Версия Барни - Мордехай Рихлер

Однако сегодня мой традиционный, хотя и с каждым разом все более огорчительный субботний выход в свет с Соланж, похоже, под угрозой. Оказывается, в прошлую субботу я опять вел себя по-хулигански, и ей было за меня неловко. Приписываемый мне проступок я будто бы совершил во время третьего периода. «Монреальцы» — эти мокрые курицы — уже проигрывали 4:1 «Сенаторам» из Оттавы, и тут им в кои-то веки выпало поиграть в большинстве, а они тянут и тянут: прошла минута, и ни одного броска по воротам. Саваж, идиот чертов, сделал передачу на пустое место, тем самым дав возможность захватить шайбу медлительному защитнику оттавцев, такому ездуну, что в доброе старое время он бы вообще вряд ли попал в хоккейную лигу Квебека. Потом шайбу принял Туржон, выкатился с нею на центр и, как в гольфе, забабахал в угол, куда тут же, отпихивая друг друга, кинулись Дэмпхауз и Саваж, схватившись в тучах снежной пыли чуть не врукопашную.

— Черт побери этого Туржона, — заорал я, — с его контрактом, по которому он зарабатывает тысяч по сто с гаком за каждый гол! Беливо платили всего-то пятьдесят тысяч долларов за весь сезон [За сезон 1970–1971 гг. — последний, когда Беливо играл за «Монреаль канадиенз», — ему заплатили 100 000 долларов. — Прим. Майкла Панофски.], но он не боялся перетащить шайбу через синюю линию!

— Да я знаю, — сказала Соланж, горестно закатив глаза. — Дуг Харви так и вообще в год не больше пятнадцати тысяч получал.

— А ты откуда знаешь? Наверное, я тебе сказал.

— Не скрою, ты говорил мне это уж не знаю сколько раз. А теперь посиди, пожалуйста, тихо и перестань выставлять себя на посмешище.

— Да ты только взгляни! У ворот никого — они боятся налететь на подставленный локоть! Счастье, если нам Оттава, хоть и в меньшинстве, не заколотит еще гол. Черт! Был-лядь!

— Барни, умоляю!

— Им надо прикупить еще одного финского карлика вроде Койву, — бесновался я, присоединяясь к общему возмущению.

Какой-то безымянный «сенатор» выскочил из загородки штрафников, выкатился один на один к нашему перепуганному вратарю, который, естественно, лег плашмя слишком рано, и перебросил шайбу ему через локтевой щиток. 5:1 в пользу Оттавы. Болельщики с отвращением принялись славить пришельцев. На лед полетели программки. Я стащил с себя галоши и швырнул их, целясь в Туржона.

— Барни, что ты делаешь?

— Заткнись!

— Что-что?

— Ты дашь мне когда-нибудь сосредоточиться на игре или будешь непрестанно болботать?

В самом конце игры я вдруг заметил, что кресло обиженной Соланж пусто. Оттава выиграла 7:3. Я удалился в «Динкс» и, только залив горе парочкой стопок «макаллана», позвонил Соланж. Но к телефону подошла Шанталь.

— Маму позови, — сказал я.

— Она не хочет с вами говорить.

— Она сегодня вела себя как ребенок. Надо же — взяла и сбежала от меня. А я потерял галоши, на улице упал (скользотень жуткая) и чуть ногу не сломал, пока такси нашел. Ты смотрела игру по телевизору?

— Да.

— Этот кретин Савар не должен был брать в команду Шельо. Если твоя мать не возьмет трубку, я хватаю такси и через пять минут буду у вас. Она должна передо мной извиниться.

— Мы не откроем дверь.

— Слушай, мне от вас тошно. От вас обеих.

Снедаемый чувством вины, да еще и в столь поздний час, я не нашел ничего лучшего, как позвонить Кейт и рассказать ей, сколь плохо я себя вел.

— Что же мне теперь делать? — спросил я.

— Во-первых, пошли ей завтра утром цветы.

Но цветы я дарю только Мириам, и послать их кому бы то ни было, пусть даже Соланж, означало бы чуть ли не измену.

— Я подумаю, — пробурчал я.

— Может, конфеты?

— Кейт, ты завтра как — очень занята?

— Да нет, не особенно. А что?

— Что, если я на денек прилечу, и мы сходим, закатим себе шикарный обед.

— Где? В кафе «Принц Артур»?

Это ж сколько лет прошло, а помнит! У меня даже дыхание перехватило.

— Пап, ты там куда пропал?

— Закажи нам столик в «Прего».

— А можно я Гевина возьму?

Черт! Черт! Черт!

— Конечно, дорогая, — сказал я, но ранним воскресным утром все отменил. — Что-то я сегодня не в том настроении. Может быть, на следующей неделе…

Утром в понедельник я пошел в офис — хотя бы для того, чтобы показать подчиненным, что я еще не совсем спекся и могу не только счета подписывать, а там Шанталь с ходу огорошила меня дурной вестью. В нашем последнем, сожравшем кучу средств, пилотном фильме очередного сериала было полно содержательного, жизнеутверждающего действия: обжимающихся геев, всяких прочих милых ребят из «очевидных меньшинств», автомобильных гонок, кончающихся увечьями и кучами искореженного металла, изнасилований, убийств, намеков на садомазохизм; была даже подпущена кое-какая критика идиотизма современной жизни. Я надеялся, что фильм как раз удобно встроится в щель программы Си-би-си-ТВ в четверг в девять вечера. Но нам предпочли еще более злокачественную дрянь, которую состряпала команда «Троих амигос» из Торонто. Уже второй раз за этот год жучила Бобби Тарлис, dueño de la empresa[165] этих троих «амигос», делает нас как котят. Мало того. Внезапно у когда-то безотказного, могучего и непобедимого «Макайвера, ветерана Канадской конной полиции», упал рейтинг, и Си-би-си грозит от него отказаться. Они направили с визитом в мой офис троицу пустоголовых: заведующего литературной частью Гейба Орлански в сопровождении исполнительного продюсера Марти Клейна и режиссера Сержа Лакруа. Сметливая Шанталь с блокнотом в руках следовала за ними по пятам. Троица единогласно постановила, что нам придется перво-наперво перетряхнуть актерский состав. Ага, понятно, куда ветер дует: Соланж Рено, уже восемь лет, с самого запуска сериала, играющая незадачливую няню, стала слишком стара.

— Ее можно — ну, там — убить, например, — предложил Гейб.

— А потом что? — спросил я, закипая.

— Вы когда-нибудь смотрите сериал про спасателей с пляжа? Как его там — «Палм-бич», что ли?

— Вы хотите сказать, нам надо снять что-нибудь про то, как красотки в бикини размером с носовой платок кувыркаются в снегах севернее шестидесятой параллели?

— Ну, думаю, мы, как творческие люди, достигли консенсуса хотя бы в том, что без новой няни нам не обойтись, — сказал Гейб. — Вот, может быть, вас заинтересуют эти?

— Надеюсь, вы ее не трахаете, Гейб? Через три месяца после тройного шунтирования аорты! Стыд и срам.

— Бодриться надо, освежаться, Барни. Избавляться от сухостоя и валежника. Я тут собрал репрезентативную группу, дал им посмотреть два новых эпизода, и персонаж, которого они находят наименее симпатичным, оказался как раз няней, которую играет Соланж.

— Что касается сухостоя и валежника, то, прежде чем уйдет Соланж, вы все получите под зад коленкой. Более того, я собираюсь поручить Соланж в этом сезоне постановку как минимум двух серий.

— А что она заканчивала? — спросил Серж.

— Читать-писать умеет. И в отличие от вас, тут собравшихся, не обделена хорошим вкусом. Так что, не слишком ли она образованна, вопрос открытый, но я свое решение принял. И вот что: проблема у нас не в Соланж, а в банальности сюжета. Как насчет чего-нибудь нетривиального для разнообразия? К примеру, введем в качестве злодея эскимоса. Или якобы мудрого индейского ясновидца, который делает свои предсказания, руководствуясь «Альманахом фермера». В общем, я, короче, понял. Теперь, когда индусам на службе в Канадской конной полиции разрешено носить тюрбаны, как насчет нового капрала, еврея в ермолке, который берет взятки и торгуется в супермаркете компании «Хадсон-бей»? Да валите уже все отсюда и без новых сценариев не показывайтесь. Причем быстро. Вчера!

Они вышли, Шанталь задержалась.

— Знаете, боюсь, что насчет Соланж они правы.

— Конечно правы, но, бог ты мой, она же твоя мать, и она нас обоих с ума сведет, если ей нечего будет играть! Она живет ради этого. И ты это знаешь.

— Вы действительно собираетесь дать ей попробовать себя в режиссуре?

— Не забегай вперед паровоза. Да, кстати, Шанталь: читать все эти сценарии — сил моих нет. Придется тебе за меня это делать. И догони Гейба, попроси оставить фотографии, — добавил я, избегая ее взгляда. — Думаю, надо бы мне взглянуть еще разок.

Затем я принялся разбирать стопку пришедших на мое имя писем непонятно от кого, которые принесла Шанталь.

Дакка

21 сентября 1995 г.

Сэр,

С огромным уважением молю усвоить, что навсегда останусь благодарным, если Вы соблаговолите сами прочитать и ответить на следующую мою почтительную просьбу. Я — Хандакар Шахтияр Султан, студент из Бангладеш. Моя мама умерла в детстве, и с тех пор мне пришлось много бороться. Несмотря на множество проблем, я получил Английский диплом Даккского университета.