Герои 1812 года. От Багратиона и Барклая до Раевского и Милорадовича - Алексей Шишов

«В начале сражения командовал 6-м корпусом и удерживал стремление неприятеля с обыкновенною его твердостию; приняв же командование 2-ою армиею после князя Багратиона, распоряжениями своими превозмог все стремления неприятеля на левое наше крыло и с прибытия его к месту не потерял уже ни шагу принятой им позиции».

В Бородинском сражении 6-й пехотный корпус потерял почти 5900 человек, в том числе около 1200 погибшими. 29 августа на его пополнение поступили 2300 ратников Московского ополчения. Затем, уже в Тарутинском лагере, – еще 2700 рекрутов.

…На военном совете в Филях, состоявшемся 1 сентября, командующий 2-й Западной армией генерал от инфантерии Д.С. Дохтуров решительно (по ряду свидетельств) высказался за битву под стенами первопрестольной Москвы, но с некоторыми оговорками. Будущий «проконсул Кавказа» А.П. Ермолов в своих «Записках» рассказывал о том в следующих словах:

«…Генерал Дохтуров говорил, что хорошо бы идти навстречу неприятелю, но после потери в Бородинском сражении многих из частных начальников, на места которых поступившие другие, мало известные, будучи по необходимости исполнителями распоряжений, не представляют достаточного ручательства в успехе их и потому предлагает отступить».

Однако Дмитрию Сергеевичу, «остывшему» после бурного разговора в Филях, пришлось признать, что поля, подобного Бородинскому, под московскими стенами не нашлось. Генерал-губернатор и главнокомандующий в Москве граф Ф.В. Ростопчин по этому поводу вспоминал позднее:

«Мы вернулись с ним (Голенищевым-Кутузовым. – А.Ш.) к костру, где собравшиеся генералы спорили между собою. Дохтуров, который должен был командовать левым крылом, пришел объявить, что нет возможности провести артиллерию по причине обрывистых речных берегов и крутой горы…»

Сам же Дмитрий Сергеевич глубоко переживал оставление Москвы русскими войсками, в рядах которых находился и сам. О том, какие чувства обуревали его (да и не только одного Дохтурова), можно судить по письму супруге:

«…Я в отчаянии, что оставляют Москву! Какой ужас! Мы уже по сию сторону столицы. Я прилагаю все старание, чтобы убедить идти врагу навстречу…

Какой стыд для русских: покинуть Отчизну, без малейшего ружейного выстрела и без боя. Я взбешен, но что же делать?..»

При выходе кутузовских войск из городской черты генерал от инфантерии Дохтуров возглавил 1-ю (правую) армейскую походную колонну. Она состояла из 6-го, 7-го и 8-го корпусов, 2-й кирасирской и 4-й кавалерийской дивизий. Кирасиры двигались в прикрытии артиллерии. Пройдя Калужскую заставу, колонна двинулась по Рязанской дороге на юг от Москвы.

…Москва была «отдана французу». Главная русская армия, готовясь к новым боям, быстро набиралась сил в Тарутинском лагере. Дохтуров писал (таких писем его с войны сохранилось много) своей жене Марии Павловне, урожденной Оболенской:

«Я, благодаря Бога, здоров, и живем довольно покойно, сколь можно в теперешних обстоятельствах. С некоторого времени я имею соседа хорошего, ген(ерала) Маркова. Он привел сюда Московское ополчение, которое разделено по армии, и он сам остался. Всякий день у меня или у него, бостон и другие игры нас занимают и так проводим время.

Кутузов пожалован в фельдмаршалы за 26, и кажется, что и всем будет награждение сообразно его представлению. Я, право, о сем очень мало забочусь: теперь не до крестиков, когда Отечество в опасности.

Господи, сохрани нас и дай нам руку помощи, чтоб низвергнуть злодея нашего; он так далеко забрался, что уже ему трудно и назад вырваться. Продовольствие у него весьма худое, и хотя он нашел в Москве много хлеба, но это все надолго быть не может, и уже теперь мы видим следствия: почти всякий день наши разъезды по несколько сот берут мародеров и фуражиров, в том числе много офицеров и других чиновников.

Кутузов со мною весьма ласков, но, зная его очень хорошо, не много надеюсь на его дружбу. Впрочем, Бог с ним, ты знаешь, что я ничего и ни в ком не ищу и дело свое делаю так, как должно честному человеку. У нас говорят, что уже он один будет главнокомандующим, а Барклай поступит в наше число. Это, правду сказать, будет очень хорошо: какие две армии, когда и одной с нуждою из обеих набрать можно.

Ты знаешь, душа моя, что я во время последнего сражения командовал 2-ю армиею на место князя Багратиона, как он был ранен; после же сражения, когда Кутузов узнал, что я моложе Милорадовича, то очень передо мною извинялся, что должен армиею, как старшему, перепоручить ему.

Я не был сим нимало оскорблен, ибо по старшинству сие следует, и между тем я командовал сею армиею во время страшного сего сражения и уверен, что дело свое сделал хорошо и заслужил уважение целой армии…»

…Вступив в Москву «якобы» победителем, император Наполеон I возлагал большие надежды на то, что Россия, «пораженная в самое сердце», поспешит заключить с ним мир на его условиях. Однако многократные попытки связаться с императором Александром I закончились полным провалом. Неудача постигла и миссию генерала Ж.А. Лористона, который прибыл в Тарутино к русскому главнокомандующему М.И. Голенищеву-Кутузову. Наполеоновский посланец вернулся в сожженную Москву ни с чем.

Наполеон видел, что его армия с каждым днем пребывания в этом огромном городе разлагается все больше и больше. Она теряла боеспособность, что грозило ей гибелью. К тому же приближались холода со скорой зимой, к которым Великая армия была совсем не готова. После тяжелых раздумий Наполеон принял решение 8 октября оставить Москву и выступить в направлении на юго-запад, то есть выйти к Смоленску через Калугу.

Поражение авангарда маршала Иоахима Мюрата в сражении на реке Чернишня заставило Бонапарта оставить Москву на сутки раньше. Великая армия двинулась по Калужской дороге в сопровождении огромного обоза из 40 тысяч всевозможных повозок, груженных большей частью награбленным добром. Такое обстоятельство тормозило походное движение, но выхода из такой ситуации Наполеон найти не смог.

Армейский авангард под командованием вице-короля Итальянского Евгения Богарне, по пути занявшего Боровск, подошел к городу Малоярославцу и там наткнулся на преграду в лице дохтуровского корпуса. Тот подошел к берегам реки Лужи, будучи спешно послан вперед главных сил русской армии, выступившей по тревоге из Тарутинского лагеря.

Дохтуров, прибывший к Малоярославцу форсированным маршем вместе с казачьим корпусом генерала от кавалерии донского атамана М.И. Платова, перед этим имел совсем иную задачу. Русский главнокомандующий 10 октября направил дохтуровский корпус к селу Фоминское, чтобы разбить стоявшую там дивизию генерала Ж.Б. Брусье. Когда этот приказ отдавался, Голенищев-Кутузов еще не знал, что в Фоминское прибыл с гвардией сам Наполеон и 1-й корпус Великой армии маршала Л.Н. Даву.