Волшебные сказки Азерота - Стив Данусер

посмеялись над нашими гордыми штурманами и мореходами. В спокойный, солнечный день можно было увидеть чудесное зрелище: как длинные корабли входят в гавань с развевающимися яркими флагами и как лоцманы, налегая на весла своих лодок, ведут их в порт. А во время бури эта идиллия оборачивалась кошмаром: на земле люди могли лишь беспомощно смотреть, как незадачливые корабли разбиваются, не пройдя даже косу, укреплять стены своих жилищ, пока вода поднималась, и надеяться, что мужчины и женщины на кораблях тонули быстро, не мучаясь. Ибо что на море, что на берегу, когда буря приходила в Боралус, она угрожала всем, кроме русалок.

В те времена русалки открыто жили рядом с Боралусом. Они обитали в пещерах вдоль берега, столь глубоких, что ни один лот их не измерит и ни один смертный или смертная не сможет донырнуть до дна. Некоторые ловцы жемчужин говорили, что видели их дома, и заявляли, будто они похожи на дворцы или храмы, полные сокровищ из затонувших кораблей. Люди Боралуса, как и все, кто бесстрашен и привык к опасности, не ведали обмана и верили в эти сказки. Все они видели русалок и знали, что они были такими же настоящими, как сирены или мурлоки. Как и у людей, у них были руки, и головы, и туловища, но на руках промеж пальцев были перепонки, как на лапах чаек, а их тела, не имевшие ног, заканчивались рыбьим хвостом. Они были прекрасны лицом, с длинными, вьющимися волосами, и кожа их, и волосы были всех оттенков кораллов и морских водорослей. Русалки не стеснялись сидеть на камнях и смотреть на корабли, и так их видели почти все в Боралусе. И все точно знали приметы, что самые страшные штормы приходят, когда русалки жмутся к камням, а самые суровые зимы начинаются, когда они плетут свои косы, сидя на трескучих плитах морского льда за гаванью.

Рыбаки возвращались без улова, когда видели в воде русалку, и вскоре моряки начали говорить, что погода испортится, если просто увидеть одну из них в гавани. От этого им стало нетрудно поверить, что русалки сами призывали бури, а не просто предвещали их, и что если увидеть русалку в первый день рейса, то все путешествие будет обречено на неудачу. Моряки клялись, что видели, как русалки поднимали со дна морского камни, чтобы корабли находили на них там, где камней раньше не было. Или призывали штиль, или баламутили воды, чтобы досадить морякам. А затем весь Боралус говорил о несчастных женщинах, возвращавшихся домой с дневным уловом и утянутых на глубину созданиями, похожими на девушек. Или о том, как гребцы в лоцманских лодках возвращались в гавань одни, без товарищей, а зеленоволосые русалки переворачивали их лодки во тьме и, смеясь, смотрели, как они тонут.

Жрецы моря должны были предостерегать моряков от таких суеверий, и они старались, но не очень усердно. В те времена монастырь по ту сторону гавани представлял собой лишь несколько хижин и небольшую обитель, где жили жрецы. Без них, конечно же, немногие корабли смели отправиться в путь. Каждое выходившее из гавани Боралуса судно брало на борт жреца моря, если моряки, конечно, не хотели завершить путешествие под водой. Многие жрецы отправлялись вслед за своими кораблями прямиком в соленые объятия Матери волн, ведь они первыми ступали на борт и последними покидали его. И была гавань Боралуса могилой многим праведным жрецам и жрицам, которые, желая спасти как можно больше людей, удерживали воды, не давая им поглотить матросов вместе с их гибнущим кораблем. В то время люди, шедшие по пути штормов, часто проходили его до самого конца совсем молодыми, и как бы ни любили и ни почитали жрецов моря, отцы все равно лили горькие слезы, когда их дети слышали шепот и отправлялись к жрецам в долину.

Возможно, именно потому, что они редко доживали до седых волос и не успевали набраться мудрости, жрецы моря не так настойчиво предостерегали людей от суеверий, как должны были, и зачастую не журили моряков, бросавших с носа корабля камни при виде хвоста русалки. И уж точно никто из них не мог и вообразить, что по крайней мере одна русалка не то что не смеялась, а лила горькие слезы, когда видела, как моряки тонут.

Ту русалку звали Халия. Выросшая из икринки, она жила в глубокой подводной пещере, украшенной не трофеями с потонувших судов, а самыми красивыми акульими костьми, начисто обглоданными крабами. Русалки и правда жили в подводных позабытых строениях и храмах, построенных теми, кто уже давным-давно покинул Кул-Тирас – или теми, кто, по счастью, не смог вернуться, – но для украшений они предпочитали гирлянды и занавески из разноцветных водорослей, а из богатств у них были лишь жемчужины, которые считались немногим дороже обыкновенных камушков. Русалки и не знали, как невзлюбили их моряки, и обижались на их нападки, если вообще их замечали. Перед бурей они прижимались к скалам, потому что охотились на огромные стаи рыб, стремившихся укрыться в гавани, и вылезали на лед лишь тогда, когда он становился прочен от мороза и мог выдержать их вес. Впрочем, русалки и правда умели управлять камнями и водами, но они не делали этого просто так. Каждой русалке от рождения была дарована частица силы Матери, и в тот миг, когда эта сила целиком иссякала, русалка лопалась – хлоп! – как пузырь, и умирала. Потому русалки, будучи от природы себялюбивыми созданиями, старались не пользоваться магией. Бережливая русалка могла прожить и пятьсот лет, но после смерти от нее ничего не оставалось.

К несчастью, верно было и то, что из-за русалок рыбакам часто не доставалось улова, ведь они охотились в одной заводи с ними и либо не знали о рыбаках, либо презирали их. И верно было то, что русалки по глупости порой губили людей, но они редко делали это со зла. Русалки не были сиренами и не пытались околдовать матросов; они считали сирен ленивыми, а мурлоков – достойными жалости.

Сестры Халии (которых у нее было несколько дюжин) считали ее пугливой и глуповатой, а еще очень миловидной, но не настолько, чтобы можно было простить ее недостатки. Она была их младшей сестренкой, а младшим часто выпадает такой жребий. У нее была прекрасная коралловая чешуя, а ее вьющиеся локоны были насыщенного цвета зеленой водоросли, той, которая становилась почти синей из-за того, что росла так далеко от света. Халия часто грешила тем, что глазела на проходившие мимо корабли, восторгаясь их флагами, развевавшимися на восточном ветру. Она могла смотреть на