Мои ночные рефлексии - Ирина Гербертовна Безотосова-Курбатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот первый год моим контекстом была работа в книжном магазине на Академической в техническом отделе. Благодаря этому, я все книжные магазины в центре уже знала, но специальных прогулок по ним не совершала — в это время я в своем книжном магазине сама работала. Но уже тогда были объекты притяжения по другим маршрутам прогулок по городу — по окончании моего рабочего дня, после семи часов вечера, я уезжала на троллейбусе или шла пешком в центр сначала по Рабоче-Крестьянской улице (своему названию она не соответствует — очень элегантна: дома с причудливыми башенками со сталинским ампиром, а сейчас и вовсе — стеклянные новоделы), потом — по Астраханскому мосту через речку Царицу, которая, к сожалению, давно уже, как и многие речки в Москве, спрятана в трубу (но в советское время внизу под мостом по всей территории был очаровательный пейзаж — сплошная зеленая зона с густыми кронами больших деревьев). И, наконец, выходила на Ленинский проспект и шла или по широким тротуарам, или в середине по бульвару в тени огромных деревьев среди роскошных клумб с розами. На Аллее Героев (с величественными пирамидальными тополями, голубыми елями и множеством кустов, которые придают особое очарование и создают иллюзию леса) шла в сторону Волги (она лежала впереди, как на ладони) к кафе «Керамика», где пила кофе (не такой, увы, вкусный, как на Невском), но сама атмосфера из-за уютного интерьера была сказочной. Выходила из кафе я уже в бархатную южную ночь (дело было уже ближе к поздней осени) и снова поднималась по Аллее, по другой ее части, перейдя через Проспект, туда, где Вечный огонь (он всегда был для меня местом притяжения), потом уже шла через нашу большую красивую Площадь Павших Борцов и затем поднималась по улице Гоголя к Привокзальной площади (слева оставался сквер — часть Городского Сада). Уже давно был поздний вечер. Но — впереди был момент не для слабонервных — взятие штурмом «двойки» (единственного автобуса, уходившего в Кировский район). В 70-е годы на «двойке» можно было уехать всегда, даже в час ночи. Но всегда гудела толпа (даже в час ночи!). Главная тактика заключалась в том, чтобы попасть в автобус так, чтобы можно было легко найти местечко, и всю дорогу (45 минут), безмятежно расслабившись, сидеть и смотреть в окно. Я не могу сказать почему, но мне практически всегда удавалось встать в первом ряду и, как правило, дверь оказывалась прямо напротив меня, но в нее, эту дверь, нужно еще было молниеносно взлететь (иначе толпа могла снести), но тогда мне и это удавалось делать легко. Сейчас, по прошествии стольких лет, я удивляюсь, почему меня это сильно не напрягало (не то, чтобы я считала это нормальным явлением — нет, конечно, тем более эти безобразия творились только с «двойкой», другие автобусы и тем более троллейбусы в городе были вполне себе цивилизованными). Ответ, наверное, в том, что я испытывала необъяснимое восторженное состояние, когда автобус потом мчался в темную ночь и сначала проезжал мимо огней большого красивого города (особенно очаровательна была подсветка среди «древнегреческих дорических» колонн городской администрации (тогда — Обкома КПСС) — для того времени не частое явление), а затем нырял в такие «черные пасти», которые и можно было наблюдать только из окна безопасного автобуса: Дар-Гора с ее жутким частным сектором, мрачный отрезок страшных оврагов после Чигиринской (сейчас там еще одна Лента), и особенно — кромешная тьма после Обувной фабрики и — до самого нашего Кировского района (в те годы никакого университета, ни тем более Ленты и Ашана и в помине не было). В общем, эти контрасты очень щекотали нервы и вызывали у меня почти мистический восторг. Наверное, я действительно любительница острых ощущений от необычных маршрутов.
Был один случай, который спустя годы вспоминаю не только я. В конце 80-х я, как обычно, в конце сентября отправилась на день рождения к своей подруге в Сарепту. На электричке я ездить не любила. Поехала на автобусе. На нужной остановке надо было выйти и перейти дорогу, а потом долго идти по огромному степному пустырю, заросшему камышами, через реальные болота по узкому деревянному настилу. Идти после автобуса пешком примерно 35 минут. Всё мне казалось не так страшно, но в тот день у меня в институте были поздние занятия и на тропинке в болотах я оказалась уже в очень густых сумерках (как это описано в «Собаке Баскервилей»): идти было жутковато, слева и справа от меня стояла зеленая жижа: я еще подумала: «Это реальное болото или можно выплыть? А вдруг меня сзади кто-нибудь столкнет?». Пришла я к праздничному столу в 10 вечера. Когда вошла, меня встретила компания из 10–12 человек (все друг друга знаем). НО все сидели с напряженными лицами. Кто-то тихо спросил: «Ты откуда?». Я ведь не могла появиться в это время (все знали расписание электричек). За окном была ночь. Кто-то снова спросил: «Ты … шла через болота?». «Ну, да, я на автобусе ехала, а потом — через камыши». Никто не мог поверить в такое безрассудство! Всем было не по себе. Вспоминали об этом даже годы спустя. Но и этот маршрут я всегда любила.
1976–1981 годы. Годы учебы в институте. Другой контекст. Новые смыслы. Занятия на нашем факультете иностранных языков были исключительно во вторую смену, т. е. начинались с 14 часов дня («нулевка» с 12.00). В моей жизни началась и длилась пять лет прелестная идиллия (для такой «100 % совы», как я — это был подарок судьбы). Заканчивались занятия без 10 минут девять вечера. И, если на занятия я неслась сломя голову, иногда даже на троллейбусе (никогда не опаздывала), то после занятий я всегда шла пешком — какой бы уставшей я ни была. Я не представляю свою учебу в институте без этих вечерних прогулок и, наоборот, именно эти вечерние прогулки не мыслимы без учебы в институте. Они были наполнены контентом моих занятий, смыслом моих новых знаний, смыслом всей моей жизни. Мой маршрут начинался с чашечки кофе, которую я успевала выпить в кафе «Волга» на
