Поколение свиней - Хантер Томпсон

Когда мы отъезжали, я увидел, как к двери «Ботхаус-Хол-ла» подъехал черный микроавтобус. Из него выскочили четыре человека в зеленых комбинезонах и лихо ворвались в дверь.

— Кто это? — спросил я.

— Ла-Мигра[62], — сказал адвокат. — У меня не было выбора.

Он мрачно покачал головой.

— Не волнуйся, — проворчал он. — Они разберутся с этой свиньей. Нам больше не придется о нем беспокоиться.

Мы ехали по дороге, ведущей к площадке для гольфа. Последние клочья тумана растворялись в прозрачном воздухе, поднималось солнце. Теперь нас интересовал только гольф. Воскресное утро в парке было прекрасным.

Укромное логово

На прошлой неделе внимание американского секс-бизнеса было обращено к Голливуду. Там, в роскошном зеркальном отеле с видом на студию «Universal», магнаты секс-индустрии собрались на десятый ежегодный фестиваль эротического кино. Они приехали с обоих побережий, чтобы отдать дань уважения лучшим из лучших в своих рядах.

Гости прибывали без лишнего шума и селились в пентхаусах блестящего отеля «Шератон-премьер» со своими женами или даже детьми. Многие регистрировались под чужими именами или под корпоративным прикрытием. Случайный человек принял бы их за акционеров корпорации «Крайслер». Мужчины щеголяли в вечерних костюмах, а женщины были одеты в шелковые платья.

В небе над отелем не шарили прожекторы, и Робина Лича[63] не пригласили.

Фестиваль был почти частным мероприятием. Он проходил в рамках восемнадцатого ежегодного собрания американской ассоциации производителей «фильмов для взрослых», этого старого консорциума владельцев порностудий. Сейчас всему их племени угрожала опасность.

Здесь были люди, которые долгое время обеспечивали укромные тайные прибежища для людей вроде презренного Рикардо Рамиреса[64] из Лос-Анджелеса — «Ночного охотника», — или Альберто Дисальво[65] из Бостона. У нас много «кинотеатров для взрослых», где традиционно болтаются грязные старички в дешевых черных плащах. Часто они зависают там неделями — между припадками безумия, во время которых они блуждают по улицам и преследуют маленьких детей.

В списке гостей значились только очень влиятельные люди. Оттуда вычеркнули даже Сина Даниеля, исполнительного продюсера «Universal»… Но там были Ларри Флинт и Эл Голдстейн, издатель «Screw», из Нью-Йорка. Там были также Рас Гемпшир, президент влиятельной студии VCA в Голливуде, и еще братья Митчелл.

Мы прибыли около полудня в аэропорт Бербэнк. Там нас встретили и доставили на белом «линкольне» в гостиницу. Шофер ни слова не говорил по-английски. По пути, на светофоре, в нас резко въехала серая «BMW» — прямо на бульваре Виктори, перед погребальной конторой братьев Пирс — но наш шофер поддал газу и умчался, сделав вид, что ничего не заметил. От толчка голова у меня дернулась в сторону, как у резинового цыпленка. Потом, всю конференцию, я мучился от болей в позвоночнике. В отеле мне делали массаж и вытяжение, но боль так до конца и не прошла.

Фестиваль стал заметным событием. Он напоминал легендарный слет в Аппалачах, правда, здесь никого не арестовали и не избили. Никто не занимался сексом на людях, а единственный эпизод насилия был связан с приступом агрессии у восходящей рок-звезды Мисси Мэннерс. Весь вечер она ходила в одном белье и визгливо ругала своего патрона Арти Митчелла. Но специалистам из службы охраны в конце концов удалось ее успокоить.

Человек по имени Гриссим пытался прыгнуть с балкона пятого этажа. При этом он не выпускал из руки бутылку с джином. Полицейские задержали его и засунули под холодный душ. Друзья и коллеги Гриссима хохотали, когда копы уводили его, держа за шиворот.

Победителем стал режиссер Генри Пачард. Его картина «Американские табу» получила премию «Лучший фильм года».

Фильм был безусловным фаворитом фестиваля и собрал почти столько же призов, как «Шлюхи «новой волны»» — жестокий и очень современный вариант устаревших фильмов о наркоманах, рокерах и других обреченных подонках, болтающихся в местах вроде Ньюарка или заброшенных причалов Лонг-Бич. Тема фильма имела какое-то отношение к музыкальной «новой волне» и юным проституткам, но к концу зрелище все больше напоминало «Космический десант» или грязную португальскую бильярдную в Нью-Бедфорде.

«Табу» был ненамного лучше. Речь там шла о предательстве, инцесте, загубленных жизнях и издевательствах над детьми. Фильм состоял из четырех мини-серий в стиле «Далласа» и в общей сложности продолжался шесть часов.

На фестивале показывали ретроспективу лучших фильмов 1985 года, который был также не богат на хорошие фильмы. Маятник качнулся назад, в вялую серую зону, если сравнивать с семидесятыми годами — временем, известным как «Золотой век порно».

Тогда была снята такая выдающаяся классика, как «Глубокая глотка» и «История О».

С тех пор бюджеты фильмов усохли, а кинематографическая концепция съежилась до такой степени, что «Проклятые бедра», «Тайные хозяйки дома» и «Шведские дети и животные» оказались эталонными образцами порнопродукции.

В том же ряду стоят «Аморальный мотель», «Сперминатор» и «Кен Чен — человек из прачечной»… а в Сан-Диего ежедневный сдвоенный показ двух фильмов — «Горячие нацисты» и «Огромный лифчик» собирал зрителей 155 недель кряду.

Возвращаясь к теме, надо сказать, что Генри Пачард был на гребне волны. На той же неделе, когда он получил премию за «лучший фильм» в Голливуде, другой его фильм — «Оргазм» — был включен в обзорный просмотр «фильмов для взрослых» в «Сономарино». Здесь зрители смотрели кино, не выходя из своих машин — в открытом кинотеатре рядом с отметкой 101 в округе Сонома, сразу за границей округа Марин, в шести милях к северу от Новато.

Однажды ночью я отправился туда на арендованном «мерседесе-280». Со мной была Мария, давняя фанатка Пачарда.

Поворот к кинотеатру отмечал большой белый щит, на котором от руки было написано: «Открыто». За щитом начиналась дорога, усыпанная гравием. По ней мы доехали до будки, в которой сидел пожилой джентльмен, уроженец «третьего мира», и продавал билеты по шесть долларов. Было три часа утра. На площадке, заросшей бурьяном, стояло всего шесть машин. Только что закончился фильм «Горячие губы»… «Оргазм» должен был начаться позже.

Ларек, где днем продавали попкорн, был закрыт. На вопрос, где можно купить чашку горячего кофе, билетер ответил коротко: «Нигде». Здесь нет никаких услуг, объяснил он, кроме изображения на экране.

Все колонки в кинотеатре были давно сорваны со своих опор, и надпись на будке билетера предупреждала зрителей, что им следует включить радио в машине на волне 540.

— Давно вы здесь работаете? — спросил я билетера.

— Двадцать лет, — ответил он. — Мне нравится это дело. Это искусство, — продолжал он. — Деньги не играют роли. Я еще помню старые добрые времена, когда мы показывали здесь «Розовых Фламинго».

«Оргазм» Пачарда был одним из самых любимых фильмов билетера, и он принял как должное то, что Генри на днях получил большой приз в Голливуде.

— Я знаю его много лет, — сказал он. — Мы с ним оба давно работаем в секс-бизнесе.

Скучный день в аэропорту

Во второй половине дня Четвертого июля я сел на рейс 346 до Денвера. Комфортабельный самолет был почти пуст. В двухсотместном пассажирском отсеке сидело всего двадцать-тридцать человек. Большинство из них расселись поодиночке. Пассажиры, среди которых явно преобладали мужчины, казалось, чувствовали себя неловко.

Кто они? Почему одиноко сидят в самолете в День Независимости? Нормальные люди не проводят этот день в самолете, если у них нет серьезных проблем. Есть гораздо более приятные способы провести национальный праздник, чем сидеть в белом пластиковом салоне самолета на высоте 37 тысяч футов над Ютой, бормотать в диктофон и делать записи в блокноте. В этом нет ничего стильного, шикарного или оригинального.

Рейс 346 из Сан-Франциско прибывает в Денвер на закате. После чего самолет отправляется в Вашингтон и садится в международном аэропорту имени Даллеса около полуночи… а потом 50-минутная поездка на машине до ближайшего отеля, скорее всего, в Арлингтоне. Там прибывших постоянно донимают проверками. Администрация отеля следит, чтобы постояльцы не пили нелегальное виски, не употребляли наркотиков и не нарушали закон о содомии.

Ко мне все это не имело никакого отношения. Я сходил в Денвере, а теперь, в самолете, мне надо было прочитать кучу газет. У меня не было настроения разговаривать со случайными попутчиками.

В салоне сидело полдюжины пилотов, летевших пассажирами — «мертвые головы», как они сами себя называют. Они расположились на крайних сидениях, по обе стороны от прохода. Пилоты были одеты в полную форму и напоминали в ней императорских пингвинов. Все они сидели поодиночке.