Игра и Реальность - Дональд Винникотт

В одном из моих исследований участвовала женщина, которая проходила очень длительный психоанализ. Эта пациентка, уже в солидном возрасте, вдруг выяснила, что жизнь реальна. Циник мог бы сказать: ну и что дальше? Но сама она чувствовала, что дело стоило того, а я сам научился через нее многому из того, что я знаю о феноменах самого раннего детства.

Этот анализ включал серьезную и глубокую регрессию к инфантильной зависимости. Ее окружение было жестко травматичным во многих аспектах, здесь я хочу рассмотреть влияние на пациентку материнской депрессии. Мы постоянно возвращались к этой проблеме, и, как аналитик, я был вынужден взять на себя роль этой матери, с тем чтобы пациентка смогла начать свое существование в качестве отдельной личности[44].

Недавно, когда наша работа уже подходила к завершению, пациентка послала мне фотографию своей няни. У меня уже был портрет ее матери, и я в подробностях был знаком с ригидностью защитных механизмов этой женщины. Очевидным стало то, что мама (по словам пациентки) выбрала депрессивную нянечку, чтобы избежать потери контакта с детьми. Жизнерадостная няня сразу же «украла» бы детей у депрессивной матери.

У этой пациентки вообще не было такой распространенной у женщин характеристики, как интерес к своему лицу. У нее, видимо, в подростковом возрасте не было стадии изучения себя в зеркале, а сейчас пациентка заглядывает в зеркало лишь затем, чтобы в очередной раз напомнить себе, что «выглядит как старая карга» (ее собственное выражение).

За неделю перед этой сессией она увидела мою фотографию на обложке в книге и написала мне письмо, в котором просила выслать более крупную копию, чтобы можно было во всех подробностях рассмотреть эти «развалины». Я послал фотографию (она живет далеко, и мы можем встречаться лишь эпизодически), сопроводив ее интерпретацией, в основе которой — именно та тема, которую я обсуждаю в этой главе.

Эта пациентка считала, что просто захотела иметь фотографию человека, который очень много сделал для нее (я действительно много работал с ней). Но ей также нужно было сказать о том, что мое морщинистое лицо в чем-то похоже на застывшие лица ее матери и няни.

Я уверен, что это было важно — то, что я понимал, зачем нужно лицо, что я мог проинтерпретировать то, что пациентка искала лицо, в котором могла бы отразиться ее собственная личность и одновременно, из-за морщин, прослеживалось бы застывшее лицо матери.

В действительности у пациентки было вполне приятное лицо, и она потрясающе симпатичный человек, когда находится сама в таком настроении. Она, на определенный период времени, может-взять на себя заботы и проблемы другого человека. Но как часто это ее качество заставляло людей воспринимать ее как человека, на которого можно положиться! Факт заключается в том, что как только пациентка чувствует себя вовлеченной, особенно в депрессию другого человека, она сразу же уходит и оказывается в постели с грелкой, и только лишь это тепло может согреть ее душу. Именно в этом ее ранимость.

После того как все это уже было написано, появился материал еще одной сессии, который вполне может иметь в своей основе обсуждаемые здесь проблемы. Пациентка — женщина, безмерно озабоченная тем, на каком этапе становления личности она находится. В какой-то момент во время сессии она пропела припев из песенки «Зеркало на стене», а потом сказала: «Представьте себе, как, наверное, это ужасно, когда ребенок смотрит в зеркало и не видит там ничего!»

Дальнейший материал был связан с тем, что ее окружало в детстве, когда мама с кем-то разговаривала, вместо того чтобы активно включаться о взаимодействие с младенцем. Суть в том, что когда девочка смотрела на мать, она видела ее разговаривающей с другим человеком. Далее пациентка рассказала о своем увлечении живописью Френсиса Бэкона и очень хотела, чтобы я взял у нее почитать книгу об этом художнике. Она обратилась к одной из интересных деталей в этой книге. Френсис Бэкон «говорит, что ему нравится, когда его картины закрывают стеклом, ведь тогда люди видят не только саму картину, они могут увидеть самих себя»[45].

Затем пациентка заговорила о, «Исследовании Зеркала» («Le Stade du Miroir»), она знала эту работу Лакана, но сама она не могла сделать то, что, кажется, удалось мне — установить связь между зеркалом и лицом матери. В мою задачу на этой сессии не входило прояснение этой связи для пациентки, которая находилась на этапе знакомства с новыми для себя вещами и явлениями, а в подобных обстоятельствах преждевременная интерпретация уничтожает креативность пациента и травматична, поскольку направлена против процесса личностного роста. Эта тема, оставаясь важной на протяжении всего анализа этой пациентки, проявлялась самыми разными способами, в самом разном обличье.

Моменты, когда младенец или ребенок видит, заглянув в лицо матери, а затем и в зеркале, самого себя, дают возможность по-новому взглянуть на саму задачу анализа и психотерапии. Психотерапия заключается не в том, чтобы сделать умную и искусную интерпретацию; в основном она заключается в том, чтобы на протяжении некоторого времени постоянно возвращать пациенту то, что отдает он сам. Результат — это сложная производная, которая включает лицо, предмет отражения и то, как происходит это отражение. Мне приятно думать о своей работе именно так и понимать, что если я делаю это хорошо, то пациент сможет обнаружить самого себя, сможет научиться существовать и обретет чувство реальности. Это чувство — больше чем существование, оно означает существовать за самого себя, строить объектные отношения за самого себя и обрести самость, которая станет безопасным местом, где можно не напрягаться, почувствовать релаксацию.

Но мне бы не хотелось, чтобы создалось впечатление того, что эта задача отражения является нетрудной. Она тяжела и изнурительна в эмоциональном плане. Но мы получаем за это награду. Даже если состояние пациента не улучшится, он будет благодарен за то, что мы видим его таким, какой он есть, а именно это приносит психотерапевту глубочайшее удовлетворение своей работой.

То, о чем я говорил применительно к роли матери, которая отражает и показывает младенцу его самого, столь же важно и во взаимоотношениях более старшего ребенка с матерью и семьей. Естественно, по мере развития ребенка сам процесс взросления усложняется, спектр идентификаций ребенка становится шире, и ребенок все меньше и меньше зависит от получения отражения себя в лицах родителей, братьев и сестер, других близких людей (Winnicott, 1960a). Тем не менее, если семья остается, целостной, то каждый ребенок может извлечь дополнительную пользу из того, что он имеет возможность увидеть себя сквозь призму установок отдельных членов или семьи в целом. Сюда же мы можем включить и настоящие зеркала, а также все, что ребенок имеет возможность увидеть в других людях. Должно быть понятно, что реальные зеркала здесь значимы главным образом в метафорическом смысле.

Таков еще один возможный способ рассмотрения вклада семьи в развитие и обогащение внутреннего мира личности каждого из своих членов.

10. Взаимосвязь перекрестных идентификаций, независящая от инстинктивной активности

В этой главе я непосредственно сталкиваю две противоречащие друг другу концепции, каждая из которых по-своему иллюстрирует процессы общения. Есть множество различных типов коммуникаций, и необходимо как-то их классифицировать, даже если какие-то разграничения будут искусственными.

Мой первый пример — психотерапевтическая консультация с девочкой-подростком. В результате этой встречи мы подготовили почву для интенсивной психоаналитической работы, которая в течение трех лет смогла успешно завершиться. Однако выбор именно этого случая обусловлен не столько продуктивным результатом, а тем фактом, что все случаи данного типа так или иначе иллюстрируют способы работы психотерапевта в качестве зеркала для пациента.

Описание этого случая я хочу дополнить теоретическими положениями по поводу важности коммуникации в построении перекрестных идентификаций.

Пациенты с нарушенной способностью идентификации через проекцию или интроекцию представляют серьезную трудность для психотерапевта, который обязательно должен принять на себя все, что связано с отреагированием и явлениями переноса, бессознательными по своей природе. В таких случаях вся надежда терапевта — в том, чтобы как-то развить, усилить перекрестные идентификации пациента, а это происходит не столько при помощи интерпретирования, сколько благодаря особым переживаниям в аналитическом процессе. Чтобы запустить эти переживания, терапевт должен учесть и фактор времени, не стоит надеяться на немедленные результаты. Даже точные и своевременные интерпретации не обеспечивают результат в полной мере.