемоданом. Эти друзья думали, что заняты искусством. Может, так оно и было. Возможно, мы занимались искусством. Не мне судить. Но я сомневаюсь, что то, чем мы тогда занимались, куда-то годилось, хотя как знать.

Она молча смотрела на него.

– Знаешь, что меня бесило? Они якобы занимались поисками истины и красоты или одного из двух, но на самом деле проводили время в праздности. Вот что меня коробило – я имею в виду их пассивность, инертность, которая создавала обманчивое впечатление. Мы разглагольствовали об искусстве, но никто не работал, кроме Лилии. Она занималась фотографией. Говорила на четырех языках.

– На пяти.

– Если считать русский? Так или иначе, никто не занимался чем-либо стоящим, кроме нее. Она подрабатывала судомойкой, жила скромно, отменно фотографировала и переводила. Никогда не получала за это деньги, просто трудилась. Главное, никогда об этом не говорила. Никогда не выставлялась напоказ. Никогда не умствовала, не анализировала, а вместо этого совершенствовала свое искусство, а мы на ее фоне выглядели шарлатанами. Не так уж много найдется на свете людей… – Он умолк и затряс головой, не решаясь продолжать.

Микаэла молчала, глядя на свои руки.

– У меня есть фотография, которую она сделала, – сказала она наконец, – если хочешь, можешь посмотреть.

Она выудила сумочку из-под ног, положила на стол – искусственная кожа засияла под светильниками кафе, – вытащила конверт из потайного кармашка и протянула ему.

Уголки конверта истрепались. Его содержимым оказался один-единственный черно-белый снимок Микаэлы и Лилии, стоящих бок о бок перед зеркалом в общественном туалете, за спиной – кабинки с распахнутыми дверцами. Лилия держит фотоаппарат обеими руками ниже уровня лица. Под глазами – темные круги, лицо серьезно и неподвижно. Рядом Микаэла, слегка улыбается. И обе смотрят в глаза Лилии в зеркале.

– Где это снято? – Илай не мог избавиться от дрожи в голосе.

Он всматривался в глаза Лилии, надеясь уловить в них сожаление, но, конечно, она ни о чем таком не думала.

– Здесь, – сказала она. – В туалете, позади. – Она забрала у него фото, положила обратно в конверт, а конверт в потайной карманчик сумки.

28

В год, когда Микаэле исполнилось пятнадцать, она жила одна. Ее отец ездил по чужой стране.

Кристофер передвигался быстро. Ему снились странные сны про автомобили и таксофоны. Никогда еще он не чувствовал такой ясности. В горном штате, в центре страны он осознал, что напал на след Лилии. Он давно учуял, что приближается к ней, раз за разом, раскручивая спираль поиска от города Леонард, штат Аризона, но ему показалось почти чудом, что путь внезапно прояснился. Поначалу ему не поверилось. Но женщина на тихой бензоколонке, поразмыслив, сказала, что да, кажется, она припоминает мужчину с дочерью, которые проезжали вчера утром с чемоданами на заднем сиденье. Служащий в мотеле на шоссе подтвердил то же самое.

Он отследил их до Флориды, через Майами, затем ехал за ними в полугородской глубинке, c эстакадами и широкими пустынными улицами, потрепанными пальмами, невыразительными, почти одинаковыми домами, отстоящими далеко от улиц. Он отслеживал их молча, к борту борт, движимый и одержимый видениями и грезами. По нескольким штатам Среднего Запада он передвигался в одиночку по пятам беглецов или бок о бок с ними, но всегда невидимкой. Его интуиция стала сильнее органов чувств, и обострилась, внушая благоговейный ужас. Он обнаружил, что с тех пор, как они впервые возникли (словно призраки, из ресторана в иллинойском городке, напротив кинотеатра в день рождения Лилии, когда они садились на заднее сиденье машины, причем Лилия сначала сфотографировала улицу), он всегда знал, где они находятся. Это одновременно и встревожило его, и было чудом (опять это слово, но никакое другое не шло на ум, когда он об этом задумывался). Иногда он давал им фору для самопроверки – на час, на день. Он надолго оставался в мотеле, читая в уединении; покупал книги в городах, где бывал проездом, в основном истории и биографии, и оставлял их в номере, когда прочитывал. Единственными книгами, с которыми он не расставался, были потрепанный томик «Мифологии» Булфинча и пара Библий, исписанных Лилией. Страничка с ее надписью была вырвана за несколько лет до этого (как он подозревал, исчезнувшей женой), но у него сохранилась ксерокопия пропавшей записки, сложенная в конце книги. Чаще всего он перечитывал Шекспира; когда он взялся за дело Лилии, это была «Двенадцатая ночь», и в этой непрерывности было нечто успокоительное. Он читал понемногу, а потом съезжал из мотеля и ехал за ними. По ходу действия оказывалось, что ему известно, куда они укатили. И, конечно, он увидит их очередную машину, припаркованную у мотеля, или проедет мимо по улице в следующем городе, когда они на прогулке. Он чувствовал, что может существовать в таком режиме вечно; у них за спиной, приглядывая за ними, следуя рядышком, зная каждый их шаг, имея возможность задержать их в любой момент. Ему не нужно было ничего делать. Он выходил на них, не прилагая усилий. Его семья отошла на второй план, словно исчезла. Он неделями о ней не вспоминал, пребывая в сладостном забвении.

Через шесть месяцев после того, как Кристофер оставил дочь в Монреале, он съехал на обочину в Оклахоме, проведя целый день за рулем, немного растерянный, и пристально уставился на горизонт, чтобы собраться с мыслями. Он впервые осознал, как давно не был дома. В следующем городе он перечислил деньги на расчетный счет дочери и продолжил путь.

29

На третьей неделе пребывания в городе Илаю показалось, что он услышал имя Лилии. Это было в час ночи в кафе «Депо», где он в одиночестве ждал Микаэлу; он поднял глаза на двух девушек, говоривших по-французски за соседним столиком, но дождался, пока одна из них встала и ушла, и только потом подошел.

– Excusez-moi, – обратился он неуклюже к оставшейся девушке.

Она взглянула на него и улыбнулась.

– Похоже, вы предпочитаете говорить по-английски, – ответила она.

Он улыбнулся.

– Точно, – признался он. – Благодарю.

– Я видела вас здесь несколько раз, – сказала она.

– Извините за беспокойство. Я разыскиваю кое-кого, знакомую, и мне показалось, я услышал ее имя –