На волне шока - Джон Браннер

поменяли обстановку и отделку, сами того не понимая, что впустили на порог так называемый «синдром последней капли».

Одинаково нетрудно было предсказать, что при всем богатстве природных ресурсов те страны, где промышленная революция запоздала, соответственно будут меняться не так быстро. В итоге богатые богатели, а бедные становились многодетными. Но не беда — большинство детей все равно умирали от голода еще в младенчестве.

Чего хорошо информированные люди, очевидно, предпочитали не замечать, так это феномена, названного Ангусом Портером «положением между молотом и клином». Оно сохранялось много лет после того, как даже в бедных странах перестали колоть дрова с помощью молота и заостренной железяки. Циркулярная пила с педальным приводом экономит много труда. Кроме того, распил можно делать аккуратно и в заранее намеченном месте.

Безудержный бой молота по клину расколол общество. Одни делали все возможное, чтобы двигаться в обратном направлении. Гораздо больше людей дрейфовали вбок. Третья группа уперлась и не сходила с места. В обществе возникли трещины, которые никто не мог предвидеть.

И только одна единственная вещь предохраняла видимость национального единства. Паутина сети данных оказалась на удивление прочной.

К несчастью, ее укрепление происходило стихийно.

Людям было приятно сознавать, что определенные предметы находятся прямо под рукой — в США, Советском Союзе, Швеции или Новой Зеландии — и ими можно бахвалиться: «Это самый большой/длинный/быстрый фуфлотон в мире!» Через день, однако, все могло измениться. Как ни парадоксально, еще большую эмоциональную пищу люди получали, потому что могли заявить: «Да это же самое примитивное кракозябло, которое еще используется в промышленно развитых странах».

Возможность сохранить контакт с более спокойным, надежным прошлым так приятна.

Трещины ширились. С общенационального уровня они протянулись до провинциального, с провинциального — до муниципального и там пересеклись с трещинами, растущими в обратном направлении, берущими начало в личной семейной жизни.

— Мы вкалывали до кровавого пота, чтобы сукин сын окончил колледж! Он должен возвращать нам должок, а не греть задницу в Нью-Мексико!

(Вместо Нью-Мексико можете подставить Варну на Черном море или острова Цзинмэнь и Мацзу, на которых тысячи молодых китайцев убивали время, практикуясь в каллиграфии, играя в фантан и куря опиум, либо одно из пяти десятков других мест, куда la dolce-far-niente vita[6] выбросила свой улов, прочесав тралом страну, этническую группу или — как в случае с Индией — субконтинент. В Шри-Ланке какого-либо правительства не существовало уже целое поколение.)

Среди прочего к созданию центров гениальности вроде Парелома, получающих столько же средств, сколько прежде тратилось на вооружения, подталкивало ощущение, что таланты, которые могли пригодиться в деле, бессмысленно вылетают в трубу. Те, кто были взращены в традиционном образе мыслей, требующем направлять и использовать любые ресурсы на еще большее ускорение роста, не могли с этим смириться.

Эти тайные центры подобно скрытым точкам в фехтовании временами порождали катастрофы.

Спасение от обнюхивания

Несмотря на то что Ина Грирсон провела в компании человека из Парелома два дня, ее по-прежнему поражало, насколько он напоминал Барона Субботу — очень черная кожа, большая худоба, череп словно обтянут пергаментом. Такое чувство, что в кабинет вот-вот ворвется чернокожее племя и устроит разгром. Часть времени визитер, разумеется, уделил Долорес ван Брайт, однако Ина не стала отпираться, что пыталась помочь Сэнди Локку и предупредила его о присутствии на собеседовании еще одного члена комиссии. После такого поступка даже солидное положение в «ЗК» не могло спасти ее от неприятностей.

Тем не менее Ину человек из Парелома допрашивал больше других сотрудников. Сэнди Локка приняли на работу с ее подачи, все остальное вытекало из этого факта.

Ей страшно надоело повторять чернокожему худому мужчине (его звали Пол Т. Фримен, хотя он мог пользоваться псевдонимом): «Естественно, я сплю с незнакомцами! Если бы я ложилась в постель только с теми, кого уже хорошо знаю, у меня никогда в жизни не было бы секса! Ведь все мужчины на поверку оказываются скотами».

На второй день в конце допроса всплыло имя Кейт. Ина заявила, что не знала об отъезде дочери из города. Человеку с голым черепом пришлось принять ее слова на веру, у нее действительно не было возможности сходить домой и проверить хранилище почты. Кроме того, девушки из нижней квартиры, присматривавшие за Багирой, твердо стояли на своем, что Кейт ни словом не обмолвилась о предстоящей поездке.

И все-таки она уехала. На запад, причем не одна. Скорее всего с каким-нибудь студентом — многие из ее однокурсников были родом из Калифорнии. Кроме того, Кейт не скрывала от подруг с нижнего этажа своего мнения о Сэнди Локке, называла его фальшивкой, пустышкой и прочими обидными словами. Мать подтвердила, что дочь не раз повторяла то же самое как прилюдно, так и наедине с ней.

След Хафлингера не удалось взять, как и найти какие-либо намеки на то, где он мог скрываться. Недавних следов пользования кодом Кейт тоже не обнаружили, а значит, девушка отправилась в одну из зон платных лишенцев. Фримен всегда действовал основательно и раскрутил маховик поиска на всю катушку. Наградой стала информация из ФБР о том, что в Божьей Каре со счета Кейт Лиллеберг была списана плата за постой двух человек.

Очень интересно. Очень-очень интересно.

Дежурное блюдо

Сэнди проснулся по сигналу будильника и тут же вспомнил вчерашний ляп и повадки людей в зонах платных лишенцев во всех подробностях, которые предпочел бы забыть. Федеральные гранты позволяли большинству не работать полный рабочий день. Скудные пособия жители пополняли предоставлением услуг разного рода. Сэнди вспомнил рестораны с живыми поварами, официантами и официантками и кустарей-ремесленников. Однако туристов в такие городки приезжало все меньше, словно людям не хотелось, чтобы им напоминали о том, что самая богатая в мировой истории страна так и не смогла преодолеть последствия обыкновенного землетрясения. Свободное время горожане заполняли сплетнями. А что может быть интереснее приезда неизвестно откуда какого-то штыря и его победы над местным чемпионом по фехтованию?

— Рано или поздно тебе придется примириться с одним безусловным фактом о себе, — сказала Кейт, не оборачиваясь. Сидя перед единственным освещенным зеркалом номера, она расчесывала волосы.

Слушая, Сэнди шевелил пальцами. Цвет волос Кейт, возможно, ничем особенным не отличался, но на ощупь они были превосходны. Пальцы помнили прикосновение к ним независимо от разума.

— То есть?

— Ты уникальный человек. Иначе с какой стати