Верный садовник - Джон Карре

– Она также полагала, что гуманитарная помощь странам «третьего мира» – та же эксплуатация, названная другим именем. «В плюсе – страны, которые ссужают деньги под проценты, местные африканские политики и чиновники, получающие громадные взятки, западные подрядчики и поставщики, наваривающие гигантскую прибыль. В минусе – простые люди, бедные и очень бедные. И дети, у которых не будет будущего», – добавляет он, цитируя Тессу и вспоминая Гарта.

– Вы в это верите? – спрашивает Лесли.

– Поздновато мне во что-то верить, – смиренно отвечает Джастин и какое-то время молчит, прежде чем продолжить, уже с вызовом: – Тесса была необычным человеком: адвокатом, верящим в справедливость.

– Почему они поехали на раскопки Лики? – спрашивает Лесли, переварив последнюю фразу.

– Может, у Арнольда там были какие-то дела. Лики из тех, кого действительно заботит благосостояние простых африканцев.

– Возможно, – соглашается Лесли, что-то записывая в блокнот с зеленой обложкой. – Она с ним встречалась?

– Насколько мне известно, нет.

– Арнольд?

– Понятия не имею. Полагаю, вам следует задать этот вопрос Лики.

– Мистер Лики никогда о них не слышал, пока не включил телевизор на прошлой неделе, – мрачно отвечает Лесли. – Мистер Лики в эти дни проводит большую часть своего времени в Найроби, пытаясь «отмыть» режим Мои, и ему очень непросто донести свои аргументы до Запада.

Роб смотрит на Лесли, должно быть, ждет команды. Та чуть заметно кивает. Он наклоняется к столу, пододвигает диктофон к Джастину: говори, мол, сюда.

– А что вы можете сказать о белой чуме? – сурово спрашивает он, словно обвиняя Джастина в распространении этой болезни. – Белая чума, – повторяет он, поскольку Джастин медлит с ответом. – Что это? Мы вас слушаем.

Лицо Джастина превращается в непроницаемую маску. Голос становится дипломатически бесстрастным. Ему есть о чем сказать, но он не считает нужным делиться тем, что ему известно.

– Белой чумой когда-то называли туберкулез, – отвечает он. – Дед Тессы умер от этой болезни. Ребенком она стала свидетелем его смерти. У Тессы была книга под таким названием, – он не добавляет, что книга эта лежала на ее ночном столике, пока он не переложил ее в саквояж «гладстон».

Теперь уже Лесли проявляет осторожность:

– По этой причине она проявляла особый интерес к туберкулезу?

– Насчет особого сказать не могу. Как вы и сами указали, работая в трущобах, она проявляла интерес ко многим медицинским проблемам. В том числе и к туберкулезу.

– Но, Джастин, если ее дед умер от туберкулеза…

– Тессе особенно претила сентиментальность, которой была овеяна эта болезнь в литературе, – чеканит Джастин. – Ките, Стивенсон, Колридж, Томас Манн… она говорила, что людям, которые находили что-то романтичное в туберкулезе, следовало посидеть у кровати ее деда.

Роб вновь взглядом консультируется с Лесли, получает согласие-кивок.

– Тогда вы, наверное, удивитесь, узнав о том, что в ходе несанкционированного обыска квартиры Арнольда Блюма мы нашли копию старого письма, которое он отправил главе маркетингового отдела «Три Биз», предупреждая о побочных эффектах нового быстродействующего противотуберкулезного препарата, который продвигала «Три Биз»?

Джастин отвечает без малейшей паузы. Новое, опасное, связанное с лекарствами направление допроса активировало его дипломатические навыки.

– Почему я должен удивляться? НГО Блюма уделяло особое внимание лекарствам «третьего мира». Лекарства – это беда Африки. Если хоть что-то и говорит о безразличии Запада к страданиям Африки, так это отсутствие хороших лекарств и неприлично высокие цены, по которым фармакологические фирмы продают свой товар в последние тридцать лет… – на Тессу он не ссылается, но, по существу, цитирует ее. – Я уверен, что Арнольд отправил десятки таких писем.

– Копию этого он спрятал отдельно, – поясняет Роб. – Вместе с множеством технических данных, которые недоступны нашему пониманию.

– Что ж, будем надеяться, что вы сможете попросить Арнольда расшифровать их, когда он вернется, – отвечает Джастин, не пытаясь скрыть неудовольствия, которое вызвали полицейские, признавшись, что рылись в вещах Блюма и читали его корреспонденцию без разрешения хозяина.

Лесли берет инициативу на себя:

– У Тессы был лэптоп, не правда ли?

– Действительно, был.

– Какой фирмы?

– Название не помню. Маленький, серый, японский, это все, что я могу вам сказать.

Он лжет. Не слишком искусно. Он это знает, они – тоже. Судя по лицам, их отношение к нему меняется, атмосфера дружелюбия испаряется. Но не со стороны Джастина. Его упрямый отказ пойти им навстречу аккуратно скрыт ширмой дипломатической любезности. К этой схватке он готовился дни и ночи, втайне надеясь, что до нее так и не дойдет.

– Она держала лэптоп в своем кабинете, так? Вместе с доской для заметок, документами и материалами, связанными с ее работой.

– Если не брала с собой, да.

– Она использовала его, когда писала письма… готовила документы?

– Полагаю, что да.

– Для электронной почты?

– Постоянно.

– И делала с него распечатки?

– Иногда.

– Пять или шесть месяцев тому назад она подготовила большой документ, примерно восемнадцать страниц основного текста и приложений. Протестовала против злоупотреблений, то ли в медицине, то ли в фармакологии, а возможно, и там, и там. Расследование чего-то серьезного, творящегося здесь, в Кении. Она показывала вам этот документ?

– Нет.

– И вы не прочитали его сами, без ее ведома?

– Нет.

– Вы ничего о нем не знаете. Правильно мы вас поняли?

– Боюсь, что да, – извиняющаяся улыбка.

– Только мы вот гадаем, а не связан ли этот документ с величайшим преступлением, с которым она столкнулась?

– Я понимаю.

– И не имеет ли «Три Биз» отношения к этому преступлению.

– Такое всегда возможно.

– Но вам она документ не показывала? – настаивает Лесли.

– Как я уже и говорил вам несколько раз, Лесли, нет, – и чуть не добавляет: «милая дама».

– Но вы думаете, что документ этот мог как-то затрагивать «Три Биз».

– Увы, не имею ни малейшего представления.

Но он имеет. То было ужасное время. Время, когда он боялся, что может ее потерять. Когда ее лицо каменело с каждым днем, а в юных глазах горело пламя фанатизма. Когда ночь за ночью она проводила у своего лэптопа, окруженная кипами исчерканной бумаги. Когда ела, не замечая, что кладет в рот, а потом мчалась наверх, даже не сказав спасибо. Когда скромные крестьяне из окрестных деревень входили в дом через дверь черного хода, сидели с ней на веранде, ели еду, которую приносил им Мустафа.

– Так она никогда не обсуждала с вами этот документ? – Лесли изображает изумление.

– Боюсь, никогда.

– А в вашем присутствии… скажем, с Арнольдом или Гитой?

– В последние месяцы Тесса и Арнольд держали Гиту на расстоянии вытянутой руки, я полагаю, для ее же блага. Что же касается меня, думаю, они мне просто не доверяли. Они полагали, что при возникновении конфликта интересов я прежде всего сохраню верность королеве.

– И вы сохранили бы?

«Ни в коем разе», – думает он. Но ответ дает двусмысленный, чего они от него и ждут.

– Поскольку я не знаком с упомянутым вами документом, к сожалению, это вопрос, на который я не могу ответить.

– Документ могли распечатать с ее лаптопа, так? Этот восемнадцатистраничный документ, даже если она его вам и не показывала.

– Почему нет? Или с компьютера Блюма. Или какого-то другого.

– И где он сейчас… лэптоп? В эту самую минуту? Лицо остается непроницаемым. Вудроу мог у него поучиться.

Ни лишнего жеста, ни дрожи в голосе, ни паузы перед ответом.

– Я искал лэптоп в списке ее вещей, представленном полицией Кении, но он и кое-что еще, как это ни печально, исчез.

– В Локи никто не видел ее с лэптопом, – говорит Лесли.

– Но едва ли они просматривали ее багаж.

– В «Оазисе» никто не видел у нее лэптоп. Она взяла его с собой, когда вы повезли ее в аэропорт?

– У нее был рюкзак, который она всегда берет в экспедиции. Он тоже исчез. И дорожная сумка, в которой мог лежать лэптоп. Иногда она его туда клала. Кения – не та страна, где женщина, путешествующая одна, может выставлять напоказ дорогую электронику.

– Но она путешествовала не одна, не так ли? – напоминает ему Роб после долгой паузы, такой долгой, словно все трое поставили задачу выяснить, у кого первого сдадут нервы.

– Джастин, – добавляет Лесли, не дожидаясь его ответа, – что вы увезли с собой, когда во вторник утром побывали с Вудроу в своем доме?

Джастин вроде бы роется в памяти, составляя список.

– Э… личные бумаги… частную корреспонденцию, имеющую отношение с семейному фонду Тессы… несколько рубашек, носки… темный костюм для похорон… несколько безделушек, напоминающих о Тессе… пару галстуков.