Красный газ - Эдуард Тополь

Я застегнула полушубок и вышла из комнаты в крошечную прихожую.

И, только подойдя к выходу, я увидела прикнопленную рядом с английским замком записку. Торопливым, но твердым почерком было написано:

«ПРОЩАЙ. И ПОЖАЛУЙСТА, УЕЗЖАЙ В РОССИЮ. ХУДЯ».

Часть четвертая

Хенде хох!

41

В зимние ночи Москва безлюдна. Даже в центре города жизнь затихает около часу ночи, когда закрываются станции метро. Только дежурные милиционеры торчат на перекрестках центральных московских улиц, провожая пристальным взглядом редких прохожих, которые спешат поймать свободные такси или зябко топчутся на троллейбусных остановках. В час тридцать швейцары-вышибалы выпроваживают из ресторанов последних пьяных посетителей, за трешку ловят им такси, а еще за червонец выносят под полой пол-литра водки на дорогу…

К двум часам ночи город погружается в сон. Только метель шарит по пустынным промороженным улицам, как голодный нищий, шерудит рваными газетами в мусорных урнах, заглядывает в открытые подворотни или катит по мостовой пустую консервную банку…

Именно в такую ночь, в 2.30 утра, три черных правительственных лимузина на большой скорости промчались по пустынному Кутузовскому проспекту, выехали за город и круто свернули на узкое Рублевское шоссе, тщательно расчищенное от снега. Здесь через каждые два-три километра в тени заснеженных сосен торчали милицейские будки, и по ходу движения черных лимузинов из этих будок предупредительно выскакивали дежурные милиционеры в меховых полушубках и рангом никак не ниже майоров. При приближении правительственных машин они вытягивались по стойке «смирно» и отдавали честь. Лимузины, не сбавляя скорости, мчались дальше, обдав постовых ветром и снежной пылью…

Еще через десять минут правительственные лимузины подкатили к длинному высокому забору, сложенному из кирпича, присыпанному снегом и увенчанному тремя рядами колючей проволоки. Этот многокилометровый забор с дозорными вышками, высокими стальными воротами, шлагбаумом при въезде и при выезде и скрытой в деревьях системой теленаблюдения – этот забор опоясывает самый ближний к Москве городок правительственных дач. Сверхнадежная система охраны этого городка очень напоминает лагерную, с той только разницей, что в правительственном «лагере», отгороженном от народа колючей проволокой, живут не заключенные, а руководители и хозяева страны. Впрочем, по какую сторону этого забора находится территория лагеря – понятие относительное, все зависит от точки зрения…

Как бы то ни было, около трех часов ночи три правительственных лимузина с номерными знаками «МОС-006», «МОС-009» и «MOC-012» вкатили под предупредительно поднятый шлагбаум, миновали спешно открытые ворота и оказались в рождественской тишине соснового парка, на чистых, заснеженных, но посыпанных желтым песком дорожках, которые разбегались в глубинах этого поселка. Лимузины уверенно свернули на одну из дорожек и уже значительно медленней подкатили к последнему контрольному пункту перед двухэтажной дачей Константина Устиновича Черненко. Здесь пассажиры лимузинов: маршал Устинов, министр внутренних дел генерал Федорчук и Председатель КГБ генерал Чебриков – вышли из машин и последние двадцать метров до крыльца дачи прошли пешком. Перед дачей стояла высокая рождественская елка, наполовину украшенная разноцветными лампочками, рядом, под елкой, стояла еще недолепленная снежная баба, здесь же были детские санки, коробка с елочными игрушками и игрушечный детский автомат явно заграничного производства… На крыльце дачи топтались два охранника – телохранители Константина Черненко. Один из них предупредительно открыл дверь ночным гостям.

Черненко сидел в гостиной на низком стульчике у камина. В камине жарко горели трескучие березовые поленья. Наклонившись к огню, Черненко медленно, с наслаждением курил ту единственную сигарету, которую позволял себе тайком от врачей раз в сутки, и с отвращением прислушивался к хриплым булькающим звукам, которыми отвечала ему грудь на каждую затяжку. Дым он старательно выпускал в каминный проем…

Увидев входящих ночных посетителей, он, совсем как мальчишка, воровато бросил сигарету в огонь и забросал ее березовыми углями. Потом сам устыдился этого жеста и усмехнулся, сказал:

– Вот, курю, как ворую… Садитесь. Коля, дай чаю на всех и чё там еще есть…

«Коля» – двухметровый телохранитель – ушел на кухню, гости сели в кресла у камина.

– Ну что? Херня получается с этими ненцами? Кхе-кха… – Черненко закашлялся и пухлой рукой потер себя по груди.

– Можно бросить туда еще несколько дивизий… – сказал, переждав приступ этого кашля, Устинов.

– Дивизий… Ишь как ты дивизиями разбросался… А если американцы со спутников засекут эту переброску? Сразу уши насторожат – на кой хер войска на газопроводе?

– Во-первых, там сейчас полярная ночь, – сказал Устинов. – А во-вторых, синоптики гарантируют там сплошную облачность на ближайшие трое суток. При такой облачности, да еще ночью, никакие спутники ни хера не видят, даже американские… – Он взял стакан чая с подноса, который принес телохранитель Коля, но жест был раздраженным, и чай выплеснулся на толстый, ручной работы, персидский ковер, который укрывал пол. Впрочем, все сделали вид, что не заметили этого. Все, кроме самого Устинова. Маршал демонстративно уставился на мокрое пятно на ковре и даже небрежно потер его своим черным хромовым ботинком. Его бесила нерешительность Черненко. Час назад, когда пришла телеграмма Богомятова о размахе событий в Салехарде, маршал сказал Черненко по телефону, что посылает туда еще четыре Дивизии. Но Черненко остановил его и попросил приехать к нему на дачу. Хотя и дураку ясно, что любое промедление с подавлением этого дурацкого ненецкого бунта опасно не только тем, что зараза восстаний может перекинуться, как телеграфировал Богомятов, на другие национальные округа или сорвет открытие газопровода. Это еще полбеды. Куда важнее другое – колебания, нерешительность и те полумеры, которыми действуют сейчас в Салехарде местные власти и десантная дивизия имени Октябрьской революции, – все это дает козыри тому эшелону «молодых», которые стоят у них за спиной: маршалу Огаркову, Алиеву, Долгих и тому же сибирскому партийному выскочке Богомятову. Этим только того и надо – поймать «стариков», то есть его и Черненко, на том, что они не способны справиться даже с заполярными ненцами…

– Н-да… – пожевал губами Черненко. – Синоптики… Облачность… – И взглянул на главу КГБ генерала Чебрикова: – Ну а ты что скажешь? Пронюхают на Западе, если мы в Салехарде стрельбу откроем?

– Гарантирую – нет! – поспешно сказал Чебриков. – Мы примем меры. Если вместе с войсками послать туда нашу специальную дивизию Комитета госбезопасности…

– Я бы хотел, чтобы в операции приняла участие милиция, – вмешался министр внутренних дел генерал Федорчук. – У меня в Воронеже находится Высшая офицерская школа милиции, 1300 человек. Отборные офицеры, обучены не хуже десантников. Ведь на открытие газопровода прибывает много гостей, мы должны обеспечить им безопасность…

Устинов насмешливо усмехнулся прыти Чебрикова и Федорчука. Прохлопали начало восстания и КГБ, и милиция, вот и лезут теперь…

– Раньше надо было обеспечивать… – проговорил он.

– Н-да… – снова вздохнул Черненко. – При такой ситуации нужно, конечно, собрать Политбюро, обсудить эту операцию и доложить товарищу Андропову. Но это – два дня, а то и три, не меньше. А Богомятов сигнализирует, что ждать нельзя, да? – Черненко требовательно посмотрел на подобострастного Чебрикова. – Или он нас провоцирует, сукин сын?

Наконец-то он сказал вслух то, что мучило его с того момента, как пришла телеграмма Богомятова. Ведь не исключено, что этот Богомятов нарочно преувеличивает опасность ненецкого мятежа, даже приплел сюда «происки американской разведки», или перестраховывается, прохвост, или сознательно провоцирует его, Черненко, на самые крайние меры. А если завтра окажется, что там – пшик, несколько пьяных хулиганов, а он, Черненко, бросает туда тысячи солдат, дивизию КГБ, школу милиции, и все это – без ведома Андропова, без разрешения Политбюро… Тот же Горячев его на смех поднимет, а уж Андропов и подавно! Выдержки, скажут, не хватило товарищу Черненко, у страха, скажут, глаза велики. И вся подковырка будет в том, что не может, оказывается, товарищ Черненко претендовать после смерти Андропова на пост главы государства: нервишки расшалились на старости лет. А вдруг не какие-нибудь ненцы, а американцы учинят провокацию, и не на Крайнем Севере, а к Москве поближе? Что тогда? Товарищ Черненко сразу атомную войну начнет?

Но с другой стороны, а вдруг в этом Салехарде действительно акция американской разведки? Ведь от этого Рейгана всего можно ожидать! Психанул, что мы плевали на его санкции, построили газопровод без американской техники, и заслал в Сибирь пару шпионов, чтоб затравить ненецкое восстание и под шумок взорвать газопровод. Американцы уже давно трубят на весь мир, что Советский Союз вот-вот расколется от межнациональной вражды… А он, Черненко, в такой решительный момент мешкает, проявляет бесхарактерность, колебания. Тут уж и подавно молодые заклюют, и тот же Устинов сразу к ним переметнется – я же, мол, предлагал решительные меры!..